Циньен - Александр Юрьевич Сегень
— Недаром говорят, что ты и твой брат — одни из самых богатых людей Шанхая.
— Есть такое дело.
— И машина у тебя — высший класс.
— У последнего русского императора была такая.
— А не боишься, что пролетарская революция отнимет у тебя все богатство?
Ли Ханьцзюнь задумался и не сразу ответил, но ответ его пришелся всем по душе:
— Революция — сама по себе богатство. Ради нее я готов всем пожертвовать.
— Прекрасно сказано, Ли Ханьцзюнь! — восхитился Ронг. — Конфуций, какое изречение есть у тебя на сей счет?
— Низкий человек суетливо поджидает удачу, а благородный муж с достоинством ожидает велений неба, — не моргнув глазом произнес Мин Ли.
— Все-таки без Конфуция нам хреново! — засмеялся Лю.
И все тоже засмеялись, находясь в возбуждении от предстоящего события. Лю дрыгал ногой, и Ли Ханьцзюнь заметил это:
— Лю, ты чего ногой дрыгаешь? Перестань так волноваться!
— Благородный муж в душе безмятежен. Низкий человек всегда озабочен, — нашлась у Мин Ли цитата из Конфуция.
Лю взъерепенился:
— Слушай, ты, благородный муж! Мало тебе тогда синяков понаставили? Я могу добавить.
Конфуций продолжал сыпать мудрыми изречениями:
— Если в человеке естество затмит воспитанность, получится дикарь. А если воспитанность затмит естество, получится книжный червь Лю Жэньцзин. Лишь тот, в ком естество и воспитанность пребывают в равновесии, может считаться достойным мужем.
— Заткнись, Конфуций! — сердился Лю. — Коммунистическая партия Китая не нуждается в твоих изречениях.
Но Конфуция уже невозможно было остановить:
— Прошу тебя, Лю Жэньцзин, будь более человеколюбивым! Для народа человеколюбие нужнее, чем огонь и вода. Я видел, как от огня и воды погибали, но не видел, чтобы кто-нибудь погиб от человеколюбия.
— Слушай, я ведь точно тебе сейчас врежу!
— Закрой ручей своего красноречия, Конфуций, не то его устье может и впрямь быть повреждено, — засмеялся Тигренок.
— Не поговорить с человеком, который достоин разговора, то же самое, что пройти мимо бесценного клада.
— Ну всё, сейчас ты у меня получишь по морде!
Лю сделал замах, как бы намереваясь ударить Мина, но Мин выхватил из кармана маску морщинистого старика и проворно надел ее себе на лицо.
Трипль-фаэтон выехал на мост Вайбайду, с которого открылся прекрасный вид на консульство Российской империи. Уже отсюда можно было заметить, что в консульстве вовсю идет праздник. Из дверей выбегали гости бала-маскарада, разодетые в основном в китайские национальные костюмы, у многих на лицах маски. Со двора консульства начали взмывать в небо фейерверки. Ронг воскликнул:
— Ух ты! Здорово!
А Ли Ханьцзюнь заметил:
— Главное, прибыть в разгар праздника, когда всем уже до фонаря, кто ты и откуда прибыл. Тигренок Ронг, приготовь свой французский.
— Он у меня всегда наготове, Ли Ханьцзюнь.
— Как и член! — грубо пошутил Лю, но у всех было такое прекрасное настроение, что компания дружно рассмеялась в ответ на скабрезность, даже Ронг засмеялся, отвесив Книжному Червю пародию на подзатыльник.
Го Леан вел машину по мосту над рекой Сучжоухэ. Во все стороны открывались прекрасные виды Шанхая.
— До чего же красивый город! — воскликнул Ронг.
* * *
На бал-маскарад в консульство Российской империи в Шанхае собралось человек сто, большинство наряжено в китайские национальные костюмы. Да и немудрено, их легче всего было достать или заказать на- прокат. Над входом в здание, иллюминированное несколькими десятками разноцветных лампочек, красовался большой портрет Гроссе и надписи на китайском и русском языках:
В.Ф. ГРОССЕ. 20 ЛЕТ КОНСУЛЬСКОЙ СЛУЖБЫ В ШАНХАЕ.
Уже стемнело. В небо взлетали фейерверки, с треском взрывались, рассыпаясь многоцветными искрами. Гости весело смотрели в небо, на эти огненные букеты, стараясь отогнать от себя невеселые мысли о потерянной родине, о пугающем будущем, о нехватке средств, которую неизвестно чем можно будет пополнять.
Здесь же присутствовали в своих повседневных церковных облачениях двое священников — отец Лаврентий Красавченко лет шестидесяти и отец Иоанн Витютнев лет на пять помоложе. Оба сурово молчали.
Донской явился в генеральском мундире, но на лице у него сидела маска удивленного розовощекого юноши.
— Прикажите музыкантам поспешить сюда! Будем танцевать в парке, — отдал он повеление.
Самсонов и Григорьев пришли в облачениях даосских монахов, на лицах одинаковые маски бледных и исхудавших старцев. При этом они не пропускали ни одного официанта с подносом, чтобы непременно поставить осушенные бокалы и взять новые, с вином или пивом. Приподнимали изнуренные маски и пили за милую душу.
— Я уже не разбираю, кто тут настоящие китайцы, а кто наши, — признался Самсонов.
— Вон те — китайцы. Гости от шанхайского правительства. Вон те — тоже. Богатые меценаты. Видишь, как наш консул перед ними выплясывает. — Григорьев показывал на две группы гостей. Около одной из них стоял сам виновник сегодняшнего торжества, наряженный как китайский император.
— Выгадать момент и навалять им по первое число!
— Нельзя, брат Самсонов! На какие шиши потом Гроссе будет задвигать такие журфиксы?
Музыканты уже разместились в отдельном уголке парка, дирижер взмахнул руками, и струнный октет принялся играть «Канон» Пахельбеля.
Автомобиль, в котором ехали Ли Ханьцзюнь, Ронг, Лю и Мин, уже давно выехал с моста на улицу Дамин и свернул на улицу Хуанпу, приближаясь к консульству Российской империи.
— Только, чур, не сразу! Дождитесь, когда они хорошенечко поднапьются, и только тогда действуйте, — предупредил Ли Ханьцзюнь.
— Если удастся поджечь здание, это будет хороший подарок нашему съезду, — сказал Книжный Червь.
— Только умоляю, действуйте осторожнее, чтобы никто нас не заподозрил, — наставлял благоразумный Ли Ханьцзюнь, на что у Конфуция мгновенно нашлась цитата:
— У сдержанного человека меньше промахов. Как можно не доверять нам? Это все равно что ехать в повозке без оси.
— Конфуций, сними маску, я тебя все-таки ударю, — зверски оскалился Лю.
— Не вздумайте только мне еще там подраться друг с другом или с кем-то из русских, — предупредил Ли Ханьцзюнь.
— Да я же в шутку ему угрожаю, — буркнул Лю, хотя явно угрожал не на шутку.
Трипль-фаэтон самого богатого коммуниста подъехал к консульству. Го остался за рулем, чтобы быть всегда готовым дать по тормозам и увезти своих товарищей с поля боя, а Ли Ханьцзюнь, Ронг, Мин и Лю вышли из машины. Ли Ханьцзюнь зашагал впереди всех, показывая
