Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский
– Что с ним было? – всполошился Борис Васильевич.
– Так инфаркт. Он не велел ничего тебе говорить, но, я думаю, ты должен знать. А лекарства-то знаешь, сколько нынче стоят… Ты бы поговорил с ним.
– Приду с работы – позвоню.
Но Георгий вышел на связь сам. Борис Васильевич стал выговаривать ему, что ничего не сообщал о себе, потом спросил, как это вышло, с инфарктом-то, – понервничал, что ли или на работе перетрудился. Гера отвечал: да сам не знаю, вдруг вечером плохо стало, приехала «скорая» и увезла. Недоговаривал чего-то брат. Но по телефону докопаться до истины было невозможно.
– А чего там Зинаида про деньги говорит, мол, не даёшь ты ей ничего?
– Да я с книжки снимаю понемногу, деньги всегда в доме есть, что она сочиняет. Только пока в больнице лежал, не мог. Ну, теперь заведу карточку, чтобы и она брала на хозяйство.
Георгий сказал ещё, что в больнице предложили сделать операцию – бесплатно, по какой-то региональной программе. И действительно, месяца через три его прооперировали. Борис Васильевич всё удивлялся, как повезло Гере – так быстро сделали, да ещё денег не взяли. Брат сообщил, что чувствует себя нормально и через неделю выходит на работу, уже и заказ нашёл. Никто и не сообразил, сокрушался теперь Борис Васильевич, что после инфаркта да вот такой операции надо пару лет на инвалидности посидеть. Но Гера не хотел, наверное, чтобы Зинаида опять капала на мозги, вот и пошёл снова по заказам. «Там же и тяжести всякие надо таскать, и на холоде приходится, наверное, работать… Надо было звонить, кричать, настаивать, чтобы дома сидел или устроился каким-нибудь охранником». Но Георгий в телефонных разговорах неизменно был бодр, даже шутил, и Борис Васильевич подумал тогда, что, может быть, сознание своей полноценности придаёт брату дополнительные силы, и он ещё окончательно поправится…
За дверью послышался голос Валентины. Борис Васильевич встал, ещё не придумав, как будет с ней общаться. Он-то помнил её по прежним приездам к брату. Помнил на свадьбе, в фате и длинном белом платье, тоненькую и стройную. И какая она была весёлая и счастливая, как влюблённо глядела на Георгия, танцуя с ним и целуясь под «Горько!». С Борисом Васильевичем она сразу стала разговаривать запросто, как если бы они давно были знакомы. Помнил, как она баюкала полугодовалого Алёшку, гордясь своим материнством, и держала за ручонки маленького Витьку, который пытался сделать свои первые шажки по земле… Он вышел в коридор. Валентина заметно располнела, перекрасила волосы, но лицом сильно не постарела. Она насторожённо посмотрела на него, тоже, видимо, не зная, как ей с ним себя держать, подала руку. Борис Васильевич сдержанно поздоровался, решив про себя, что поздно уже – да и не время сейчас – что-то высказывать ей. Пусть Георгий упокоится с миром, а кто виноват, кто прав… Ничего уже не изменишь. Скорее всего, оба неправы, кто-то больше, кто-то меньше, но что случилось, то случилось.
Валентина ушла хозяйничать на кухню, потом заглянул Витька: «Пойдёмте ужинать». Сели за стол, Павел разлил по бокалам домашнее вино. Выпили за помин души. Разговор не завязывался, но Павел был из тех людей, которые молчать не умеют. Сказал о чём-то постороннем, Валентина переспросила, он уточнил, что-то добавил, каким-то вопросом вовлёк в беседу Алёшку, и Борис Васильевич подумал, что Павел человек-то вроде и неплохой. В другое время, наверное, он отнёсся бы к нему неприязненно, потому что не любил таких вот слишком разговорчивых, если не сказать – болтливых, да и обида за Георгия никуда не делась. Но тут получилось, что как-то естественно было снято витавшее в воздухе напряжение, и Борис Васильевич нашёл возможным включиться в общий разговор и начал о том, что вот уже долгие дни не давало ему покоя.
– Я всегда думал, что Гера лучше меня понимает жизнь. Я вот старше, но он и женился раньше, и наукой всерьёз занимался. А на стройку пошёл – и там всему быстро научился, – Борис Васильевич помедлил. – Но оказалось, что он совсем не разбирается в людях. Вот связался же с этой стервой…
Он угрюмо замолчал, избегая упрёка Валентине, что, если бы не она, ни с кем бы Георгий не связался.
– Ну, я не знаю, – сказала Валентина. – Почему стерва? На вид вроде нормальная.
– Ты что, встречалась с ней?
– Вчера в «ритуалке» первый раз увидела. Шуба на ней новая, сапожки, то да сё.
– Так она в городе? Георгий же говорил мне, что она уехала к себе в Игнашино…
– Мы с Витей сами ей позвонили, – вступил Алёшка. – Папа дома один был, когда это случилось… Я нашёл в его телефоне её номер и всё рассказал. Жена ведь… Она вот и приехала. Мы не знали, что она в деревне. Думали, на работе…
Борис Васильевич вздохнул.
– Ишь, сразу припёрлась… Вы что же, совсем ничего не знали?
– О чём? Папа ничего не говорил.
Борис Васильевич ощутил, как снова саднящей болью резануло сердце от сознания неизбежной несправедливости. Конечно, рано или поздно Зинаида бы всё узнала и приехала. Но лучше бы поздно. А тут, получается, они сами её позвали, а она и примчалась моментально, как… гиена. Не хотел Георгий сыновей посвящать в свои неприятности, не рассказывал ни о чём. Да и то – Алёшка тогда к свадьбе своей готовился, в облаках летал, наверное. А у Витьки давно уже не было тесных отношений с отцом, они и встречались-то раз в год. Одинок был, по сути, Георгий в городе, только с братом мог поделиться своими бедами…
Он позвонил месяца два назад. Борис Васильевич чувствовал по его напряжённому голосу, что Гера изо всех сил пытается казаться бодрым. После обычных вопросов и ответов – как дела, как здоровье – Георгий сказал, что хотел бы посоветоваться.
– Она ведь меня ограбила, – неестественно посмеиваясь, поведал он. – А сама в деревню уехала. Я же деньги с книжки на карточку перевёл. Она сняла половину и смылась… Что делать-то теперь?
В долгом разговоре выяснилось, что Зинаида давно уговаривала Георгия переехать к ней в Игнашино – деревню недалеко от города, полчаса на электричке. Мол, деньги есть, купим хороший дом, заведём хозяйство, будем жить на природе, на всём своём. Георгий не соглашался: он
