Михаил Салтыков-Щедрин - Том 4. Произведения 1857-1865

Живоедова. Господи! что только с нами будет!

Баев. А зачем, сударыня, родителя на сына натравливала… ты бы вот взяла да разорвала его, Прокофья-то Иваныча, ан теперича он тебя разорвет… Духовной-то, видно, не написано, сударыня?

Живоедова. Какая духовная! давеча честью к нему приступала — лежит как деревянный!

Баев. Уж, видно, надо будет за тебя у Прокофья Иваныча попросить.

Живоедова (встает). Посмотреть, что старик делает…

Баев. А я, сударыня, уж на печку пойду… да ты бы за священником послала…

Живоедова (в сторону). Вот привязался, пострел! (Громко.) Не хочет, Финагеюшка: «Со мной, говорит, уж сколько раз это бывало!»

Баев. Так, сударыня… ну, а как не встанет… ох, господи! уйти, видно, мне от греха…

Живоедова. Уйди, Финагеюшка!

Баев уходит.

Живоедова одна.

Живоедова. Помер! Глянула я давеча в сундук, а там билетов, билетов-то — ужасти! Вот и взяла бы, да куда я с ними денусь? Все равно обыскивать станут, только воровкой еще назовут… Да где еще и деньги-то по ним получать? Конечно, кабы мужское мое дело было, взял бы наплевал на всех да и поехал прямо в казну: «Пожалуйте, мол, по билетам денежки», — а то к кому я с женской своей простотой пойду? Еще спросят, пожалуй: где билеты взяла или вот мещанинишка какой-нибудь: «Дай, мол, скажет, голубушка, билетики посмотреть!» — возьмет да и убежит с ними! Да и грамоте я не бойко умею… вот родители-то каковы были! купцу на грех продать ничего не значит, а грамоте научить — не стало ума! Хоть бы разнес, что ли, с ними господь поскорей…

Живоедова и Лобас тов приближается на цыпочках; во время сцены дверь из чулана несколько отворяется, и оттуда выглядывает Прокофий Иваныч.

Лобастов. Скончался, сударыня?

Живоедова. Скончался, сударь. Так вот перед вечером спросил, голубчик, покушать, я бульончику подала, он ничего — выпил, да, выпимши-то, вздохнул: «Ой, говорит, Аннушка, словно я и умирать хочу!» Я, знаешь, к нему: «Христос, мол, с тобой, Иван Прокофьич!» — ан он уж и помер!

Лобастов. Царство небесное, сударыня! Он мухе зла не сделал, сударыня!

Живоедова. Уж какое зло! У него, вот я как тебе, Андрей Николаич, скажу, даже мысли злой в голове никогда не бывало! Все, бывало, думает, как бы облагодетельствовать или добро сотворить… «Аннушка! — говорит, бывало, мне, — не об тленном богатстве, а об душе своей надобно в этом свете думать! вынь, говорит, гривенничек из ящика нищему брату подать!» Самый, то есть, убогий человек был!

Лобастов. Да; сирот много после себя оставил!

Прокофий Иваныч (за дверью). Стало быть, тятенька-то умер! Что ж, однако, они делать хотят?

Лобастов. А за Семен Семенычем вы послали, сударыня?

Живоедова. Послала, Андрей Николаич, ты ведь и сам так велел.

Лобастов. Это точно; он нам нужен…

Живоедова. Андрей Николаич! Я все думаю, что кабы ты сам все это обделал?

Лобастов. А что вы думаете? Решусь! (Приближается к боковой двери и опять возвращается.) Нет, сударыня, не могу!

Живоедова. Да отчего не мочь-то!

Лобастов. Грех-с.

Живоедова. Да ведь он обсчитает нас — это наверное!

Лобастов. Его и обыскать можно, сударыня!

Прокофий Иваныч (за дверью). Да, никак, они родителя-то ограбить хотят?

Лобастов. Вы, сударыня, только не троньте его, пускай он в свои расчеты углубится, а я около того времени подкрадусь к нему тихим манером да двумя пальчиками под мышки… (Показывает.) Так он и все тогда опустит!

Те же и Понжперховский.

Понжперховский. Ваше превосходительство! Анна Петровна!

Живоедова. Ох, да не кричите вы, Станислав Фаддеич, и без того горести много!

Понжперховский. Я, Анна Петровна, узнавши о кончине почтеннейшего Ивана Прокофьича, первым долгом счел… Что ж, ваше превосходительство, приступим!

Лобастов. Я не понимаю, майор, что вы хотите сказать! Это вы, Анна Петровна, дали знать Станиславу Фаддеичу?

Живоедова. Я, сударь. Что ж, Андрей Николаич, я тоже осторожность свою соблюдаю… Мое дело женское, я и считать не умею, так обделать-то меня не мудрость какая…

Понжперховский. И справедливо, ангел мой, рассуждаете. А как при этом я в качестве депутата буду, так все счеты в совершенной верности совершатся.

Лобастов. Так я уж домой уйду, Анна Петровна.

Понжперховский. Помилуйте, ваше превосходительство, из чего же вы претензию на Анну Петровну имеете? ведь они, вас же любя, прожект свой раскрыли, так надо же им и об себе подумать… (Вздыхая.) Ведь коли по правде сказать, и мысль-то эта первому в голову мне пришла… вот клянусь вам честью… Так приступить, что ли, генерал?

Лобастов. Нет, уж обождем лучше Семена Семеныча…

Понжперховский. А я бы думал, что без Семена Семеныча… Я, признаться, и Мавру немножко с тем позадержал… право-с! Обделаем все полегоньку-с, и покуда Семен Семеныч там соберется да придет, наш уж и след простыл.

Лобастов. Делайте разве уж вы, а я не могу… так, знаете, и кажет все, что старик сейчас встанет.

Понжперховский. Предрассудок это, ваше превосходительство… (Направляется к спальной.)

Живоедова (вслед ему). Только уж я вас, как вы себе хотите, Станислав Фаддеич, раздену, как вернетесь… вы, пожалуй, и невесть куда капиталы попрячете.

Прокофий Иваныч. Кто бы вот подумал, что и Андрей Николаич такая же выжига? (Выходит на сцену.) Желаю здравствовать, ваше превосходительство!

Живоедова вскрикивает, Понжперховский останавливается посреди дороги.

Лобастов (с испуга не узнавая Прокофья Иваныча). Ты кто такой, ты кто такой?

Прокофий Иваныч. А я вот насчет тятенькинова здоровья-с узнать пришел.

Понжперховский (весьма любезно). А! Прокофий Иваныч! почтеннейший! как поживает Мавра Гарасимовна? А я вот прогуливался да тоже зашел узнать, как здоровье Ивана Прокофьича…

Лобастов (узнав Прокофья Иваныча). Да как ты смел? да ты знаешь ли, что Иван Прокофьич от тебя, от бездельника, при последних минутах находится? Уморить, что ли, ты его пришел? да тебя, сударь, на каторгу мало! (Наступает на него.) Вон отсюда!

Прокофий Иваныч. Да вы, ваше превосходительство, не трудитесь кричать-то! Я, по вашей милости, очень знаю, что тятенька уж померли; стало быть, теперича в этом месте хозяин не вы, а я! Желательно вам, сейчас вас отселева выгоню!

Понжперховский. Так Иван Прокофьич, стало быть, умерли?.. скажите пожалуйста, жалость какая!

Живоедова. Ах ты, господи! в щелку он, что ли, пролез!

Лобастов (не теряя присутствия духа). Что ты врешь! кто тебе сказал, что Иван Прокофьич помер… Вон отсюда! (Толкает его.)

Прокофий Иваныч. Зачем врать-с? Да вы не больно прытко-с, не толкайтесь-с… у меня тутотка и свидетели есть-с… Федор Федорыч! Трофим Северьяныч!

Живновский и Праздников выходят из засады.

Живновский. Вот, стало быть, и пригодились, Прокофий Иваныч!.. только раненько вы зрелище-то в ход пустили: вам бы переждать, как они там воровство свое учинят, да тут бы и перекусить им горло с поличным!

Живоедова (Понжперховскому). Говорила я тебе, сударь, что богу всякое греховное дело противно! так оно и вышло… (К публике.) Шутка сказать, что он задумал! мертвого человека ограбить!

Лобастов (в смущении). Я… я… я ничего тут не понимаю.

Прокофий Иваныч. Тут, ваше превосходительство, и понимать больше нечего, кроме того, как вы все во власти моей состоите… (Одушевляясь.) Будет мне теперича кланяться, мы теперича сами при капиталах находимся!

Лобастов делает движение, чтоб уйти. Нет, ты стой, енарал, в дегтю хвост свой замарал! Так ты меня ограбить хотел? Ты, то есть, жизни лишать меня желал? Чтоб я и с женой по миру ходил, у добрых людей копеечку просил, да голодным брюхом господа хвалил? Этого, что ли, ты хотел?

Живновский. Ай да Прокофий Иваныч! А вы чего, генерал, смотрите! да я бы на вашем месте давно ему и в зубы, и в нос, и в щеки, и во всякое место горячих наклал!

Понжперховский. Так я уж гулять пойду, Прокофий Иваныч…