Спасти убийцу - Петр Немировский
Так Кронфельд охарактеризовал Адольфа Гитлера.
Поразительно, насколько политические решения Гитлера отражали его природу психопата!
Созданные Кронфельдом психологические портреты Гитлера, а также Геббельса и Геринга, издали в НКВД брошюрой в количестве 50-ти экземпляров, для узкого служебного пользования. Несколько лет спустя, когда Гитлер напал на Советский Союз, эту брошюру расширили до объема книги и под названием «Дегенераты у власти» в пропагандистских целях издали большим тиражом для широкого читателя.
Фактически это был первый в истории прецедент, когда на политиков высшего ранга попытались посмотреть с психиатрической точки зрения.
ххх
Но дегенераты находились у власти не только в Германии. Кремль к тому времени тоже превратился в «ку-ку хауз». «Вождь народов» тоже был хорошо «ку-ку» – редким параноиком; садистических наклонностей, навязчивых и мессианских идей у Сталина было не меньше, чем у Гитлера. Причем патологические наклонности «вождя» неуклонно развивались.
…И вот покатилось колесо «великого красного террора».
Да, от сталинизма в Советской России пострадали все. Но по психиатрии пришелся сокрушительный удар еще и потому, что сталинская власть (впрочем, как и любая авторитарная) с особым подозрением относилась к тем гражданским институтам, областям науки и искусства, которые непосредственно занимались вопросами человеческой души.
Оно и понятно: ЧЕЛОВЕК должен принадлежать власти, государству, партии, вождю. Но никак – не самому себе.
Именно поэтому коммунисты в России подвели под секиру церковь, литературу и психиатрию, учинили полный разгром научного и практикующего состава психиатрических институтов, лабораторий и больниц.
Эриха Штернберга в 38-м году обвинили в том, что он немецкий шпион и приговорили к 15 годам лагерей.
С Артуром Кронфельдом обошлись помягче – не сослали. Зато подвергли жесточайшей травле со стороны государственных холуев от психиатрии.
В 41-м году дивизии Гитлера стояли под Москвой, из столицы спешно эвакуировались научные институты. Имя Кронфельда почему-то не внесли в эвакуационные списки. В суматохе и панике, в атмосфере тотального страха никто не захотел помочь пожилому опальному профессору. Он был брошен на произвол судьбы.
Понимая, что, взяв Москву, Гитлер его сразу уничтожит, Артур Кронфельд, не дожидаясь такого исхода, решил уйти из жизни сам – принял смертельную дозу веронала (сильнодействующего наркотика). Вечная ему память…
Его «более удачливый коллега» – Артур Штернберг, отбывал срок в лагере на Воркуте, потом его отправили в ссылку в Красноярске, и лишь через шестнадцать лет (!) он вернулся в Москву, в полной мере вкусив прелести русского коммунизма…
И еще одна любопытная деталь: ознакомившись с методом Кронфельда, ЦРУ обратилось к американским психиатрам с просьбой написать «психиатрическую характеристику» Сталина. Я этот документ не читал, но выскажу догадку: эта характеристика начиналась так: «Сталин среднего роста, узкие плечи, широкий зад, толстые ноги; тяжелая походка подчеркивает безобразное строение его тела. Незначительный рот, небольшие мутные глаза; короткий череп подчеркивает известную дегенеративную примитивность…»
Глава 2
Вернувшись из ссылки, Эрих Штернберг стал руководителем московской клиники психозов позднего возраста в Академии Наук.
А доктор Ася, недавно закончившая мединститут, попала по распределению как раз в эту клинику, и под непосредственным руководством Эриха Штернберга проработала там много лет. Она-то и рассказала мне эту историю. Книгу «Дегенераты у власти» я потом разыскал в архивах Отдела славистики центральной Нью-Йоркской библиотеки...
Конечно, не тем заинтересовала меня доктор Ася, что ее учителем был видный психиатр, неудачно сбежавший от Гитлера и попавший в лапы к другому живодеру. Вернее, не только этим. Что-то чувствовала она в больных, что-то такое...
С пациентами она разговаривала так же, как и со всеми другими людьми, то есть – без напускной важности и таинственности. Была полной противоположностью тем психиатрам, которые задают больному либо заведомо примитивные, либо многоумные вопросы. Спрашивала у больного просто: как ему нынче живется, что у него в семье, что на работе. Потом, умолкнув, сосредоточенно смотрела на погасший перед ней монитор компьютера. Мысленно обращалась к своему полувековому врачебному опыту, будто спрашивала врача в себе: как же этому человеку помочь?
Хотел бы я послушать тот ее внутренний диалог!
Не так много я знал о ее личной жизни. Вот кое-что: в детстве она с семьей жила в московской коммунальной квартире. Там, в одной из комнат, обитала психически нездоровая женщина, которая ни с кем не ладила, не раз резала себе вены. Соседям приходилось вызывать ей «скорую». Девочка Ася очень боялась эту женщину и дала себе клятву, что, когда вырастет, будет работать кем угодно, но только – чтобы не иметь дела с «психами».
В Америку она приехала в возрасте пятидесяти трех лет. Хотя была главврачом в психиатрическом отделении крупной московской больницы, ее врачебный диплом в Штатах не признали, и ей пришлось переучиваться и сдавать экзамены, разумеется, на английском и с другой терминологией.
Ее муж в России был инженером, в Штатах тоже устроился по специальности. К несчастью, он рано умер от рака. Дочь давно имела свою семью, преподавала музыку в школе.
В госпитале, где я с ней познакомился, доктор Ася работала без малого двадцать лет. Не слышал, чтобы кто-то спрашивал ее, не собирается ли она на пенсию. Ну и что, если восемьдесят три? Велика беда. Дай Бог молодым врачам так работать! Принимать столько пациентов, ездить на конференции, постоянно читать специальную периодику (свежие номера медицинских журналов всегда лежали на ее рабочем столе; в конце недели она давала мне толстую пачечку, советуя прочесть ту или иную статью).
К ее мнению в клинике прислушивались абсолютно все. Но кто ее по-настоящему ценил, – так это заведующий Ричард Грубер. Мы – две дюжины «великих» психотерапевтов – спорили на совещаниях, шумели. А доктор Ася обычно молчала. Но если ситуация с пациентом была действительно сложной, Ричард Грубер не тратил времени попусту и обращался только к доктору Асе: «Что будем делать? Стоит попробовать это? Или это? Как вы считаете?» – спрашивал он ее.
ххх
Даже внешне доктор Ася напоминала мне мою бабушку Машу. Обе они принадлежали к одному поколению советских людей,
