Несъедобный мёд травоядных пчел - Алексей Летуновский
А потом смотрел в витрины, в свое отражение, и становилось тошно. Я корчил в витрины гримасы. Пытался снова отключиться, вспомнить. Как там – глаза широко, веко приподнято, лоб, губы, не получалось. День за днем я ходил к отражениям и пялился в отражения. Глупые шарады.
Попрошайничал у школ, у филармоний. Монеты тратил на то, чтобы звонить с таксофона по номерам, по номерам с проданного телефона. И никто не брал трубку.
Гудки.
– Отключайся!-орал я на витрину. – Отключайся!-орал я на следующий день.
Гудки.
Ожидание того, что будет после долгих нудных гудков. Волнение. Дрожь в ногах. Ничего.
Однажды я встретил Марину. В улыбке ее угадывалась та же фальшь. Этой улыбкой она поймала меня у витрины.
– Мы… искали тебя. Что случилось?
– То же, что и со всеми.
– Что именно?
Я посмотрел на нее и понял, как же она меня раздражала. – Я не могу отключиться! – завопил я на нее. – Не могу отключиться!
Улыбалась. Раздражающей улыбкой. – А ты здесь рядом, что ли, живешь?
– Мы в городе N. все рядом, Марина, – ее имя я проговорил по слогам, отчего она хмыкнула, и скрылась за углом.
А я пошел к таксофону. Без ответа.
Прошел январь. В феврале стало теплее. Утром субботы я знал, что была суббота.
Вышел из подвала и побрел по обычаю к витринам. У парка увидел висящие на заборе провода. Забрал их. Вернулся в подвал. Нащупал под потолком трубу, сделал из проводов веревку, а из веревки соорудил петлю. Перекинул провода через трубу и накинул петлю на шею. Закрепил провода. Затянул узел на шее, подпрыгнул и поджал ноги. Когда дыхания стало не хватать, услышал грохот падающего железа, а затем грохнулся вместе с трубой на пол. Труба ударила по голове, из дыр в стене полился кипяток. Вставать с пола я и не думал. Голова болела, болела шея, болела гортань и легкие от слишком сильного вдоха, кипяток жег ноги и руки, в груди защемило и намокшие провода дали вспышку. Меня ударило током. Настала темнота, и я не мог пошевелиться. Я понимал, что дышу, что моргаю, но ничего, кроме темноты, не случалось. А затем я стал выходить из тела. Текучим, вязким ветерком. Нога опустела, опустела вторая нога, другие ненужные конечности стали пустеть, а вязкий ветерок стал набирать вес и секундой погодя я очнулся, поднялся и вышел на улицу, а затем повалился на землю и заснул.
Когда очнулся, рядом со мной сидел управдом. – Не рассчитаешься, – вздыхал он.
– Нужно было вешаться на дереве.
– О чем ты вообще говоришь? Посмотри теперь на себя: след от проводов на шее, ожоги по всему телу… И вообще, мне стоило тебя давно уже выселить.
– Не вини себя.
– Не виню. Ты идиот.
– Знаю.
– Нет! Возражай мне!
– Зачем?
– Идиот. Хватит ныть уже. Ты мужик? Мужик! Так найди работу, бабу найди. Построй семью, в конце концов.
– Как просто звучит.
– Так это и есть просто! Ты смотри, в каком прекрасном мире мы живем! – он начертил рукой панораму.
– Ага. Мире трубами, с кипятком, с проводами.
– Не хочу тебя слушать!
И он собрался уходить, поднялся, но развернулся, и снова присел. Я посмотрел на него снизу вверх. Его лицо обрамлялось зеленоватым солнцем.-Ты разрушаешься,-проговорил он.-Нашел ведь идею, нашел ведь смысл в саморазрушении.
И плюнул, и навсегда ушел. А я так и остался лежать на асфальте. В подвале шумели и пыхтели рабочие – наводили порядок. Все исправляли. Будто убирали пакости за котом.
Весна. И куда ушла зима? Я себя спрашивал и спрашивал, и не получал ответа. В марте снег растаял, и было приятно спать на свежей, еще не поросшей травой, земле. В подвал я не возвращался. Просто.
Витрины заменились лужами. Каждый день я пытался скорчить верное лицо в лужу. Каждый день я пытался отключиться. А выходило все хуже и хуже.
Колесо под ногами переставало крутиться. Я его не крутил. Наверное, просто не хотел, хотя уже и не мог.
Иногда думал о том, чтобы найти работу, построить семью. Еще думал о том, что так и не дочитал до конца одну из библиотечных книг. Так же как и умер не до конца. Когда я не мог заснуть, лежа под каким-нибудь дождем на скамье в парке, я вспоминал свою прошлую жизнь. Родителей, друзей, в конце концов. А потом все воспоминания ушли по мановению пульта от телевизора. Бу- бу-бу. Оп. Черный экран.
Ложь.
На скамье было так же темно, как и дождливо.
Так и не заснул я, провалявшись на скамье до утра. А на утро снова пошел к таксофону безо всяких надежд.
И надежды не пришли, не взяли трубку, не подмигнули. Сделали подлость, как раз к финалу.
Апрель. Начался он теплом и зеленью. Давно я таких теплых апрелей не видел. Тем не менее, я вернулся на скамью, достал из-под нее разбитую бутылку и наспех побрился. А потом спросил Леонова, сидящего рядом: «Зачем?». И Леонов промолчал.
От солнца в глазах двоилось и плыло. Я ополоснулся в раковине фаст-фуд кафе, успев перекусить с неубранного стола и украсть бумажник у рассеянного подростка.
Неужели все истории должны так кончаться? Возвращение в никуда. И ничего более.
До ночи я шатался по улицам. На деньги подростка решил купить две бутылки водки, одну выпил у кассы, второй дал по голове кассирше за то, что она не хотела давать сдачу. Подрался с охранником, тот кинул меня из магазина. Я подошел к витрине и начал орать на отражение:– Отключайся!
– Отключайся! – орало отражение в ответ
От досады ударил по витрине. Разбилась. Осколки впились в руку и задели вену, отчего начала хлестать кровь. Пытался сорвать рукав рубашки, но не получалась. Крепкая. Хорошая. Достал носок, носком завязал рану и пошагал к знакомой скамье.
Невероятно хотелось пить. Водка лишь усилила это желание. Я сел на скамью и вслушался в затухающий вечер и начинающуюся ночь.
– Что будет дальше?– Подумал я про себя и попытался заснуть. Вдруг услышал цоканье.
