Записки эмигрантки - Ника Энкин
Навстречу выбежал черный кот и сразу ринулся ко мне.
–
Странно, он всегда прячется, когда кто-то приходит, – сказала Оля.
–
Меня кошки любят, – ответила я, гладя кота.
–
У этого кота интересная история, – продолжила Оля.– В этой квартире нельзя держать животных. Мы подписали соответствующие бумаги и, в случае, если его кто-то обнаружит, будем платить большой штраф. Взяли кота на свой страх и риск. Так он, поганец, такой умный. Как чувствует, что ему нельзя здесь быть. Только кто-то звонит в дверь, мы говорим: «прячься!» и он моментально бежит на третий этаж прятаться.
Первый раз вот вышел, надо же!
Женя оказался родом из Одессы.
Мой любимый город. Я там родилась и прожила десять лет. Мои родители и все немногочисленные родственники оттуда. Судьба занесла нас в другой город Украины, а потом не дала вырваться назад, в Одессу. Но Одесса – это не город, это целый мир. Мы жили в центре и я знаю буквально каждый камень на Дерибасовской, Садовой, Советской Армии, Соборной площади и в Городском Саду. Мы обожали прогуливаться с мамой по Приморскому бульвару и спускаться по Потемкинской лестнице в порт. Моя мама, как истинная одесситка, всегда любила покушать. В начале прогулки покупалось грамм двести колбаски. «Докторской» или «отдельной», в центральном гастрономе на Дерибасовской.
–
Порежьте, пожалуйста! – просила мама продавщицу.
Пока мы доходили до « Золотого ключика» на той же Дерибасовской, мама уже забывала, какую колбасу она ела. « Золотой ключик» – это огромный кондитерский магазин. Там и торты, и пирожные и, конечно же, изобилие разных конфет. Все стены расписаны персонажами из сказки «Золотой ключик» и очень вкусно пахнет шоколадом. Мне были более интересны персонажи из «Золотого ключика», которые я рассматривала, когда мама стояла в очереди, чем конфеты.
–
Никуля, какие конфеты купить? – спрашивала мама.
–
Мне все равно, – отвечала я равнодушно и, задрав высоко голову, продолжала рассматривать Мальвину в голубом платье с бантом.
Я, в отличие от многих детей, не любила сладкое. Мама покупала «метро в шоколаде». Практически всегда. Я даже цену помню до сих пор – тридцать три копейки за сто грамм. Обычно покупалось грамм двести, которые съедались по мере нашего дальнейшего продвижения в порт.
А одесские пляжи? Вы нигде не увидите такого, как на одесском пляже. Мы обычно ездили на Лонжерон. Вниз вела длинная лестница. Много пролетов. Тем, кто спускался было легче. Они видели блестящую полоску моря где-то далеко внизу и потные красные лица пляжников, поднимающихся наверх. Полоска моря манила. Вот сейчас спущусь и сразу же в воду. Тем, кто поднимался было гораздо трудней. Альтернативы не существовало. Сумки, коляски в руки – и вперед. На троллейбус номер два.
На пляже – камню упасть негде. Сначала ищем место. Если лежа на животе есть возможность не нюхать пятки соседа, впереди лежащего, считай, повезло!
Со всех сторон доносится:
–
Эдинька, иди скушай котлетку!
–
Ирмочка, не заходи глубоко в воду. Этот ребенок сведет меня с ума!
–
Августа, пока не съешь бутерброд – не сойдешь с подстилки!
Пойти на пляж – считалось оздоровить ребенка. Тогда никто еще не знал о вредном воздействии солнца и все шли на пляж в самую жару – к обеду.
Когда начинался «перекус», на подстилку выкладывалось содержимое необъятных баулов: литровая банка с вареной молодой картошкой, приправленной чесночком и укропчиком, бутерброды с докторской колбасой, которая к тому времени становилась уже не розового, а зеленоватого цвета, огурцы, помидоры, иногда курица и литровая банка с клубникой на десерт. Почему клубника оказывалась в банке? Потому что одесситы отрезают хвостики от клубники и пересыпают ее сахаром. В банке клубника пускает сок и это самое вкусное. Но сока мало и за него всегда шла борьба между мной и братом. Я до сих пор пересыпаю клубнику сахаром. Иначе не вкусно. Обязательно перед входом на пляж покупались семечки или рачки. Какой же пляж без семечек?
В Одессе всегда был культ толстого ребенка. Толстый – значит здоровый. Я же была очень худенькой.
–
Красивая девочка, но очень худенькая, – говорили обычно при встрече на улице мамины знакомые.
–
Вы проверяли ее на глисты? – этот вопрос следовал обязательно.
В Одессе считали, что если ребенок худой – это стопроцентные глисты. Глистов у меня, конечно же, не было. Чем меня только не пытались кормить мама с бабушкой, чтобы «ребенок хоть немного поправился» и за него не было стыдно перед знакомыми. Тщетно!
Первые мои друзья и подруги были в Одессе… И даже первая любовь в детском саду. В честь этого мальчика я назвала своего брата, родившегося на семь лет позже, тоже в Одессе. Мы жили на Садовой. Двор, отделенный от улицы громадными чугунными воротами с калиткой в рост человека. Папа любил носить меня на своих плечах. Как-то раз, забыв, что я восседаю на нем, он вошел в эти ворота. Результат забывчивости не заставил долго себя ждать. Шишка расцвела на моем лбу ярким цветом.
Кто только не проживал в нашем дворе! И украинцы, и русские, многочисленные евреи и греки. Каких фамилий здесь только не было… Семейство Нетреба соседствовало с семьей Лившиц… Но особенно мне нравилась загадочная фамилия Попандопуло! Мы жили в большой коммунальной квартире с пятью табличками на двери – столько было семей. К сожалению, дружны семьи между собой не были. А совсем наоборот. Шла борьба за выживание. У кого больше членов семьи – тот и получает вновь освободившуюся комнату. Ивановы родили ребенка, ну и Сидоровы не должны отставать. Впоследствии, эта постоянная борьба и невозможность улучшить свои квартирные условия и сыграла свою роль в переезде нашей семьи в другой город.
После отъезда мы продолжали ездить с мамой и братом в Одессу каждый год на все лето. Таким образом, до восемнадцати лет я посещала Одессу ежегодно и даже пыталась поступать на иностранный факультет одесского университета. По английскому получила пять, а на последнем, истории, меня срезали. Наверное, на мое место был уже претендент. Вуз-то престижный!
Ну, и особое внимание я должна уделить одесскому юмору. Я не говорю про знаменитостей. Я имею в виду юмор, который есть в каждой семье. Одесский, но с примесью своего, только тебе известного. У нас была очень шумная, типично одесская, семья. Все кричали, смеялись,
