Алексей Писемский - Ваал
Руфин (дрожа). О, нет, господин!
Бургмейер (почти с пеной у рта). Говори! Иначе я тебя, как собаку, сейчас пристрелю, если ты хоть минуту станешь запираться...
Руфин (склоняясь было на колени). Виноват, господин, я только влюблен в нее был и глазки ей делал.
Бургмейер (не давая ему стать на колени и продолжая держать его за шивороток). А обокрасть меня сбирался вместе с нею и бежать за границу?.. Признавайся, или я немедля спущу курок!
Руфин (совсем потерявшись). Это она, господин, говорила мне: "Уедем, говорит, и возьмем из этого шкафа деньги!" - "Зачем, говорю, у вас свой капитал есть!"
Бургмейер (тряся его). Отчего ж ты мне не сказал об этом и не предуведомил меня?.. Я тебя от голодной смерти спас!.. Я тебя вырастил... воспитал!.. Я хотел тебя сделать наследником моего состояния, а ты вошел в стачку с ворами, чтоб обокрасть меня! Убивать я тебя не стану: из-за тебя в Сибирь не хочу идти!.. (Бросает в сторону револьвер и кричит.) Люди! Люди!
Вбегают лакеи.
Бургмейер (почти швыряя им в руки Руфина). Посадить его в каземат, в подвал!.. И полицию ко мне скорее. Полицию!..
Руфин (едва приходя в себя). Господа лакеи! Господин повышибал мне зубы!.. Окровянил меня!.. (Плюет себе на ладонь и показывает ее лакеям.) Вот же кровь моя!
Бургмейер (с неистовством). Тащите его сию же минуту!
Лакеи тащат Руфина. Он продолжает восклицать: "Господин
окровянил меня!.. Я буду жаловаться на него!"
ЯВЛЕНИЕ XI
Бургмейер (один). И этот обманул меня!.. У каждого из поденщиков моих есть, вероятно, кто-нибудь, кто его не продаст и не обокрадет, а около меня все враги!.. Все мои изменники и предатели! Мне страшно, наконец, становится жить! На кинжалах спокойно спать невозможно. Мне один богом ангел-хранитель был дан - жена моя, но я и той не сберег!.. Хоть бы, как гору сдвинуть, трудно было это, а я возвращу ее себе... (Громко кричит.) Кто там есть!.. Введите ко мне опять этого Симху.
ЯВЛЕНИЕ XII
Два лакея вводят Руфина под руки.
Он дрожит, как осиновый лист, между ними.
Бургмейер (Руфину). Послушай, мошенник!.. Я думал сто тысяч истратить на то, чтобы сослать тебя на каторгу!.. Но я все тебе прощу!.. Все! Понимаешь?.. Я позволю тебе жениться на Евгении Николаевне, даже дам тебе приданое за ней, только разлучи ты Мировича с моей женой и помири ты меня с нею.
Руфин (сейчас же оправившийся и совсем как бы не битый). Господин!.. Но как же мне сделать то, я не знаю.
Бургмейер. Врешь, врешь!.. Ваша жидовская порода через деньги миром ворочает, а ты неужели не можешь помирить меня ими с одной женщиной?
Руфин (видимо начинающий кое-что соображать по этому предмету). Позвольте, господин!.. Теперь господин Мирович, может быть, уедет в Америку; он сам вам оставит Клеопатру Сергеевну.
Бургмейер. Да не поедет он, пойми ты это! Ведь у него не твоя подлая душа, чтобы за деньги продать любовь свою!
Руфин (как бы с некоторым остервенением даже). А тогда я скуплю его сохранную расписку. Я видел на две тысячи его расписку, я куплю ее и посажу его в тюрьму ею...
Бургмейер (смотря в упор на Руфина). Расписку? В тюрьму?.. (Отворачиваясь потом от Руфина и махая рукой.) Скупай! Сажай!.. Он больше чем свободу отнял у меня. Он отнял счастье и радости всей моей жизни, сажай!
Руфин (совсем отпущенный лакеями и поднимая пред публикой обе руки). Посажу!
Занавес падает.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Внутренность избушки дачной в Зыкове. На одной стороне
сцены дрянной письменный столишко с некрашеным
деревянным стулом перед ним, а на другой - оборванный
диванишко.
ЯВЛЕНИЕ I
Мирович (с сильно уже вылезшими волосами, в очень поношенном пальто и в зачиненных сапогах, в раздумье шагая по комнате). Что хочешь, то и делай: ни за дачу заплатить нечем, ни в городе нанять квартиры не на что, а службы все еще пока нет! Сунулся было попроситься в судебное ведомство, - прямо дали понять, что я увез у богатого подрядчика жену и за это промиротворил ему. Каким же образом дать такому человеку место? Впрочем, нашлась какая-то сердобольная компания "Беллы". Сама, неизвестно с какого повода, прислала вдруг приглашение мне, что не желаю ли я поступить к ней на службу с тем, чтоб отправиться в Америку: "Вы-де человек честный, а нам такого там и надобно"... (Грустно усмехаясь.) Очень благодарен, конечно, за такое лестное мнение обо мне, но все-таки этого места принять не могу. Если бы один был, то, разумеется, решился бы, а тут где? У меня на руках женщина, и здесь еле перебиваемся, а заедешь в неизвестную страну, рассоришься как-нибудь с компанией и совсем на голой земле очутишься. Да. Стоит человеку шаг только один неосторожный сделать, так уж потом ничем его не поправишь: ни раскаянием, ни готовностью работать, трудиться - ничем. Сгинь и пропадай он совсем. Однако что же я? Пора корректуру поправлять... (Снова с грустной усмешкой.) Корректором уж сделался, а то хоть с голоду умирай... (Подходит к письменному столу, садится за него и начинает заниматься.)
ЯВЛЕНИЕ II
Входит кухарка, толстая, безобразная, грязная старуха и
порядком пьяная. Выйдя на середину комнаты, она
останавливается, растопыря ноги.
Кухарка. Барин, а барин!
Мирович (не глядя на нее). Что тебе?
Кухарка. Тебя барин какой-то с барыней спрашивают.
Мирович (все-таки не глядя на нее). Меня?
Кухарка. Да, тебя. Он словно не русский. Черномазый такой, как цыган, а барыня с ним - та русская.
Мирович. Что такое русская, не русский? А Клеопатра Сергеевна дома?
Кухарка. Нету-ти, не приехамши еще. Они не Клеопатру Сергеевну спрашивают, а тебя.
ЯВЛЕНИЕ III
Во входных дверях показываются Евгения Николаевна, в
прелестной шляпке и дорогом шелковом платье, и Руфин,
тоже в новом фраке, при золотой цепочке, в белых
перчатках и с новенькою пуховою шляпой в руках.
Кухарка (показывая им пальцем на Мировича). Вон он сидит сам!.. (Поворачивается и хочет уйти, но не попадает в двери, стукается головой в косяк и при этом смеется.) Не попала!.. (Откидывается в другую сторону и произнеся при этом.) Тёла, стой, не разъезжайся! (Уходит.)
Мирович, поднявши при этом голову и увидя перед собой
Евгению Николаевну и Руфина, приходит в удивление и
привстает с своего места.
Евгения Николаевна (любезным и развязным тоном). Вы, Вячеслав Михайлыч, никак уж, конечно, не ожидали меня видеть.
Мирович (пожимая плечами). Признаюсь, не ожидал.
Евгения Николаевна (выходя на авансцену). Я знала, что Клеопатры Сергеевны дома нет. Нарочно так и приехала лично к вам... (Показывая на Руфина.) Рекомендую, это муж мой Руфин.
Мирович (еще с большим удивлением). Муж ваш?
Евгения Николаевна (несколько сконфузившись). Да, мы третьего дня только обвенчались.
Мирович (всматриваясь в Руфина). Я немного знаком с вами. Вы поэтому окрестились?
Руфин. Окрестился. Господин Толоконников был моим восприемником. (Слегка улыбаясь.) Я уж теперь Семион Измаилыч называюсь, по папеньке моему крестному.
Мирович. И денежную награду, вероятно, за это получите?
Руфин. Получу; пятьдесят рублей, говорят, дают. Я получу.
Мирович. Конечно. Зачем же терять? А у господина Бургмейера вы продолжаете еще быть приказчиком?
Руфин. Нет, я сам по себе живу.
Мирович. То есть как же? Как и тогда же сами по себе жили?
Руфин. Нет, теперь уж я совсем не у него.
Евгения Николаевна (сильно волновавшаяся от всех расспросов Мировича и перебивая мужа). Мы в совершенно отдельном доме живем. У мужа никаких даже дел нет от Бургмейера, кроме самых незначительных и, между прочим, вашего дела.
Мирович. Какого это моего дела?
Евгения Николаевна. Сейчас расскажу. Но вы, однако, позвольте нам поприсесть у вас. Сами вы нас не приглашаете к тому. (Мужу.) Садись.
Руфин сейчас же сел на один из стульев и только никак не
мог сладить со своими неуклюжими и вдобавок еще в
перчатки затиснутыми руками. Сама Евгения Николаевна, с
чувством брезгливости смахнула с дивана пыль, уселась на
него, вынула из кармана своего платья очень красивую
папиросницу, взяла из нее спичку и папироску и закурила.
Во всех манерах Евгении Николаевны, вместо прежней
грациозной женщины, чувствуется какая-то чересчур уж
разбитная госпожа, так что, усевшись, она сейчас же
выставила из-под платья свою красивую ботинку и начала
ею играть. Мирович также опустился на свой стул.
Евгения Николаевна (как-то в сторону и наотмашь, попыхивая своею папиросочкой). Прежде, Вячеслав Михайлыч, вы, как мне казалось, по крайней мере верили в мою дружбу, но теперь, я боюсь, вы разочаровались немножко во мне.
Мирович. Отчасти-с.
Евгения Николаевна. Очень жаль. Но настоящий визит мой, впрочем, надеюсь, опять убедит вас несколько в ней. Что я жила в доме у Александра Григорьича Бургмейера и что в последнее время рассорилась с ним, вы, конечно, знаете.
Мирович. Да-с, я слышал это.
Евгения Николаевна. И слышали тоже, что Бургмейеру ваш приятель Куницын, который бог знает каким лгуном уж тут является, наплел на меня целую ахинею. Бургмейер сначала всему верил, но теперь, кажется, несколько поколебался... (С иронической улыбкой.) Так что, даже наградивши меня маленьким приданым, постарался пристроить за своего бывшего управляющего, как обыкновенно старые богатые вельможи делали.
