Зеленая гелевая ручка - Элой Морено
Сара разослала резюме в несколько компаний, и из каждой ей перезвонили. В конце концов она осталась здесь, чтобы работать с нами, со мной, чтобы начать свою жизнь заново.
Знаю, что я ничем не мог помочь ей в ту ночь. Знаю, что только мог выслушать.
Больше об этом мы никогда не разговаривали.
* * *
Мою ручку мог также стащить Хуа́нхо. Хуанхо-проныра, «минутку, я все запишу», всезнайка и подлиза. Чертов Хуанхо, «все на благо компании», показушник и пижон.
Но нет, у него ее не было. У него вообще не было никогда ничего подобного, поскольку он всегда предпочитал фирменные ручки, на которых больше читалась марка, нежели отметины, как у Рикардо. Помню, как однажды он крутил в руках тонкую черную блестящую ручку, одну из тех, что продают в специальных серебряных футлярах за какие-то бешеные деньги.
Хуанхо посчастливилось родиться в хорошей семье. У него не было в принципе необходимости в работе, но ему было скучно и хотелось чем-то занять свободное время. Лет ему было около тридцати пяти, и он по-прежнему жил в доме своих богатых родителей, которые каким-то таинственным для меня образом были связаны с нашей компанией.
Это было так предсказуемо, так скучно, так скудно для понимания… Он всегда был одет с иголочки, однообразно до изнеможения. Зачастую он ходил в одном из тех поло с вышивкой в виде мелкого пресмыкающегося на груди, которые производят на Тайване, в Шри-Ланке или Китае. В одежде, которая практически ничего не стоит, если только не украсить ее вовремя кричащим брендом – знаком отличия, необходимым, несомненно, для того, чтобы высший класс смотрел еще больше свысока на класс низший. Богатые люди (я говорю сейчас исключительно о деньгах) нуждаются в людях бедных только для того, чтобы на их фоне по-настоящему насладиться своими капиталами.
Хуанхо умел мыслить только привитыми категориями: нет другого воска, чем тот, что горит, нет иной веры, чем та, в которую окрестили. Вариаций нет и быть не может: белое – это белое, а черное – это черное. Он не из тех, кто будет выискивать серые оттенки. Он богат и, следовательно, счастлив. Или он счастлив потому, что богат. В любом случае, искать ему больше нечего. Он идеальный борец, неизвестно, правда, за что, но борец отменный.
Вполне возможно, что мою ручку забрала Эстрелла, а это сулило как мне, так и моей ручке прекрасные новости. Сколько бы дней ни прошло, можно было быть в полной уверенности, что ручка останется нетронутой, в целости и сохранности. Я не помню ни дня, чтобы она просидела на своем рабочем месте больше часа, работая и ни с кем не разговаривая. Эстрелла всегда была какой-то волшебной, эфемерной, как дым, прозрачной, как вода в бутылках, прямо Алиса в стране… Она всегда приходила вовремя – пунктуальность была, пожалуй, ее самой сильной чертой, выпивала чашку кофе, болтала со всеми и ровно в четверть одиннадцатого исчезала. В первой половине дня она еще возвращалась набегами в офис, чтобы немного посплетничать. И, наконец, когда оставалось ровно полчаса до окончания рабочего дня, она выпивала свою последнюю чашку кофе и, прощебетав «Всем до завтра!», счастливая убегала прочь. Несколько раз мы видели, как она приходила на работу с черными волосами, а уходила с оранжевыми, светлыми или с окрашенными разноцветными прядками. Несколько раз мы замечали, как она приходила в синем платье и уходила в сером строгом костюме.
Эстрелле было лет пятьдесят пять или около того. И, несмотря на лишние килограммы, она никогда не смущалась ходить в туфлях на высоких каблуках или в брюках, которые можно было только порвать по швам, если бы ей вдруг приспичило снять их. Возможно, по этой причине ее наряды никогда не повторялись. Тем не менее за последний год, особенно в некоторых частях, ей удалось сбросить немного веса. А может, кто-то осмелился сказать ей прямо, что в сороковой размер она уже не помещается.
Я почти никогда с ней не разговаривал, почти ничего не знал о ее жизни, никогда не интересовался ее проблемами и радостями и всегда оправдывал себя тем, что это безразличие было взаимным.
Мою ручку мог прихватить также Оскар, или Хави, или Филипп, или уборщица, или начальник отдела кадров, да, в конце концов, даже Марта. Прелестная Марта, отрада всей компании. Ее перемещения по офису, как и ее юбки, всегда были короткими. Наши взгляды как-то непроизвольно отрывались от экранов мониторов и приковывались к ее ногам, плавно скользя по всему ее телу. Готов поспорить, что последние несколько лет компания теряла по несколько тысяч евро всякий раз, когда она проходила мимо наших столов.
Марта занимала стратегическую позицию: на стойке ресепшена. И всегда, когда не занималась более важными делами типа маникюра или личной переписки по мобильному телефону, отвечала за порядок в офисе и доступ к нам на этаж, а также выполняла функции телефонистки. По другим вопросам к ней можно было даже не обращаться. Я до сих пор вспоминаю с некоторым смущением письма, которые она рассылала нам по электронной почте, где каждое третье слово было обязательно написано с ошибкой. Особой популярностью среди нас пользовались такие фразы как: «Звонил на телефон какой-то перец, чтобы сказать…», «Не ложьте сюда свои документы…» и «Нам не будет хватать тебя для этого Рождества».
Ее предыдущий опыт – работы, конечно же – сводился к тому, что она подавала кофе в каком-то баре и вещи в магазинах одежды. Нам также сказали, что какое-то время она была связана с модными показами, но в конечном итоге модель из нее не получилась, потому что от нее требовали слишком многого взамен.
На вакансию офис-менеджера претендовало немало кандидаток, некоторые подходили просто идеально и имели опыт работы за плечами, однако дон Рафаэль, к тому времени уже занимавший должность начальника отдела кадров, остановился на ней. Надо признать, что ее походка, манера общаться, одеваться и выглядеть в целом не мешали относительно хорошо справляться со своими обязанностями.
Мы все подозревали с самого начала, что между Мартой и доном Рафаэлем проскочила искорка, хотя прямых доказательств тому не было. Тема неверности вообще не интересовала меня до той поры, пока она не перебежала мне дорогу, пока не заставила сесть
