Черный торт - Шармейн Уилкерсон
– Давай залезай внутрь! – велел ей Лин. Он бросил взгляд через плечо на Гранта, старшего в группе. Слишком красив, да на пользу ли ему это? – Головой надо было думать, Гиббс Грант!
– Да, сэр, – откликнулся тот, потупившись.
У Лина все внутри перевернулось от взгляда Кови, устремленного на этого мальчика.
– «Да, сэр», – передразнил его Лин. – «Да, сэр»? Это все, что ты можешь сказать? Ты здесь старший, должен был взять на себя ответственность.
– Нет, папа! – прокричала Кови. – Это я всех позвала сюда!
– А ты, юная леди, помолчи.
Гиббс посмотрел на Кови, потом, высоко подняв голову, перевел взгляд на Лина:
– Вы правы, мистер Лин, всю ответственность я беру на себя.
И в этот момент Лин разглядел в осанке и развороте плеч Гиббса, в сверкании его больших глаз все то, что такой парень может дать его дочери. «Черт побери!» – подумал Лин.
В те выходные ураган «Флора» нанес ущерб острову на двенадцать миллионов долларов. Погибло более десятка человек. Кови запретили встречаться с Гиббсом, ее с Банни на месяц посадили под домашний арест, не разрешив в том числе посещать бассейн. Но Кови была влюблена в Гиббса, Банни влюблена в Кови, и они были слишком юны, поэтому им не приходило в голову, будто что-то может надолго разлучить их.
Пожар
Со времени большого шторма миновал год. Однажды ночью Кови разбудил громкий стук в дверь дома и крики: «Лин! Лин!» Она выглянула в коридор как раз в тот момент, когда отец, сунув ноги в сандалии, выбегал за порог.
Кови вышла из дома вслед за отцом, который заспешил по подъездной дорожке мимо зарослей бугенвиллеи в сторону улицы. В конце дороги располагалась небольшая группа торговых предприятий, в том числе одна из лавок отца. В дневное время вдали можно было разглядеть перекресток, но сейчас Кови увидела только оранжевое зарево на фоне ночного неба.
– Иди домой, Кови! – заметив ее, сказал отец. – Иди и запри за собой дверь.
Просьба отца запереть дверь дома шокировала Кови. За все семнадцать лет, что она прожила на свете, ей ни разу не приходилось это делать, даже в прошлом году, когда к северу от городка на побережье произошли какие-то волнения и убийства. Не было никакой необходимости в том, чтобы закрываться на засов.
– Но, папа… – закашлявшись, пробормотала Кови.
Горло у нее запершило от дыма. Отец положил руки ей на плечи и развернул в сторону дома.
– Не спорь со мной, – сказал он, – просто уходи. И посмотри на себя. Вылезла в пижаме. Прикройся.
Кови побежала обратно к дому, обхватив себя руками, чтобы не подпрыгивали груди. Она увидела достаточно. Вероятно, на этом участке дороги вместе с другими заведениями горели и магазины ее отца. Когда Кови поворачивала во двор, мимо нее по улице проходили две женщины. Одна из них говорила, что китайский лавочник избил работницу, поэтому кто-то поджег магазины.
– Женщина попросила свое жалованье, и он, повторяю, «вмазал ей по лицу», – сказала она.
Другая женщина поджала губы.
«Китайский»? Они ведь говорят не об отце Кови, правда? Владельцами большинства лавок в округе были китайские островитяне, и Кови подумала, что это мог быть любой из них. Но не ее папа. Все знали, что ее отец любит играть на деньги, не прочь выпить… Но избить служащую? Это не похоже на Джонни Лина Линкока. Ее папа? Отец однажды замахнулся на нее ремнем, но так и не побил по-настоящему. Похоже, он считал, что угрозы достаточно. У него всегда так – шуму много, толку мало.
Почти у самого дома Кови увидела Гиббса и его отца, бегущих в сторону пожара. Гиббс обернулся и бросился к ней.
– Гиббс! – указывая на зарево, громко позвал его отец.
Грант-старший владел магазином на паях с кузеном своей жены, так что у него были все причины для волнения.
– Прости, отец зовет… – начал Гиббс.
– Понимаю, понимаю.
– Мы можем встретиться завтра? – спросил Гиббс. – Постарайся увидеться со мной. На обычном месте.
Кови кивнула и открыла ворота своего дома. Ее глаза были полны слез. Но ей не пришлось ждать до следующего дня: Гиббс вернулся через час и колотил в ворота до тех пор, пока она не выглянула в окно и не впустила его. Взявшись за руки, они пробежали через палисадник и оказались в задней части дома.
– Плохо будет, если тебя увидит мой отец.
– Вряд ли он скоро вернется, Кови.
Кови почувствовала, как отяжелело ее тело. Она опустила голову на плечо Гиббса.
– А твой папа?
– С ним все в порядке, и с его магазином тоже, он просто помогает другим.
Они замолчали, целуясь и нежно прикасаясь друг к другу, пока она не оттолкнула его:
– Лучше уходи, пока нас никто не увидел.
– Ты права, – сказал Гиббс, вновь наклоняясь к ней, а потом отодвинулся.
Предрассветные часы Кови провела в одиночестве и тревожном ожидании. Впоследствии она старалась избегать отца, мечтая о том дне, когда они с Гиббсом вместе покинут остров, но в ту ночь ей хотелось только одного: увидеть папу на пороге дома. Ее мать давно ушла, бабушки и дедушки умерли, дядя, тетки и кузены уехали, и только папа оставался с нею. Этот эгоистичный, вспыльчивый, недалекий человек был единственной родной душой для Кови.
При свете дня несколько мужчин из округи помогли отцу Кови и другим торговцам расчистить пожарище. Всего загорелось четыре магазина, включая одну из двух лавок Лина. Никто не знал, кто их поджег. Или, во всяком случае, никто об этом не говорил. Закончив работу, мужчины, в покрытых копотью рубашках и бермудах, явились на задний двор дома Лина. Сам хозяин приковылял в одной сандалии, неся в руках другую, разорванную. Кови побежала в умывальную, чтобы смыть следы недавних слез.
Мужчины ополоснули руки и лицо из садового шланга, потом расселись на стульях и ступеньках террасы. Перл и Кови принесли стаканы воды со льдом, тарелки с курицей, рисом и горошком. Ароматы кокосового молока и чеснока щекотали ноздри; издали тянуло запахом горелого дерева и металла. Отец Кови с другим торговцем негромко обсуждали человека, предположительно избившего свою работницу.
– Он не первый раз распускает руки, – говорил Лин. – От этого мужика одни неприятности.
Отец перешел на местный говор, и будь
