Барракуда - Сергей Марксович Бичуцкий

тогда ко всем бедам прибавлять и свой позор? Тем более насильник уже наказан. И я решила молчать. Из полиции пошла в школу. Не знаю, почему, но идти домой не могла. Прихожу, а в учительской переполох. Говорят, что у директрисы сына убили, и убийцу уже арестовали. Чуть в обморок не грохнулась. Не передать, что я тогда почувствовала. У меня голова едва не взорвалась. Не от мыслей каких-то, а от ужаса. От какого-то бездонного и нескончаемого ужаса. А мыслей не было. Никаких! Какие тут мысли? Ужас и паника. Хорошо ещё, что директриса в морг уехала. Если бы встретились, наверное, с ума сошла бы. Как только это услышала, пулей из школы. Как последняя трусиха сбежала. Куда глаза глядят, только бы с ней не встречаться. Выскочила из школы и помчалась по улице. Бежала, пока силы были. Прохожие шарахаются. Квартала три, наверное, отмахала. Остановилась, когда силы кончились. Отдышалась, начала потихоньку в себя приходить, и способность думать стала возвращаться. Удивилась, помню, своей неадекватной реакции. Никак не могла понять, что со мной произошло. Ну, помчалась сломя голову непонятно куда и непонятно зачем, и что? От встречи с директрисой убегала? Так от неё в любом случае никуда не денешься. От позора? Да и от него тоже. Если, конечно, в том, что сделал Витя можно найти какой-то позор. В общем, одумалась, и решила, что надо с ней немедленно встретиться, потому что не представляла, как мы сможем дальше работать в одной школе, как будем друг другу в глаза смотреть. Да и не одни мы с ней – люди ведь кругом. Их-то мнение тоже надо учитывать. Им-то тоже надо как-то всё объяснить. Поэтому прежде, чем возвращаться, надо встретиться вне территории школы и обо всём поговорить. Решила рассказать ей всю правду, потому что в любом другом случае мне придётся увольняться. Я прекрасно понимала, сколько неприятностей она мне может устроить. А за что? За то, что её сын-наркоман изнасиловал меня и хотел убить мужа? Или за то, что моя мама от всего этого умерла? Мне-то чего стесняться и бояться? Это ей надо стесняться и бояться, а не мне. Решила, что пойду на всё, чтобы сохранить наше доброе имя. Это ведь не только моя репутация, это ещё и потеря работы. А жить дальше как? Муж – в тюрьме, я – без работы. Детей-то кто кормить будет? Они в чём виноваты? Слезами-то их, да оправданиями не накормишь. И такая у меня родилась злость, словами не передать. И на сына её, и на неё саму, да и на весь белый свет вообще. Все вдруг врагами стали, – с нескрываемой внутренней злостью произнесла Ольга. От слов этих Мария Ивановна вздрогнула и напряжённо уставилась на Ольгу, которая после короткой паузы продолжила:

– Добралась до морга и остановилась. Решила подождать, когда выйдет. Была почему-то уверена, что она ещё там и не ошиблась. Минут через пять выходит женщина. По одежде вроде бы директриса, а по облику вроде и нет. У всех начальников есть что-то общее, что-то выделяющее их из общей массы людей. Осанка, походка, взгляд. Ну, да всё. Сами знаете. А тут… Выходит сгорбленная пожилая женщина с опущенной головой и идёт, опустив взгляд в землю. Если бы не наткнулась на меня, так бы и прошла мимо, не заметила. Наткнулась, подняла голову, посмотрела на меня и говорит: «Прости меня Оля, дуру безмозглую. Всё карьера, да карьера. Вот и результат!». Не сказала даже, а прошептала, и пошла дальше. Я от недоумения оторопела. Уж что-что, а такого услышать никак не ожидала. Всё предполагала, ко всему была готова: и к угрозам, и к обвинениям, но только не к этому. И я её поняла. Поняла, что она имела в виду. Она и с мужем развелась только из-за этого. Всё время пропадала на работе. А какому мужику это понравиться? Терпел, терпел, да и ушёл. Мать у неё тогда ещё жива была, так она на неё заботу о сыне взвалила, а сама всё на работе, да на работе. Я же, как только пришла в школу, хорошо помню, что и приходила раньше всех, и уходила последняя. Сначала удивлялась, а потом привыкла. А как мама её умерла, пока сын в садик ходил, няньку наняла, а потом он постоянно в школе был, на группе продлённого дня, а после нянька забирала. И кормила, и стирала, и убирала нянька, а Тамара Васильевна и в школе не подходила к сыну. Считала, что это не педагогично, что это может повредить её авторитету. Какие у них взаимоотношения дома были, не знаю, но то, что близости между ними никакой не было и дураку понятно. Вроде бы и мать с сыном, а на самом деле чужие люди. Ни любви, ни привязанности. Я на два года старше её сына была, поэтому в таких подробностях и знаю эту историю. Вот так внешне спокойно и шла их жизнь. Шла до тех пор, пока однажды, он, в восьмом или девятом классе, с одноклассником не напился во время занятий и не устроил драку. Вот тогда и стартовали её неприятности. Может и раньше что-то было, но до тех пор никто об этом ничего не знал. Из школы его, конечно, пришлось убрать. Как быть директором при таком сыне? В ремесленное училище отдала. А там он, что называется, совсем с катушек слетел. Мало того, что открыто пьянствовать начал, так ещё и к наркотикам пристрастился. Нянька от них, само собой, ушла, и остались они вдвоём. Лечить его пыталась. Не один раз, но всё бесполезно. И сплавила бы, наверное, куда-нибудь с удовольствием, да некуда. Кому он такой нужен? Даже в армию его не забрали по причине плоскостопия. Раза два его от тюрьмы из-за наркотиков спасала. Это то, что я знаю. А сколько ещё не знаю? В общем, насколько я понимаю, жизнь её превратилась в кошмар. И всё ради карьеры. Представляете? Всем пожертвовала. В прямом смысле. Абсолютно! И что же осталось? Карьера и осталась. Она и карьера. Вот такие радости. И исправить ничего нельзя. Жалко мне её стало. Жалко, но не на столько, чтобы простить. Кому из нас тогда труднее было, мне или ей, большой вопрос, но мне-то что от этого? У меня своя боль, и какое мне дело до её боли? Сама натворила, сама пусть и расхлёбывает. Но ответ на волнующий меня вопрос я всё-таки получила: мстить она не будет. Хоть