Начать жизнь заново - Лана Кинлем
В любом случае, он просто промолчал. А я не стал развивать мысль. Потому что не хотел и потому что не мог. Всё, чего мне хотелось — лечь на пол с Ричи и тупо смотреть в потолок.
Ну и блевать. Нестерпимо хотелось блевать.
Бросив что-то о сне перед тяжелым днем, я, пошатываясь, поднялся в свою комнату и бросился в туалет. Упав на колени перед унитазом, я обхватил дрожащими руками его бока и с мерзким звуком выплюнул то скудное содержимое, которое было внутри. Живот свело резкой режущей болью, и я, свернувшись в клубок на коврике, тихо заскулил, обняв колени.
Блевать больше не хотелось, а вот сдохнуть — безумно. Впрочем, это желание поселилось во мне с той ночи и не отпускало, пока я не закидывал в себя антидепрессантов до отупения.
Когда я проснулся после удушающей истерики в тот роковой день, в голове еще мелькала мысль сходить к врачу. В конце концов, мой зад кровоточил, а на шее осталась полоса от рубашки. Но перед глазами всплывали лица родителей, на которых — неверие, смешанное с плохо скрытым отвращением.
Я не мог представить, что еще когда-то смогу произнести словосочетание «меня изнасиловали». Эта фраза окончательно уничтожит меня, и я это знал.
И вот я валяюсь на полу ванной, умирая от боли. В глазах плясали черные мушки, а сама комната танцевала с ними самбу, и я зажмурился.
«Нужна таблетка, — думал я, — и еще одна, от боли»
Но стоило хоть немного разогнуться, и боль снова скручивалась тугим узлом, заставляя тихо выть. Черные мушки стали черными пятнами, продолжая свой танец даже через закрытые веки, сознание медленно уплывало от меня. Чему я был несказанно рад. Я только успел понадеяться, что впаду наконец в кому, когда чернота окутала меня полностью.
Очнулся я от теплого, мягкого и влажного прикосновения к лицу. Попытался отмахнуться от этого вторжения, но промазал, и пальцы стукнулись о плиты. Сквозь полубредовое состояние пробилось теплое дыхание, а потом — тихие поскуливания. Этот звук заставил меня сделать над собой усилие, и я с трудом приоткрыл глаза.
Ричи лежал рядом, подталкивая лапой мою руку и периодически бодая меня в грудь головой. Я слабо улыбнулся и, позволив ему приподнять мою руку, зарылся пальцами в шерсть. Говорить я не хотел, да и не факт, что смог бы. К тому же это было и не нужно, мы понимали друг друга без слов.
Еще раз лизнув меня в щеку, пес поднялся на полусогнутых лапах и дернул головой, перекидывая мою руку на свою шею. Он пытался заставить меня подняться, и я оперся на него, кое-как оторвав голову от пола. Она была тяжелой, словно в уши залили свинец, но Ричи дернулся в сторону комнаты, и я пошел за ним на коленях.
Доведя меня до кровати, лабрадор помог мне усесться, уперевшись спиной о нее, а сам утопал, открыв лапой дверь комнаты. Я посмотрел ему вслед, пробежался глазами по комнате, и мой взгляд остановился на зеркале у окна. Я почти сразу отвернулся, но мой вид напугал меня. Лучшего грима на Хэллоуин и придумать нельзя: мертвенная бледность, белые губы, черные круги под глазами и торчащие во все стороны грязные волосы. Я бы обделался, если бы увидел такое на улице ночью.
За дверью послышался цокот когтей, и я снова посмотрел туда. Ричи, по-деловому распахнув дверь, вошел в комнату, таща в зубах свою миску с водой. Аккуратно опустив ее рядом со мной, он поднял на меня глаза, облизнув нос. А я снова улыбнулся. Если бы мог, то рассмеялся бы. Пес, опустив голову, носом подвинул миску ближе и снова воззрился на меня с немым укором в глазах.
Я был уверен, что умей он разговаривать, назвал бы меня неблагодарной мразью.
Качнув головой, я поднял миску и сделал глоток. Руки дрожали, расплескивая воду, я едва не подавился, но выпил сколько смог. Ричи довольно фыркнул и улегся рядом со мной, помахивая хвостом. Я упал на него, привычно зарываясь руками в шерсть. Живот снова резануло, и я, подтянув к груди колени, сосредоточился на сердцебиении моего верного друга. Вскоре темнота снова поглотила меня, но теперь меня топила не боль, а обволакивало тепло Ричи.
***
— Боже мой, Алекс!
Я поморщился и приоткрыл глаза. Мать стояла на пороге комнаты с выпученными глазами. В другой бы раз я подскочил, но не сейчас. Я просто не мог. Кое-как подняв голову, я сел на полу, потерев лоб. Ричи, убедившись, что я не упаду обратно, уселся в своей обычной торжественной позе королевской собаки. Как и всегда при родителях. Мать смотрела на меня взглядом полным ужаса. Я вспомнил свое отражение в зеркале и усмехнулся. Какая ирония, мать пугает мой вид, а не причины моего вида. Она попыталась что-то сказать, но я лишь махнул рукой и, пошатнувшись, поднялся. Затылок и поясница тут же отозвались болью, но я не обратил внимания.
— Ты… приводи себя в порядок, сегодня…
— Я помню, — выплюнул я и уплелся в ванную.
Я слышал, как хлопнула дверь моей комнаты.
Мать заходила ко мне крайне редко, по крайней мере не когда я был в комнате. Но сегодня был особенный день. Ведь сам Митчелл Морган пригласил мою семью.
При воспоминании ненавистного имени меня передернуло. В груди еще со вчерашнего вечера теплился удушливый страх этой встречи, но таблетки удачно подавляли его. И сейчас я собирался снова закинуть в себя прозак и парочку таблеток анальгина.
Открыв шкафчик, я достал бледно-оранжевую баночку с антидепрессантом и подкинул ее на руке. Однако поймать не смог, эти таблетки здорово нарушали координацию движений. Баночка упала на пол и весело покатилась по нему. Я вздохнул, потерев лоб. Чувство безграничной усталости внезапно навалилось на меня, тупая боль в голове все нарастала. Достав анальгин, я запил таблетку водой и обернулся, ища взглядом закатившуюся баночку.
И я ее нашел. На пороге ванной сидел Ричи, а баночка была в его зубах. Я вздохнул.
— Спасибо, Ричи. А теперь отдай ее мне, — устало попросил я, протянув к псу руку.
И тут всегда послушный лабрадор вдруг попятился и выскользнул за дверь.
Мои брови взлетели на лоб от удивления, я завис на пару секунд, а потом бросился следом. Ричи фыркнул мне от дверей комнаты и скрылся, я только успел заметить мелькнувший хвост на лестнице. Выбежав
