Словно ничего не случилось - Линда Сауле
«Отвезите ее в больницу, надо исключить возможность вторичного утопления», – сказал мне тот, кто спас ее, – жилистый мужчина с крепким загаром. «Что произошло?» – «Она заплыла слишком далеко». – «Слишком далеко?» – спросила я, едва владея голосом. «Слишком далеко, чтобы хоть кто-нибудь заметил, что она тонет», – с раздражением в голосе ответил незнакомец.
Я поморгала и затрясла головой. Видение было таким ярким, что я не сразу избавилась от него, не сразу поняла, что все еще сижу на стуле и пялюсь в пространство за дверью. Шум прибоя доносился до моего слуха, со стороны утеса с приходом ночи задышала полынь. Многослойная мрачность за дверью поглотила очертания скалы, и лишь тонкая полоска лунного света мягко, по-осеннему стелилась по песочным дюнам.
Картинка вдруг качнулась, и в ней проступил неясный, напоминавший женскую фигуру образ, который являлся не чем иным, как причудливой игрой лунного света и тени. Я прищурилась, не до конца понимая, что колебание ночного воздуха было осязаемым. Нечто живое двигалось там, у дальнего приступа скального утеса. Я вздрогнула и подалась вперед, напрягая зрение и слух. Громкий крик и хлопанье крыльев ответили на мой невысказанный вопрос – большая белая птица спустилась на пляж, она-то и напугала меня. Когда она шумно вспорхнула, кромсая воздух массивными крыльями, и улетела за пределы видимости, пляж окончательно опустел. Теперь, кроме меня, вокруг никого не было.
Я присела на корточки. Провела рукой по полу, почти чистому: песка совсем немного, просто нанесло с пляжа, а может, он лежит здесь с лета. Щель, следом еще одна, на равном расстоянии друг от друга, если приложить руку, то ощутишь, как в просветы тянет с улицы воздух. Но что это? Пальцы натолкнулись на что-то холодное. Монетка, неизвестно когда провалившаяся сюда да так и застрявшая. Я поддела ее пальцем и принялась толкать вперед, пока она не уперлась в перемычку. Минута возни, она у меня в руках, и я ощущаю что-то знакомое в ее выпуклом очертании, в мягком рельефе: с одной стороны – королевский профиль, c обратной – силуэт шерстистого мамонта с призывом спасти планету [20].
Я задумалась, а потом оборвала непрошеные мысли и нежно погладила очертания давно исчезнувшего великана, занявшего почти всю поверхность реверса, словно и здесь перед ним возникло препятствие на отчаянном и безнадежном пути к выживанию. Приложила монетку к щеке и закрыла глаза, стараясь изо всех сил услышать заключенное в ней послание, распознать скрытый шифр или хотя бы угадать имя того, кто обронил ее. Но внутри меня отзывалась лишь тишина.
Тающий остров
Остывшая земля, мерзлая и неприветливая. Причудливыми изгибами простирается первобытный рельеф, это время до начала времен, ни на что не похожее превращение. Время, когда по морю бродили ледяные глыбы, ломая и круша все, что попадалось на их непредсказуемом пути. Это время большого передела, неутихающей грозной битвы, время неумолимой беды.
Холмистые гряды и белесые пустоши, схватившиеся коркой льда, отливают мертвенной белизной, которая простирается до самых краев Острова, лишь немного меняя цвет у воды, где она синеет и рыхлится, подкрадываясь к бушующей линии волн. В низинах же, подальше от берега, – сплошной лед: матовый и застоялый, он сковал землю, лишив ее дыхания, обездвижив на долгие тысячелетия, и кажется, что процесс этот будет длиться столько же, сколько и длился до этого, а значит – бесконечно долго.
Все вокруг запорошено, застекленело, все едино: и гулкие низменности, и прибрежные склоны, сложенные из ледяного песка, и прозрачная изморозь речных устьев, где вода застыла на пути к морю, и вспухшие утесы, остывшие, промерзшие насквозь. Все вокруг дрожит от нестерпимого мороза, все дыбится – безжизненное, потухшее, навсегда окостеневшее.
Кажется, что Остров был мертв всегда и будет мертв еще целую вечность. Что, однажды поднявшись из морских пучин или спустившись с небес, он пожалел, что выбрал это неприветливое место и оказался бессилен перед дыханием неведомого северного края.
Природа вела неслышную битву, свидетелей которой еще не нашлось, но Остров помнил. Его спящее сердце еще хранило память о зеленых долинах, сокрытых под коркой льда, он все еще слышал остывшее дыхание деревьев и шорох обездвиженных листьев, хотя и не мог надеяться, что возродятся мгновения бурной жизни, которыми беспрестанно занята природа.
Громоздятся массивные известняковые плиты, осколки гранита ранят друг друга, крошатся тысячелетние прослойки торфа – отгнившие листья и древесина, спрессованные силой природы, которой невозможно противостоять. Скала дробится на камни. А камни – в песок. А поверх всего – бескрайняя белизна.
Пустынны холмы и равнины, безлюдны горные кряжи, в них еще не звучало человеческое эхо. Темны раскаты грома, размашист птичий свист. У берегов слышится плеск – это крабы в поисках добычи поднимают камни, подставляя глаза под удары свирепых чаек. Прибрежные волны шумят, дробясь в холодную крошку и осыпаясь искрами льда. Они раскатисты и так же исконны, как берег, на который наступают.
Только вода подвижна, она умеет прокладывать путь, точить и камень, и лед. Она умеет дышать, двигаться – и оттого кажется живой, хотя нет еще руки, способной пропустить ее сквозь пальцы, уха, чтобы уловить сладостный шум, нет сердца, что зашлось бы от радости при этих звуках.
В воде бьется рыба, жирная и изворотливая. У нее большие глаза, сильные плавники и хвост, который помогает уйти от хищников. Натыкаясь на берег, рыба поворачивает и несется прочь, в сизые глубины, подныривая под осколки отколовшегося льда. Наверху гуляет стужа.
В глубине Острова лежит озеро. Его поверхность бледна и так заснежена, что озеро не ведает, где заканчиваются его границы и начинается долина. Удаляясь прочь от Острова, рыба не слышит, как в глубине Острова раздается громкий хруст, и гигантская трещина пробегает по поверхности озера от берега до берега.
Озеро начинает пробуждаться. Теперь берега его обозначены, и оно вспоминает, что его величина – с половину неба, что оно вытянутое, как капля, что окружено оно травянистыми лугами, скрытыми под белым панцирем. Озеро чувствует, что внутри его пробудилась сила, глубинный импульс, горячая струя, растревожившая громадный пласт. Словно в утробе, спит под толщей льда вода, но трещина разбередила ее, заставила пузырьки побежать к просвету, длинной расщелине, впервые за тысячелетия впустившей солнечный свет.
Внутри пробуждается жизнь: еще сонные, похожие на камешки, округлые рыбки уже бурлят, кружатся в гибком вихре, стремясь навстречу свету.
В это же самое время со стороны другой земли, которую спустя сотни лет назовут Шотландией, по дикому морю, которое когда-то станет Ирландским, движется на Остров глыба льда. Она так велика, что ее ход не улавливает даже ветер. Вода мягко огибает обрывистые края, принимая ледник за новый, вдруг выросший посредине водной пустыни остров.
Но он движется. Тихо и неотвратимо держит путь на юг, туда, где после многовековой спячки пробуждается Остров.
Остров лежит прямо на пути ледяных массивов, с грохотом сползших с гор, собравших с собой все осадочные породы, что только могли уместиться в его ненасытном чреве, обезглавив гористые пики, придав им новые очертания, стерев свидетельства прошлых
