Песнь одного дня. Петля - Якобина Сигурдардоттир
Он продолжает твердить, что им лучше подождать, они ласкают друг друга, жар ее тела согревает его прохладную кожу, и, наконец, слова становятся бессмысленными, потому что больше они не могут ждать.
* * *
Утро улыбается дому в глаза, и они открываются один за другим. Дом кивает головой соседям. Прежде всего большому дому, стоящему на противоположном углу, — это весьма уважаемый дом, в нем есть магазин с высокими окнами, до полудня в магазин то и дело заходят люди. Обменявшись утренним приветствием с этим уважаемым соседом, дом кивает и остальным, а потом, мигая, смотрит на улицу, которая уже давным-давно проснулась и грохочет колесами автомобилей. Тень дома падает на мостовую, беспомощная, точно ночной тролль при свете дня, но утро спешит, и тень уменьшается, пока наконец не скрывается в доме, спасаясь от дневного света в его нагретых солнцем стенах. К остановке подходит автобус, люди входят через переднюю дверь, выходят через заднюю.
Дом кивает и автобусу. Ведь он тут ежедневный гость, так сказать, постоянный работник и этой улицы, и этих домов, совсем не то, что машины, которые проезжают мимо. Разумеется, кроме машин, живущих на этой улице, но те уже давно стали неотъемлемой частью своих домов. У нашего дома машины нет, пока нет. Зато у него много голубей, они гордо восседают на его крыше, и их пестрые крылья блестят на солнце.
Жильцы дома позволяют детям кормить голубей крупой. На единственном небольшом деревце, растущем в саду, прикреплен ящичек, выстланный мхом и травой, он повешен специально для дроздов. Сегодня поутру один влюбленный дрозд обнаружил это восхитительное местечко. Он тут же объявил дерево своей собственностью на все лето и заманил в жены красивую дородную дроздиху. Из них вышла образцовая пара — очень музыкальная и весьма деятельная. Время от времени дом поглядывает на дроздов, но они, поглощенные своим делом, не замечают этого. «Жизнь, жизнь!» — поют дрозды во все горло, надувая грудь. Так звучит их песнь. «Жизнь, жизнь!» — поют они, и не слушать их невозможно. Впрочем, вряд ли это можно назвать настоящей песней. Становится жарко. Дождевые черви, все утро ползавшие по траве, спешат укрыться от солнца, кроме тех, которым посчастливилось оказаться в тени. Мухи совсем обнаглели от радости. Они считают, что это благословенное тепло настало исключительно ради них. Из помойки позади дома высовывается сытая крыса и глядит по сторонам. Ей по опыту известно, что опасность может подстерегать ее всюду как ночью, так и днем. Днем кошкам помогают люди. Крыса не уверена, что ей следует покидать эту помойку. Но выдержки у нее не хватает, и она мчится стрелой. Она знает другую помойку, в другом дворе. А двери дома то и дело открываются и закрываются, открываются и закрываются. Один выходит из дома, идет к калитке и громко хлопает ею, как Лина, другой осторожно закрывает ее, так что петли даже не скрипнут, как учительница с верхнего этажа, окна которой выходят на улицу. Дом смотрит им вслед и знает, что все они вернутся к нему. Он с одинаковым равнодушием принимает своих жильцов и расстается с ними. Жильцы его не очень трогают, главное то, что он стоит на солидном фундаменте и бетон его стен внушает доверие.
Дом греется в лучах утреннего солнца, белый дом с красной крышей, он твердо стоит на собственной земле и на собственном фундаменте и немного напоминает добропорядочного бюргера, который занимает прочное положение, имеет кое-какие сбережения в банке и в хорошую погоду по воскресным дням прогуливается вдоль главной улицы, а на лице у него написано чувство ответственности, и брюшко заметно выдается вперед. Но бюргер — это человек, а дом — всего лишь дом. Крыша его поднята к своему лоскутку неба, совсем как шляпа бюргера, но только дом не верит в бога и не ходит в церковь даже на рождество. Дом снова, мигая, смотрит на улицу, которая в это ясное утро кажется необычайно оживленной.
Би-би! И автобус трогается с места, отправляясь дальше по своему круговому маршруту. Дом глядит ему вслед.
* * *
— Ауса, тебя к телефону! — Свава забирает Лоулоу, которую Ауса держала на руках. Звонит какая-то женщина по рекомендации биржи труда, видимо, она хорошо осведомлена об Аусе.
Прекрасный хутор на востоке. Хозяин хутора, ее деверь, холостяк, живет один. Раньше с ним жила сестра, но она осенью вышла замуж и уехала к мужу. Он так и остался один, в деревне очень трудно найти работника или работницу. Но это прекрасный человек и весьма интересный, — женщина многозначительно хихикает, — правда, не все всегда получается, как задумаешь, это зависит от разных обстоятельств, но, как уже сказано, это замечательный человек. Молодой? Как сказать, одним словом, ему за тридцать… он собирается и дальше жить в деревне. Он не так давно построился, многое представлял себе иначе, но… ну, да что поделаешь. Жалование? Если она намерена согласиться, он может сегодня во второй половине дня приехать и поговорить с ней, он как раз в городе по делам. Да, да, он знает, что у нее есть ребенок, но так даже лучше, веселее. Живет ли там еще кто-нибудь? Да, конечно, два мальчика и десятилетняя девочка, которая сможет присматривать за ребенком и выполнять разные поручения. Да, она прекрасно знает эту девочку, потому что это ее собственная дочь, очень добрая и расторопная девочка. Коровы? Десять коров, но если Ауса не захочет, она не будет иметь к ним отношения. Нет, электричества там нет, пока нет, но будет непременно, возможно, уже этой осенью… если вы останетесь у него на зиму… кто знает, все может случиться, хи-хи. Аусе не нравится этот смех и двусмысленные нотки в голосе женщины, и все-таки у нее начинает стучать сердце, когда она договаривается, что хозяин приедет к ней во второй половине дня. Она почти дала согласие на эту работу и без встречи, напористость женщины совсем сбила ее с толку.
Когда Ауса передает разговор Сваве, у нее все еще стучит сердце: а вдруг он и есть тот самый человек, о котором она рассказывала сегодня маленькому Оускару, человек, который загладит все, что ей пришлось выстрадать ради этой никому не нужной жизни, пробудившейся однажды в ее теле, несмотря на все предосторожности. Она смеется, изображая Сваве, как хихикала та незнакомая женщина, но даже смеясь, она не может отвлечься от своих мыслей. Оускар начинает хныкать. Ему понравилась большая кукла Лоулоу, он плачет, уткнувшись в колени матери:
