Валерий Суси - Базар, вокзал, милиция
Вот среди всей этой публики и ошивался Архангельский последние полгода, устроив себе резиденцию в кафейне. Но об этой кафейне стоит рассказать побольше, так как она постепенно превратилось в подобие клуба для сотрудников нашего отдела.
А началось все с обыска и ареста известного в Риге мошенника. Жена его бывшая, Регина, тогда, во время обыска (разведенные они проживали в одной квартире) с порога стала нам помогать. Бойтесь, мужики, брошенных жен! Подсказала, где что лежит; подбросила парочку ядреных фактиков, сопровождая все свои действия игривой, почти флиртующей улыбкой. Бывший муж, насупившись, сидел неподвижно на стуле, пытаясь отрешиться от происходившего кошмара и немного смахивал в тот момент на йога. А, возможно, он рисовал картины будущего, возможно, даже очень отдаленного будущего. Вот он обхватил напряженными пальцами гусиную шею подлой своей супруги; вот он, наконец, сомкнул их в смертельное колечко; вот он уложил уже ее в глубокую ванну и засыпает ядовитым порошком. Еще несколько мгновений и вода, взрыхляя поверхность, забурлила...
Потом начались допросы, очные ставки, беготня в поисках дополнительных свидетельских показаний. Регина почти ежедневно бывала в нашей конторе и продолжала играть заметную роль в судьбе своего бывшего мужа. И, обычное дело, завязались дружеские отношения. То обстоятельство, что Регина оказалась заведующей кафе в Старой Риге, в пяти минутах от нас стало решающим и превратило дружеские отношения в особо доверительные.
Если требовалось, скажем, посидеть с кем-то под выпивку, но без лишних глаз шли в подсобное помещение, а Регина лично обслуживала. Чтоб и персонал кафе не прислушивался к пьяной болтовне оперов, от трезвой прихоти которых зависело и ее, Регины, благополучие. Она была смышленой дамочкой и нас всех это устраивало.
Каким-то образом возникло правило, что в этом кафе можно поддавать в рабочее время и не опасаться разгрома от начальства. В отделе было два заместителя. И тот, и другой иногда забегали сюда же, не рассиживаясь, по-деловому, в пятнадцать минут справляясь со своим делом, часто не отходя от стойки бара. В таких случаях мы отворачивали морды в сторону... Бывало, что случайно взгляды пересекались, но скользили с полным равнодушием дальше, придавая положению некий легальный статус. Оба зама оценивали сотрудников по конкретным результатам. Потому и не придавали значения той расслабухе, какую позволяли себе подчиненные. Да и понимали, что все мы живем перевернутой вверх дном жизнью и делаем ненормальную работу, когда необходимо сохранять порядочность в одной упаковке с цинизмом, знать правду о нашем обществе и делать вид, что оно справедливо.
Все это сказывалось, конечно, на людях. Ломались многие... А те, кто будто оставались невозмутимыми внушали подозрение, что способны на любой непредсказумый поступок. В действительности так оно и было.
Олег сидел в зале за нашим обычным столиком, в углу (со стола никогда не убиралась табличка - Спецобслуживание). Перед ним стоял графинчик с коньяком, на блюдце, вызывая слюноотделение, лежали похожие на аккуратно срезанные ромашки лимонные дольки.
Он молча разлил коньяк, и мы также молча выпили. Лицо Олега было похоже на отвратительную физиономию мима.
- Случилось, что-то? - осторожно поинтересовался я.
- Да вся жизнь - один большой и дурацкий случай!
Эта мысль была мне близка. Близок мне был и Олег. Вариант был один упиться! В который раз, в ту ночь, я пытался открыть дверь квартиры ключом от сейфа...
Ломались многие... А те, кто будто оставались невозмутимыми внушали подозрение, что способны на любой непредсказумый поступок.
Об этом я думал на следующее утро, стиснутый плотно угрюмыми непроспавшимися пассажирами автобуса. Олег мне не понравился вчера. Никогда раньше не замечал в нем столько злобы. Он любил подтрунивать и умел это делать, умел с юморком относиться к жизни, причем с каким-то очень симпатичным юморком балансирующем все время на грани безвкусицы, но грань эту не переступающую. Но вчера... Вчера он большей частью матерился, не утруждаясь выдумкой и без какой-то видимой связи. Верный признак крупной неприятности, о которой ни с кем говорить не хочется. Я так и расценил. А утром в автобусе стал догадываться, что все это как-то переплетено с его новыми обязанностями. Олег не дал мне вчера заплатить по счету ни разу. Демонстративно ковырялся в портмоне, мусоля толстую пачку денег. На вскидку можно было предположить, что там собралась сумма равная нашему полугодичному жалованью. Пару раз прикрикнул на Регину, когда она попыталась вернуть сдачу никак не смахивающую на деньги, оставляемые на чай.
Мы разбрелись в разные стороны на какой-то улочке в Старой Риге, когда уже была ночь и луна бросала на нас рассеянный свет, тут же растворяющийся в средневековой мгле среди средневековых домов как ложка растворимого кофе в стакане.
- Я в жопе! Я в глубокой жопе! - по-моему именно так сказал Олег на прощанье.
Нет. Не понравился мне вчера он. Совсем не понравился. И сам себе я тоже не нравился. Не нравился я, кажется, и солидной даме в черной шляпе, к которой меня прижала неумышленно, по случаю, бестолковая толпа. Прижала прямо к ее мощной груди словно на что-то неприлично намекая. У дамы вероятно был очень чувствительный нос... Он подрагивал как парус на ветру каждый раз, когда я не сдерживался и из меня бесстыдно выхлопывался вчерашний перегар.
Начальство ломало голову и подыскивало нам нового шефа. Ежеутренние оперативные совещания не проводились и вообще на какое-то время мы остались без присмотра. Казачья вольница, Гуляй-Поле...
Поэтому я сидел за столом и пытал свою совесть. То ли открыть сейф, загнать недомогание в угол как неопытного боксера и нокаутировать там же; то ли задать Янке сакраментальный вопрос:"А не похмелиться ли нам"? Ничего проще! Вон, Янка напротив, подозрительно часто посматривает на потолок в полной задумчивости будто сочиняет стихи. Ладно, пусть сочиняет, момент ответственный...
Способны ли Вы пытать свою совесть с такой же жестокостью, с какой фашисты пытали партизан? Я не способен. Лучше всего у меня получается - разговор по душам. Мы с ней (с совестью) всегда пробуем переубедить друг друга, но почему-то я постоянно оказываюсь красноречивей, а мои аргументы весомей. И в этот раз наша дискуссия приближалась к обычному завершению, когда заглянул Олег. Видок у него был примерно такой же как у меня, что конечно вписывалось в логичный ход событий.
- Сильно занят? - спросил он у меня, не обращая внимания на Янку.
- Нет! - я уже не сомневался в том, с кем мне предстоит похмеляться.
Олег подошел ко мне вплотную.
- Составь компанию. Надо смотаться в Юрмалу и доставить сюда одного деятеля, а он по слухам очень беспокойный. Подстрахуешь?
Это как в анекдоте:"Обманул контролера - купил билет и не поехал". Но что делать? Можно наплевать на собственные дела, но отказать в помощи коллеге это последнее свинство.
- Конечно, подстрахую! - ответил я с трудно уловимым разочарованием.
Однако, Олег уловил.
- По дороге подлечимся, не волнуйся!
Мы сели в оперативный жигуленок, и наш водитель Антон не забыл как всегда с ненавистью напомнить:"Не хлопайте дверцами"! Он был спокойным малым во всем, что не касалось момента захлопывания дверей в жигулях. Каждый нерасчетливый удар дверью приводил его в бешенство, а происходило это с опасной для его здоровья частотой. Когда-нибудь, думал я, все это закончится тем, что он расшибет кому-нибудь череп монтировкой и захлопывал дверцу с осторожностью, осознавая, что это может спасти мне однажды жизнь.
Стояла мокрая ненастная балтийская осень. Но в Юрмале было красиво! Есть такие места, которые всегда привлекательны. Как люди, которые не стареют независимо от возраста и кажется умирают молодыми.
- Тормозни здесь, Антон! - приказал Олег, когда мы поравнялись с неприметным кафе, окруженном печальными соснами.
- Подожди! Мы скоро! - Олег приструнивал нахрапистого шофера.
Водила обидчиво молчал, но команду выполнил беспрекословно. Вообще-то он привык к другому обращению и тому способствовал его крутой нрав, никто не решался его одергивать, хоть он и был обыкновенным шофером. В таких случаях, когда по пути забегали выпить кофейку, Антона всегда приглашали с собой.
- Ничего! Пусть знает свое место, - шепнул мне Олег уже на улице и улыбнулся.
В кафе было пусто. Из-за стойки бара на нас с надеждой смотрела накрашенная девица.
- По сто? - предложил я.
- Нет, по двести! Я угощаю!
- Олег! Сегодня моя очередь!
- Успокойся, Андрей! Этот день мой! Потом поймешь... Так что - не путай колоду!
- У тебя что? День рождения?
- День смерти! А это позначительней, чем день рождения! Торжественней! - и рассмеялся.
- Ну, тогда - другое дело! - рассмеялся и я.
Выпили по половинке, игнорируя культуру пития и заели крохотными канапе.
