Странница. Ранние всходы. Рождение дня. Закуток - Сидони-Габриель Колетт
Она зевнула, затем внезапно просветлела:
— Однако для него все как будто бы устраивается. Он будет руководить опереттой Пурика в начале сезона.
Она понизила голос, чтобы довериться Алисе, и заговорила со скрытой надеждой:
— Его жена больна!
— Да? Не может быть!
— Да, малышка! И серьезно, — у нее отказывают ноги, и как будто бы, если инъекции, которые ей делают, не помогут, сердце может не выдержать и в любой момент… пуф!..
Она замолчала, разглядывая что-то приятное и невидимое. Ее усталые щеки и прищуренные близорукие глаза помолодели.
— Но, знаешь, не следует обнадеживать себя подобным образом. Бедный Каррин… Он так плохо выглядит… Это в основном от недосыпания. Мы никогда не спим достаточно. Мы слишком устаем. Сердце не отдыхает. Я готовлю для него отдельные кусочки оркестровки, переписываю ноты, все, что могу после моих уроков…
Она внезапно помолодела, широко раскрыла свои прекрасные усталые глаза.
— Ты знаешь, Морис Шевалье взял одну из его песен! И еще… Видишь ли, за исключением припева, песенку сочинила я… Она прелестна…
Она попыталась через спинку дивана нащупать клавиатуру позади себя. Но вскоре отказалась от этой затеи.
— Алиса, быть может, я мало говорю о… о том, что произошло с тобой?
— Да нет же, нет, вполне достаточно, — сказала холодно Алиса.
Их почти одинаковые глаза встретились. Они скрывали удовольствие, которое испытывали от того, что были такими сходными, жесткими по отношению к самим себе, циничными от нежности и стыдливости.
— Я слышу шаги, — сказала Коломба. — Пойду ей открою.
С легкостью, которая говорила о многолетней привычке, она перебросила ноги через спинку дивана и встала.
— Входи. Да, здесь Алиса. Поцелуй ее и дай нам поговорить.
Эрмина бросила свою шляпку на рояль и устроилась рядом с сестрами. Она прижалась к щеке Алисы своей более худой щекой, светлыми крашеными волосами и тихо с нежностью закрыла глаза.
— От тебя приятно пахнет, моя милая девочка, — сказала Алиса. — Оставайся здесь.
— О чем вы говорили? — спросила Эрмина, не открывая глаз.
— Да ни о чем хорошем, понимаешь… я говорила, что сыта по горло всем тем, что видела там…
Все трое замолчали. Алиса гладила золотистые волосы крашеной блондинки. Коломба барабанила пальцами по звонкому потускневшему дереву инструмента. На вздох Алисы Эрмина приподнялась и вопросительно посмотрела в лицо сестры.
— Нет, я не плачу, — запротестовала Алиса. — Просто я очень устала. Я думаю обо всем этом. Бедный Мишу, он расплатился за свою страховку.
— Какую страховку?
— Так, одна штуковина, страхование жизни. Страховая компания тоже смотрела на меня косо… Вежливость с подозрительностью… Расследование, дети мои, они вели расследование!.. Говорю вам, уж я-то там насмотрелась более чем достаточно… Наконец все уладилось. А Ласкуметт, ну и Ласкуметт!.. Тип с мельницы. Он мне проговорился: он хочет дом и прилегающие к нему земли! Он их получит. О, господи, он их получит. Если не будет никого, кроме меня, чтобы отказать ему.
— Но тогда, — медленно сказала Коломба, — тогда у тебя будут деньги?
— Они уже у меня есть. Я получу по страховке от продажи владения… Что-то вроде… двухсот восьмидесяти пяти тысяч франков, девочки.
— С ума сойти… Но тогда, — сказала Коломба тем же мечтательным тоном, — тогда ты бы мне дала… Ты смогла бы мне дать пятьсот франков?
— Вот они, — сказала Алиса, роясь в своей сумке. — Глупышка, ты так в них нуждалась?
— В общем, да, — сказала Коломба.
Для приличия она покашляла, опустила глаза, кончиками указательных пальцев покрутила в углах своих век у носа. Алиса чуть было не растрогалась, глядя на прекрасные изможденные черты лица своей сестры, но вовремя вспомнила, что их личный кодекс запрещал проявление чувств. Она положила руки на плечи своих сестер.
— Ну, дети мои, идемте! Пойдемте со мной обедать, пить… Не давайте мне думать, что Мишель не присоединится к нам во время десерта, мой толстый Мишель, мой Мишель, который так глупо умер…
— Тс, тс, тс… — проворчала неодобрительно Коломба.
Алиса не протестуя приняла это напоминание о соглашении соблюдать легкость разговора, молчание и иронию, которое управляло их отношениями. На мгновенье она потеряла контроль над собой и еще крепче обняла сестер.
— Дети мои, я здесь. Наконец-то я здесь, — прошептала она со сдержанным волнением.
— Это не в первый раз, — холодно сказала Коломба.
— И не в последний, я думаю? — бросила Эрмина.
Чтобы лучше ее видеть, Алиса отстранила светлую головку. К воротнику своего узкого черного платья Эрмина приколола золотую розу. На одном из лепестков блестела бриллиантовая капелька.
— О! Как красиво, — воскликнула Алиса. — Это мосье Уикенд тебе ее подарил?
Эрмина покраснела.
— Ну конечно… Кто же еще…
— Да, больше некому! Я вполне удовлетворена мосье Уикендом!
— Такой славный начальник, — вкрадчиво намекнула Коломба.
Эрмина собралась с мужеством и смерила взглядом сестру.
— Он, знаешь ли, стоит Каррина. Причем без всяких усилий с его стороны.
Алиса погладила золотистую головку той, которая предпочла стать блондинкой.
— Оставь ее в покое, Коломба. Ей двадцать девять лет. Она знает, что делает. А знаешь, Эрмина, этот старый Баляби Коломбы очень мил…
— Такой же идиот, как и я, — вздохнула Коломба.
— Да, но золотое сердце…
— А ты все-таки выбирай выражения, — сказала оскорбленная Коломба.
— Но я не вижу, почему мосье Уикенд не мог бы тоже обладать этими солидными качествами, которые…
— Которые внушают вам отвращение к мужчине. Лично я ничего не имею против мосье Уикенда. Если только ему не восемьдесят лет.
— И не прыщавый.
— И не слишком светлый блондин…
— И не офицер действующей армии…
— И не дирижер. Мы имеем право только на одного дирижера на четверых. Эрмина, ты меня слышишь? Эрмина, я к тебе обращаюсь.
Эрмина с опущенной головой счищала лак ногтем большого пальца с других ногтей. Достаточно было светлых волос, чтобы ослабить ее сходство с Алисой, несмотря на чуть приплюснутый нос, аномитский нос семьи. Маленькая сверкающая капелька скользнула вдоль мясистой ноздри, блеснула, задержавшись на губе Эрмины, и исчезла в темном платье.
— Эрмина, — воскликнула Алиса возмущенно.
Эрмина еще ниже опустила голову.
— Дай мне твой носовой платок, — пробормотала она.
— Оставь ее, она сошла с ума, — сказала пренебрежительно Коломба. — С ней невозможно разговаривать, она или устраивает сцену, или плачет.
— Оставь сама ее в покое. По-видимому, у нее какие-то неприятности. Посмотри, какая она худая.
Она потрогала верхнюю часть руки Эрмины, затем взяла ее грудь, сжала рукой и взвесила на ладони.
— Недостаточно полная, — сказала она. — Что делает с тобой мосье Уикенд? Он тебя не кормит?
— Кормит, — прохныкала Эрмина. — Он очень добр. Он повысил мне зарплату. Только вот…
— Что?
— Он женат…
— И этот… — воскликнула Алиса. — Вы нравитесь
