Пепельная Луна - Ольга Михайловна Фарбер
Оставив тщетные попытки заснуть, она подошла к окну и отодвинула занавеску. Полная луна стояла в небе прямо напротив дома – величавая, холодная, молчаливая визави. Не поймешь, дружественная, враждебная или просто отстраненная. Луна и Катя стояли друг против друга, разделенные окном, бодрствующие в теплой майской ночи – одна по призванию, другая по принуждению. Одна на небе, другая на земле.
И тут раздался резкий звук, похожий на стук захлопнувшейся от порыва ветра форточки.
Форточки были еще одним приветом от Семена. На окнах в доме стояли деревянные стеклопакеты, созданные по эскизам прежнего хозяина. Разумеется, старые рамы оставлять было нельзя, и Семен сохранил от них главное воспоминание – форточки. Где вы еще найдете стеклопакеты с форточками?
Катя прислушалась: звук не повторился, но то, что раздался он внутри дома, сомнений не вызывало. На первом этаже все закрыто. Может быть, на втором? Или упал какой-то предмет, или…
Она бесшумно подошла к двери спальни и снова прислушалась. Что, если все-таки воры? Наверняка тот, кто планирует ограбление, заранее собирает информацию о владельцах, ведет слежку, в конце концов – действует по наводке. И если целенаправленно идет на дело в момент, когда в доме находится хозяйка, имеет самые кровожадные намерения. Хотя брать в доме, кроме памяти, нечего. Не будут же воры выносить и грузить диваны и кресла. Что касается денег, то было бы странным держать крупные суммы в загородном доме, хозяйка которого появляется не каждый день и использует это жилье скорее в качестве дачи.
«Бог не выдаст, свинья не съест», – вспомнила Катя любимую поговорку Семена. Звучит грубо, но ему она нравилась. Так он говорил, подписывая какие-то бумаги – разумеется, она никогда не спрашивала подробностей – и подмигивал ей, как бы беря в сообщники. Воспоминание о Семене придало силы. Черт возьми, она в его доме, в своем доме! В конце концов, чтобы преодолеть страх, надо на него пойти – так учат в детстве не бояться темной комнаты.
Катя открыла дверь и решительно, но бесшумно пошла в гостиную. По пути глянула в зеркало. В доме было много зеркал разного размера, они встречались в самых неожиданных местах. Больше всего ей нравились маленькие зеркала, висевшие между старыми семейными фотографиями: смотришься – и как будто ты уже там, с ними, твой портрет висит на стене.
На этот раз зеркало показало ей встревоженное бледное лицо и пышную копну волос, казавшихся в льющемся из окон лунном свете тоже белесыми. Шелковая белая ночная сорочка почти до пят дополняла образ.
«Ни дать ни взять – привидение! – усмехнулась Катя. – Сейчас я бы сама себя испугалась».
В стенной нише коридора стояла массивная высокая статуэтка – бронзовый кот с неестественно вытянутой шеей. Подарок одного из клиентов на прошлое Восьмое марта. Пожалуй, это самое тяжелое, что попалось ей на пути. Массивная голова кота была увенчана острыми ушами – отличное орудие для защиты и нападения. В кои-то веки подарили что-то действительно полезное!
Катя прислушалась к тишине и взяла кота за шею. Держа кота, как шпагу, в правой руке, левой толкнула дверь в темную гостиную. Тишина. Включила свет – никого.
Она обошла весь дом, включая свет, проверяя форточки. Поднялась на второй этаж. Заглянула под лестницу, на веранду, во все углы. Дом словно показывал ей каждую комнату, отчитывался, как провинившийся школьник: тут пусто и тут ничего, не виноват я!
Вернувшись в гостиную с тем же бронзовым котом в руках, Катя подошла к круглому столу и замерла, увидев то, что стало причиной шума. Их с Соней фотография в массивной серебряной раме с изящной инкрустацией, очевидно по рассеянности поставленная ею на край стола, упала и лежала на паркетном полу.
Катя подняла ее и поставила обратно, сдвинув к центру стола. На стекле в правом нижнем углу Катя заметила небольшой скол, но решила не разбирать раму и не выбрасывать стекло. Рама была очень дорога Кате – Семен привез ее из ЮАР.
Соня по-прежнему улыбалась ей с фотокарточки и пристально смотрела немного исподлобья. С первого класса у нее все всегда было на пять, начиная с прописей в косую линейку и заканчивая поведением. Золотая медаль в английской гимназии, отличный аттестат в музыкалке. И на выпускной – Катя помнит – она собиралась как на экзамен: безупречно заколотые в высокую прическу волосы, элегантное платье, фасон которого выбирала гранд-дама их семейства, Сонина прабабушка Анна Ионовна, а шил ее знакомый модельер из Дома моды. Соня несколько раз ходила туда на примерку, а потом ее пригласил на показ один из молодых людей, работавший моделью.
– Тимур работает в Доме моды и здорово танцует, – сказала про него Соня.
– А учиться он когда успевает? – спросила Катя.
– Мамочка, он пока не учится, но это только пока! – уверенно сказала Соня. – Если бы ты видела его на подиуме… У него есть актерский талант!
– Главное, чтобы ты учебу не бросила, – ответила Катя тогда невпопад, скорее следуя своим мыслям.
– Ой, ну что ты себе в голову взяла! Хотя вот ты сама бросила аспирантуру и долго никому не говорила, мне Аня рассказывала…
Аней она с детства называла прабабушку Анну Ионовну, а бабушку – Надей. Катя не узнавала свою строгую мать – никто и никогда не называл ее Надей, кроме давно пропавшего из их жизни мужа, Александра Суворова.
Надя то и дело снабжала Соню кулечками конфет, а то и купюрой «на личные нужды». Порой Катя даже завидовала дочери, поскольку не могла припомнить душевной теплоты матери по отношению к себе в детстве. Наверное, действительно внуков любят больше, чем детей, утешала она себя.
– Я и не отрицаю, что ушла из аспирантуры, но тогда время другое было! Тебе не представить… Одна страна развалилась, другая только появлялась. Перестройка, начало 90-х… Да и потом, я-то получила высшее образование, а науку бросила ради работы, и неизвестно, как бы мы сейчас жили, не сделай я тогда этот шаг. А вот если ты из Гнесинки вылетишь, Аня этого не переживет! Она столько сил в тебя вложила. И уж не знаю, как у Тимура, а у тебя точно талант, и его надо совершенствовать, а не… не… – Катя не знала, чем закончить, и неожиданно для себя добавила: – Не по показам мод ходить!
Сказала и тут же пожалела, услышав себя словно со стороны. Ей совсем не хотелось обидеть Соню, ведь
