Врачу: исцелись сам! - Владимир Сергеевич Митрофанов
На следующий день играли в футбол с экипажем другого морского тральщика. И продули со счетом 3:0. Борисков стоял на воротах и опозорился, пропустив все эти три мяча. Кроме того, к окончанию матча он весь с ног до головы был в грязи, и вечером пришлось стирать робу и тельняшку. Сменки у него не было, и, ожидая пока высохнет тельняшка, он сидел на палубе голый по пояс, читал книжку. Ветер с моря холодил ему спину, и по коже пробегали мурашки.
Двадцатого июля в свой день рождения Борисков отпросился у командира и сошел с корабля будто бы по делу в госпиталь, где работали Витя Зимин и Санька Жуков. Выпить алкогольного у них не было, просто поговорили, попили чаю, потом Борисков пошел к себе. По дороге сел в сквере на скамеечку, стал писать Наташе письмо. Пахло морем. Совсем рядом у причальной стенки стояло огромное госпитальное судно "Обь". Через сквер мимо Борискова разболтанным строем куда-то прошла вся в черном мелкорослая команда подводной лодки.
К обеду Борисков вернулся к себе на корабль, поднявшись по трапу и козырнув флагу на корме. Таков был порядок. В бухте колыхалась радужная пленка. На корме матрос с сачком на длинном шесте вылавливал или отгонял от борта к другому кораблю плавающий мусор и дерьмо.
Пообедали. Бачковой "помыл" посуду. На тральщике мытье посуды заключалось в том, что алюминиевую миску просто протирали газетой. Еда была очень жирной, и мыть ее нормально в тех условиях было действительно крайне неудобно. Борисков как медработник пытался, было, в это дело внести усовершенствование, но у него ничего не вышло и он на это дело плюнул.
Было так тоскливо, что после обеда Борисков решил навестить Хлебникова, вдруг у него есть, что выпить.
Хлебников находился на судне связи, которое стояло прямо к борту борт с "Комсомольцем", однако зайти туда по трапу Борискову не удалось: какой-то мичман с мостика заорал на него: "Эй, ты, куда прешь?" Пришлось перелезать через борт. Был священный адмиральский час. Все на корабле дрыхли без задних ног. Тучный Хлебников, конечно же, тоже спал в медпункте. Насилу он открыл глаза. Поболтали. Говорили, что через какое-то время после окончания института Хлебников внезапно умер от острой сердечной недостаточности прямо в метро.
Общее впечатление от этих сборов состояло в том, что на флоте тоже царит полный бардак.
Лет, наверное, через пять после окончания института Борискова отправили на сборы на Северный флот. Там его поставили заменять ушедшего в отпуск штатного корабельного врача. Сборы те прошли довольно спокойно и скучно. Впрочем, там, во время парада, произошла одна пренеприятная, но довольно героическая история. Впереди колонны шли барабанщики, один из них выронил барабанную палочку, а шедший сзади курсант наступил на нее ногой, прокатился на ней, чуть не упал и наткнулся шеей на штык идущего сзади. Лезвие распороло ему мышцу шеи прямо под правым ухом. Из раны струей на воротник полилась кровь, оставляя на асфальте следы. Но он героически продолжал идти и держал свое место в строю все время парада, чем вызвал восторг у присутствующих. Бывают бесполезные вещи, а бывают и бессмысленные поступки. Борисков тогда участвовал на уровне зажимания раны на шее и накладывания давящей повязки да помогал ставить носилки в санитарную машину для отправки парня в госпиталь. Больше ничего интересного не происходило. Каждое утро в его каюте появлялась пара-тройка матросов с какими-то жалобами, не желавших идти на зарядку. Кого-то он освобождал, записывая в специальный журнал, а кого-то посылал подальше.
Была уже поздняя осень. Как-то с другими офицерами стояли на пирсе. С корабля на причальную стенку с кормы полетел камень с привязанным к нему веревкой, или, на морском жаргоне, "концом", за который надо было уже из воды вытащить причальный трос и набросить его на кнехт. Было довольно холодно, и даже смотреть было страшно, как можно тащить такую мокротень из ледяной шуги. Стоявшие тут офицеры тут же заревели команды, матросы сделали вид, что не слышат или заняты другими делами, только один матросик щуплого вида, помчался ловить этот конец, ему еще по пути врезали пендаля, он хватал конец голыми руками, тащил из ледяной воды. "Ну, точно сейчас у него будет обморожение пальцев!" – подумал Борисков, которому даже смотреть на это было жутко. Пара-тройка человек на корабле и так уже ходила с забинтованными руками, причем очень довольные, потому что в связи с этим их освободили от утренней зарядки.
Там же, на сборах, он сдружился с капитаном медицинской службы Олегом Новиковым. Олег лет уже десять служил военным врачом и на каждое событие у него наготове был аналогичный случай из этой его службы. Была такая история: как-то привезли сразу на многих "скорых" чуть ли не пятьдесят матросов, отравившихся антифризом, то есть с острой почечной недостаточностью. И тут сложилась страшная ситуация и чудовищная лотерея. Пострадавшего народу было много, а систем гемодиализа (искусственная почка) только три, позже задействовали резервы в других клиниках, но и их не хватало. Кого-то взяли, а кого-то не успели. Потом была какая-то запутанная история с сотрудниками ФСБ, которых явно намеренно отравили таллием. Причем дозы всем достались разные, но даже у тех, которым попало мало или не досталось ничего, отмечались выраженные симптомы отравления – сработал психический фактор. Новиков окончил Военно-медицинскую академию. Борисков всегда считал, что курсанты академии не вполне военные. Как-то он был там по какому-то делу. Так репетировали что-то вроде парадного прохода. Посреди плаца после сильного дождя образовалась здоровенная лужа. Никто в эту лужу из слушателей академии, жалея обувь, не пошел, строй обтек ее и за ней соединился, как вакуоль, что привело начальство буквально в бешенство.
Что касается того проклятого запаха нагретого моторного масла, то Новиков, ходивший несколько раз в "автономку" на подводной лодке, сказал, что этот запах преследует и его. Он рассказал, что через какое-то время после погружения все запахи исчезают и остается только один – тошнотворный запах нагретого масла. Зато потом, когда они всплыли на полюсе, и открылся люк и чистейший ледяной воздух Арктики ворвался, обжигая ноздри, в лодку, целая череда запахов в одни миг прокрутилась в его мозгу: апельсинов, духов, женщин, цветов – как будто происходила перезагрузка всех запахов жизни. В каждый такой поход они
