Собрание сочинений. Том 6. 2006–2009 - Юрий Михайлович Поляков
– Нет… – сознался писатель.
– Вам лучше не знать. Разве это не чудо, что два человека, еще вчера не знавшие о существовании друг друга, оказываются столь близки, что стыдно подумать…
– А что же дубленка? – поинтересовался автор «Знойного прощания».
– Эх вы!
…Прошел почти год, а шкуру никто так и не купил. За это время мы окончательно охладели, и судьба дубленки, пожалуй, единственное, что продолжало нас связывать. Мы перезванивались. Я успел страстно влюбиться в длинноногую студентку ВГИКа… Ничего, что я об этом рассказываю?
– Рассказывайте! Я скоро уже привыкну…
– Спасибо, коллега! Гуля, в свою очередь, серьезно увлеклась молодым милиционером, дежурившим в стеклянной будке на перекрестке Земляного Вала и Старой Басманной, прямо напротив «комка»: он забегал иной раз по-соседски в магазинный туалет и однажды для удобства вынул из кобуры табельный «макаров», положил на сливной бачок да и забыл, совершив тем самым тяжкое должностное преступление. Пистолет нашла Гуля и убрала от греха в сейф. Через полчаса примчался белый, будто кафель в операционной, постовой, и в тот момент, когда моя бывшая подруга со снисходительной улыбкой возвращала ему оружие, малолетний хулиган Купидон поразил их из своей рогатки. В результате она все-таки бросила мужа-доцента, а милиционер – двух сыновей и жену-пескоструйщицу.
Я уже стал забывать про дубленку, да и Маргарита Ефимовна больше не спрашивала, махнув рукой и навсегда вычеркнув четыреста пятьдесят рублей из семейного бюджета. Вдруг, как сейчас помню, шестого марта звонит Гуля и севшим от волнения голосом сообщает: «Дима, приезжай! Купили!» Я помчался в «комок» как сумасшедший. Мне нужны были деньги: у студентки ВГИКа оказалось нездоровое, прямо-таки сорочье влечение к блестящим изделиям из драгоценных металлов, а я уже вступал в тот возраст, когда одним блеском глаз юницу не взять. Но еще больше мне хотелось узнать, как же все это произошло и кто именно купил мое козлиное горе.
Гуля ждала меня на пороге магазина, показательно светясь тем новым женским счастьем, какое так любят напускать на себя дамы при встрече с бывшими любовниками, даже если расстались спокойно и по взаимности. Я вручил ей огромный букет роз, купленный по дороге, она мне – четыреста сорок рублей. И все подробно рассказала. Оказалось, покупателей тоже было двое. Мужики, по виду командированные и пьяные в стельку, опаздывали на Ярославский вокзал к поезду. Один, едва ворочая языком, объяснил, что жена просила купить в Москве дубленку, отделанную ламой и обязательно с вышивкой.
– Даже и не знаю… – покачала головой опытная продавщица. – Есть у меня одна. Но ее уже отвесили…
– Не обидим! – пообещали командированные, поддерживая друг друга, чтобы не упасть.
И она, отворачивая лицо, принесла им мою злополучную шкуру. Но мужикам, которые, очевидно, пили все что можно и закусывали чем попало, запах даже понравился.
– Чуешь, кожей пахнет! Не подделка! Заменитель резиной отдает…
Но их беспокоило другое – размер. Покупающий пьяный внимательно посмотрел на дубленку и покачал головой:
– Не-е-е… Моя крупней… Мерь! – приказал он другу.
Сопровождающий пьяный, не сразу найдя рукава, надел дубленку.
– Размер правильный, – кивнул покупающий пьяный. – И вышивка приятная. Моей понравится. А вот лама что-то хилая…
– Совсем даже не хилая, – мягко возразила Гуля. – Просто свалялась. Расчешется!
– Нормальная лама! – подтвердил сопровождающий пьяный. – Расчешется.
– А ну, застегнись! – бдительно приказал покупающий пьяный. – Знаю я этих душманов! У них всегда петель для пуговиц не хватает!
Гуля похолодела, понимая, что сейчас произойдет, ведь дубленка-то застегивается на мужскую сторону. Несколько раз, сбиваясь, командированные пересчитывали сначала пуговицы, потом – петли. Как ни странно – сошлось.
– Чувствуешь, как пахнет? – восторженно втянул воздух сопровождающий пьяный.
– Еще бы! Натуральная! Моей понравится. Синтетика пахнет галошами.
– Сколько стоит?
– Пятьсот пятьдесят.
– Бери, не думай! – посоветовал сопровождающий пьяный.
– З-заверните!
– Но ее отвесили! – запротестовала Гуля.
– Не об-бидим!
Расплатившись, пьяные схватили сверток и, налетая на вешалки, умчались к поезду.
– Не обидели? – спросил я.
– Нет, не обидели… – ответила она и посмотрела на меня так, что сразу стало ясно: с милиционером у нее скоро закончится.
Но два раза войти в одну и ту же женщину, как справедливо заметил Сен-Жон Перс, невозможно! Вот что такое, дорогой мой Андрей Львович, расчисленный хаос бытия! Об этом я хочу снять кино. А вы мне все какой-то «Портрет Дориана Грея» для бедных подсовываете!
– Ничего я вам не подсовываю!
– Нет, подсовываете! Поэтому думайте, думайте и еще раз думайте!
– А Гуля? – после некоторого молчания спросил автор «Заблудившихся в алькове».
– Что именно вас интересует?
– Ну, как у нее сложилось?
– Не знаю. Я еще не настолько стар, коллега, чтобы интересоваться дальнейшей судьбой моих прошлых женщин! – мрачно ответил Жарынин и пошел на рискованный обгон огромной фуры, нагло прущей в левом ряду.
Увлеченный рассказом, Кокотов даже не заметил, что пробка давно рассосалась и они уже проскочили указатель на «Правду».
Глава 53
Старый козак Розенблюменко
Когда подъезжали к Дому ветеранов, Андрей Львович бросил ищущий взгляд на стоянку, и сердце его, похолодев, сжалось, точно мошонка на морозе. Красного «крайслеренка» Обояровой не было.
«Вот мы и продолжили наши роскошные беседы!» – мысленно заскулил автор «Преданных объятий» и, злея, вспомнил, как грубо беспардонный Жарынин пресек его вчерашнее свидание с Натальей Павловной, такой ласковой и многообещающе доверчивой.
Кокотов повернулся к режиссеру, чтобы в отместку резко выразить ему какую-нибудь еще не сформулированную гадость, и обнаружил, что тот, подавшись вперед, внимательно разглядывает через лобовое стекло вислоусого незнакомца в украинской рубахе-вышиванке. Приезжий стоял, выкатив на балюстраду живот, и щурился на солнышко. Было ему за пятьдесят, о чем свидетельствовали седые немытые космы, какие обычно позволяют себе только бомжи да еще самый авангард творческой интеллигенции.
– Андрюха?! – вдруг завопил Жарынин, выскочил из машины и пошел на «незалежника», широко раскинув руки, точно строитель светлого будущего с советского плаката.
– От дывысь! – весело отозвался малоросс и, еле поспевая за своим животом, бросился по ступенькам вниз. – Узнал, бисов сын, старого козака Розенблюменко!
Наблюдательный писатель успел заметить на нем просторные джинсы, напоминающие шаровары, и жовто-блакитные кроссовки. Встретившись, почти столкнувшись, режиссер с незнакомцем обнялись и, радостно причитая «сколько лет – сколько зим», стали обхлопывать друг друга, проверяя, все ли части тела на месте.
– Дмитро!
– Андрюха! Ну, ты и размордел!
– А як же? Москали теперь наше сало не едят, нам больше достаеться!
Кокотов, убитый отсутствием бывшей пионерки, нехотя вылез из «Вольво» и смотрел на счастливую встречу друзей
