Елена Ткач - Странная фотография (Непутевая семейка - 2)
И папа, больше не отвлекаясь на разговоры, принялся снимать. Он работал с каким-то яростным вдохновением, совершенно преобразившись - таким Сеня отца ещё никогда не видела. Как будто сил в нем прибавилось втрое, да, какое там, - вдесятеро! Глаза горели лихорадочным блеском, все движения были быстрые, точные, всего его переполняла литая мускульная сила. Словно душа обретала зримую форму в каждом упругом жесте, в каждом движении... Душа управляла рукой - и Сеня впервые воочию увидала, что такое вдохновение и как красив человек, охваченный этим порывом...
Она никак не могла оторваться от этого зрелища, а потом, словно опомнившись, начала снимать. Папа ещё дома показал ей, как это делается, тем более, что никакой особой хитрости не было: наводи камеру, да нажимай на кнопочку - вот и вся хитрость! Ее фотоаппарат - обыкновенная "мыльница" - не требовал специальных профессиональных навыков, и Сеню целиком захватил невероятно увлекательный процесс, именовавшийся съемкой!
Они оба опомнились, когда начало темнеть - над мерцающей гладью пруда зажглись фонари, выхватывая из темноты таинственные уголки, казавшиеся островками неведомого мира, слышались отдаленные взрывы хохота, поднялся легкий ветерок, и загадочный трепет листвы зашептал над головой. Мир укрылся во тьме, овеваемый дуновением тайны, и казалось, что духи слетелись к пруду и попрятались до поры в его шелестящей листве...
- Ну что, пойдем? Нас уже дома заждались, наверное... - с явным сожалением вздохнул папа.
- Уже? - с тоской откликнулась Сеня. - Тут так хорошо... не хочется уходить. Будто и не Москва это вовсе. А... - он не нашлась, что сказать, и тоже вздохнула.
- А вот что же это за место такое и почему оно так притягивает, расскажут наши с тобой фотографии, - утешил папа. - А иначе и не стоило огород городить, иначе мы с тобой вовсе и не фотохудожники, а неумехи безрукие, которых к этому делу и близко нельзя подпускать! Вперед, проявлять фотографии!
- Впере-е-е-ед! - подхватила папин клич Сеня и они, чуть не бегом, направились к дому.
После ужина Сеня с папой заперлись в проявочной - бывшей кладовке, оборудованной под фотомастерскую. Красный фонарь, баночки с реактивами, кюветы с прозрачной жидкостью, специфический запах... Сене нравилось в папином закутке, её давно тянуло сюда, но только теперь впервые разрешено было переступить порог святилища и наблюдать за процессом.
Папа священнодействовал: на нем был старый халат, Сене тоже велели накинуть фартук: химия - вещь едкая и приставучая! Пока папа вставлял пленку в увеличитель, разводил в кюветах проявитель и закрепитель, Сеня ждала, затаив дыхание: процесс казался ей на диво загадочным и увлекательным!
- Пошло! - шепнул папа, когда на белоснежном прямоугольнике фотобумаги начало проявляться смутное изображение.
Сеня только что не завизжала от удовольствия - так её взволновало это зрелище.
- Тихо! - велел папа, погрозив указательным пальцем. - Фотография шума не любит.
Первой папа проявил Сенину пленку - первый дочерин самостоятельный опыт. И, похоже, мир фотографии принял её, впустил сходу и без колебаний. Съемка удалась!
- Ну, старушка, - покачивал головой Николай Константинович, выуживая очередную мокрую карточку пинцетом за уголок. - Похоже, это твое - с ходу самую суть уловила! Ты погляди только, какие они живые!
И вновь они пережили вместе мгновенья ушедшего дня, вспоминая его во всех подробностях, во всех деталях...
- Что ж, тебя можно поздравить, дочь! Поздравляю! Высохнут - и предъявим, вот наши порадуются! Ну, теперь поглядим, что там у меня получилось.
Папа заправил в увеличитель свою пленку, установил нужный формат... и о, ужас! Квадратики фотобумаги невесело колыхались в растворе, по-прежнему оставаясь девственно-белыми. Вся пленка была засвечена.
- Как же... как это получилось? - папа, как потерянный, тер пальцами лоб, вздыхал, разводил руками...
- Может, пленка дефектная? - предположила Сеня.
- Да нет, пленка качественная, "Кодак". Я её всегда в магазине фирменном покупаю... Ума не приложу!
Они выбрались из темной комнаты, яркий электрический свет ударил в глаза...
- Папочка, не расстраивайся, завтра снова туда пойдем! - Сеня вертелась вокруг отца, стараясь поймать его взгляд.
Но взгляд отец отводил, покорно кивал, понурился, сгорбился...
- Мать, где там у нас мерзавец-то? - шагнул он на кухню к маме.
- Коль, может не надо?
- Надо, Лелька, надо, дочь у нас - прирожденный фотохудожник. Такое грех не отметить.
Мама достала из шкафчика чекушку водки - "мерзавчик", как её называли, быстро нарезала помидоры с луком и зеленью, маслом заправила, извлекла из банки с рассолом сочные хрустящие огурцы...
- Ну, Лель, за первый Сенькин успех! - папа поднял граненую рюмочку бабушкину, ещё довоенную...
- За тебя, Коленька, дай Бог тебе сил! - отозвалась мама.
Сеня мялась на пороге, не зная, присесть ли к столу или тихонечко ускользнуть восвояси...
- Бог, говоришь... - папа задумчиво глядел на свет сквозь грани стекла. - Хорошо бы, конечно, если б Он был. Только... ох, мама, мама! - он уронил голову на руки, стиснул кулаки, и Сеня заметила круглое гладенькое оконце лысины у него на затылке...
- Ну, Коленька, ну, милый мой! - зашептала мама, обнимая его и глазами делая дочери знаки: мол, уйди, отцу лучше побыть одному... - Мама твоя сейчас вот глядит на нас и сокрушается, что ты все мучаешься. Негоже так сердце рвать, нужно радоваться - светлая она душа была, и сейчас на свободе. Коленька, с ангелами она, ты поверь мне, я сердцем чувствую...
- Ангелы... - глухо проронил папа. - Где они, твои ангелы? А смерть вот она! Хоть бы одним глазком на маму... - и это последнее, что Сеня услышала, - она плотно прикрыла за собой дверь на кухню и на цыпочках пробралась в свою комнату.
Если бы папа поверил, что все есть: и Бог, и ангелы, и вечная жизнь, верил, как верит она, Ксения, которой поведал об этом не кто-нибудь, а домовой - дух, который знает об этом не понаслышке и все это видел своими глазами!.. Знал бы папа, что здесь, в этой жизни, ангел-хранитель всегда рядом с нами - за правым плечом, и Проша видел её, Ксениного ангела, видел своими глазами, сказал ей о нем... а она, Сеня, просто онемела от счастья: знать, что ты под защитой, что тебя никогда, ни на минуту не оставят один на один со злом - это так хорошо! Конечно, беда приходит, но часто мы сами её призываем на свою голову, когда творим невесть что! От нас так много зависит и там, на небе, и здесь, на земле - об этом говорил ей Проша, домовой, который все знал! И Сеня верила ему, верила без оглядки - Проша не врал, он попросту не мог врать, потому что ложь - от лукавого, а Проша нечистиков и все их свойства на дух не переносил, не такая его душа, недаром его чистым сделали... Ну и что, что оплошал он, доверия не оправдал, не беда - выправится, и все будет, как надо, вот только, что же делать с папой, как ему помочь? Ведь Проша ни за что не согласится ему показаться, он только для неё сделал исключение, а папе - ни-ни, ни за что, и как теперь быть, что делать?! Без доказательства папа ни в жизнь не поверит, что жизнь не такая, какой видится, а без этой веры он так и будет жить в полсилы, и сумрачной, пасмурной, хмурой будет эта бездыханная жизнь...
Сеня долго вертелась в кровати без сна и уснула далеко заполночь, а в комнате всю ночь раздавались шорохи, шелест, шаги и тяжкие вздохи...
Глава 7
ПОТОП
На следующий день, едва Сеня вернулась из школы, раздался звонок. Звонили из редакции престижного иллюстрированного журнала, просили папу срочно принести хорошую съемку: какой-нибудь пейзаж с настроением на разворот, как фон для лирических стихов известного автора.
- Прямо сейчас, говоришь? - кричал в трубку папа, повеселев. - Что ж, по-моему есть как раз то, что надо. Только вчера проявил. Что? На Патриках. Да, точно! Еду. Все, старик, жди. Успею, успею! Ну, все...
Отец бросил трубку и кинулся одеваться.
- Ну, Сенька, держись! Попробую сейчас твою съемку в журнал пристроить под своим именем. А потом, когда поезд уйдет и журнал выйдет, мы признаемся, что это твои фотографии. Вот, скажем, новая звезда фотографии, Ксения Мельникова! Так что, это твой шанс, дочь! Держи кулаки. Ну все, побежал! Да, забери свои негативы, они мне пока не нужны...
Папа сунул ей круглую пластиковую коробочку с пленкой и умчался. А Сеня задумчиво вертела в руках коробочку, не находя ответа на вопрос, который назойливо вертелся в её голове с самого утра: случайно папина пленка оказалась засвеченной или нет, и тогда чьи это проделки, Прошины или Тараски прогнатого?
Она решила при первом удобном случае спросить об этом у Проши, только вот когда он теперь появится? С тяжким вздохом Сеня опустила пленку с негативами в кармашек на пузе её любимой игрушки - коричневой мыши. Мышь висела на стене над кроватью, она была грустная, очень старая - ещё мамина и, судя по печальному выражению на умудренной жизнью мордочке, знала все на свете... Сеня застегнула молнию на кармашке, погладила мышь по носу и пошла на кухню обедать.
