Коллектив авторов - Сердце Героя (сборник)
Ривера кивнул.
– Да ты рассуди, – убеждал Келли. – Подумай, какая это для тебя реклама!
– Мне нужны деньги, – отвечал Ривера.
– Ты будешь драться со мной тысячу лет, и то не победишь, – заверил его Дэнни.
– Тогда почему вы не соглашаетесь? – сказал Ривера. – Если деньги сами идут к вам в руки, чего же от них отказываться?
– Хорошо, я согласен! – с внезапной решимостью крикнул Дэнни. – Я тебя до смерти исколочу на ринге, голубчик мой! Нашёл с кем шутки шутить! Пишите условия, Келли. Победитель получает всю сумму.
Поместите это в газетах. Сообщите также, что здесь дело в личных счётах. Я покажу этому младенцу, где раки зимуют!
Секретарь Келли уже начал писать, когда Дэнни вдруг остановил его.
– Стой! – Он повернулся к Ривере. – Когда взвешиваться?
– Перед выходом, – последовал ответ.
– Ни за что на свете, наглый мальчишка! Если победитель получает все, взвешиваться будем утром, в десять, – Тогда победитель получит всё? – переспросил Ривера.
Дэнни утвердительно кивнул. Вопрос был решён. Он выйдет на ринг в полной форме.
– Взвешиваться здесь, в десять, – продиктовал Ривера.
Перо секретаря снова заскрипело.
– Это, значит, лишних пять фунтов, – недовольно заметил Робертс Ривере. – Ты пошёл на слишком большую уступку. Продул бой. Дэнни будет силен, как бык. Дурень ты! Он наверняка тебя побьёт. Даже малейшего шанса у тебя не осталось.
Вместо ответа Ривера бросил на него холодный, ненавидящий взгляд. Он презирал даже этого гринго, которого считал лучшим из всех.
IV
Появление Риверы на ринге осталось почти незамеченным. В знак приветствия раздались только отдельные жидкие хлопки. Публика не верила в него. Он был ягненком, отданным на заклание великому Дэнни. Кроме того, публика была разочарована. Она ждала эффектного боя между Дэнни Уордом и Биллом Карти, а теперь ей приходилось довольствоваться этим жалким маленьким новичком. Неодобрение ее выразилось в том, что пари за Дэнни заключались два, даже три против одного. А на кого поставлены деньги, тому отдано и сердце публики.
Юный мексиканец сидел в своём углу и ждал. Медленно тянулись минуты. Дэнни заставлял дожидаться себя. Это был старый трюк, но он неизменно действовал на начинающих бойцов. Новичок терял душевное равновесие, сидя вот так, один на один со своим собственным страхом и равнодушной, утопающей в табачном дыму публикой. Но на этот раз испытанный трюк себя не оправдал. Робертс оказался прав: Ривера не знал страха. Более организованный, более нервный и впечатлительный, чем кто бы то ни было из боксёров, этого чувства он не ведал. Атмосфера заранее предрешённого поражения не влияла на него. Его секундантами были гринго – подонки, грязные отбросы этой кровавой игры, бесчестные и бездарные. И они тоже были уверены, что их сторона обречена на поражение.
– Ну, теперь смотри в оба! – предупредил его Спайдер Хэгерти. Спайдер был главным секундантом. – Старайся продержаться как можно дольше – такова инструкция Келли. Иначе растрезвонят на весь Лос-Анжелос, что это опять фальшивая игра.
Всё это не способствовало бодрости духа. Но Ривера ничего не замечал. Он презирал бокс. Это была ненавистная игра ненавистных гринго. Начал он её в роли снаряда для тренировки только потому, что умирал с голоду. То, что он был словно создан для бокса, ничего для него не значило. Он это занятие ненавидел. До своего появления в Хунте Ривера не выступал за деньги, а потом убедился, что это лёгкий заработок. Не первый из сынов человеческих преуспевал он в профессии, им самим презираемой.
Впрочем, Ривера не вдавался в рассуждения. Он твёрдо знал, что должен выиграть этот бой. Иного выхода не существовало. Тем, кто сидел в этом переполненном зале, в голову не приходило, какие могучие силы стоят за его спиной. Дэнни Уорд дрался за деньги, за лёгкую жизнь, покупаемую на эти деньги. То же, за что дрался Ривера, пылало в его мозгу, и, пока он ожидал в углу ринга своего хитроумного противника, ослепительные и страшные видения, как наяву, проходили перед его широко открытыми глазами.
Он видел белые стены гидростанции в Рио-Бланко. Видел шесть тысяч рабочих, голодных и изнурённых. Видел ребятишек лет семи-восьми, за десять центов работающих целую смену. Видел мертвенно бледные лица ходячих трупов – рабочих-красильщиков. Он помнил, что его отец называл эти красильни «камерами самоубийц», – год работы в них означал смерть. Он видел маленькое патио[13] и свою мать, вечно возившуюся со скудным хозяйством и всё же находившую время ласкать и любить сына. Видел и отца, могучего, широкоплечего длинноусого человека, который всех любил и чьё сердце было так щедро, что избыток этой любви изливался и на мать и на маленького мучачо[14], игравшего в углу патио. В те дни его звали не Фелипе Ривера, а Фернандес: он носил фамилию отца и матери. Его имя было Хуан. Впоследствии он переменил и то и другое. Фамилия Фернандес была слишком ненавистна полицейским префектам и жандармам.
Большой добродушный Хоакин Фернандес! Немалое место занимал он в видениях Риверы. В те времена малыш ничего не понимал, но теперь, оглядываясь назад, юноша понимал всё. Он словно опять видел отца за наборной кассой в маленькой типографии или за письменным столом – выводящим бесконечные, торопливые, неровные строчки. Он опять переживал те таинственные вечера, когда рабочие под покровом тьмы, точно злодеи, сходились к его отцу и вели долгие, нескончаемые беседы, а он, мучачо, без сна лежал в своём уголке.
Откуда-то издалека до него донёсся голос Хэгерти:
– Ни в коем случае сразу не ложиться на пол. Такова инструкция. Получай трёпку за свои деньги!
Десять минут прошло, а Ривера всё ещё сидел в своём углу. Дэнни не показывался: видимо, он хотел выжать всё, что можно, из своего трюка.
Новые видения пылали перед внутренним взором Риверы. Забастовка, вернее – локаут, потому что рабочие Рио-Бланко помогали своим бастующим братьям в Пуэбло. Голод, хождение в горы за ягодами, кореньями и травами – все они этим питались и мучались резями в желудке. А затем кошмар: пустырь перед лавкой Компании; тысячи голодных рабочих; генерал Росальо Мартинес и солдаты Порфирио Диаса; и винтовки, изрыгающие смерть… Казалось, они никогда не смолкнут, казалось, прегрешения рабочих вечно будут омываться их собственной кровью! И эта ночь! Трупы, целыми возами отправляемые в Вера-Крус на съедение акулам. Сейчас он снова ползает по этим страшным кучам, ищет отца и мать, находит их, растерзанных, изуродованных. Особенно запомнилась ему мать: виднелась только её голова, тело было погребено под грудой других тел. Снова затрещали винтовки солдат Порфирио Диаса, снова мальчик пригнулся к земле и пополз прочь, точно затравленный горный койот.
Рёв, похожий на шум моря, донёсся до его слуха, и он увидел Дэнни Уорда, выступающего по центральному проходу со свитой тренеров и секундантов. Публика неистовствовала, приветствуя героя и заведомого победителя. У всех на устах было его имя. Все стояли за него. Даже секунданты Риверы повеселели, когда Дэнни ловко нырнул под канат и вышел на ринг. Улыбка сияла на его лице, а когда Дэнни улыбался, то улыбалась каждая его чёрточка, даже уголки глаз, даже зрачки. Свет не видывал такого благодушного боксёра. Лицо его могло бы служить рекламой, образцом хорошего самочувствия, искреннего веселья. Он знал всех. Он шутил, смеялся, посылал с ринга приветы друзьям. Те, что сидели подальше и не могли выказать ему своего восхищения, громко кричали: «О, о, Дэнни!» Бурные овации продолжались не менее пяти минут.
На Риверу никто не обращал внимания. Его словно и не существовало. Одутловая физиономия Слайдера Хэгерти склонилась над ним.
– Не поддаваться сразу, – предупредил Спайдер. – Помни инструкцию. Держись до последнего. Не ложиться. Если окажешься на полу, нам велено избить тебя в раздевалке. Понятно? Драться – и точка!
Зал разразился аплодисментами: Дэнни шёл по направлению к противнику. Он наклонился, обеими руками схватил его правую руку и сердечно потряс её. Улыбающееся лицо Дэнни вплотную приблизилось к лицу Риверы. Публика взвыла при этом проявлении истинно спортивного духа: с противником он встретился, как с родным братом. Губы Дэнни шевелились, и публика, истолковывая неслышные ей слова как благожелательное приветствие, снова разразилась восторженными воплями. Только Ривера расслышал сказанное шёпотом.
– Ну ты, мексиканский крысёнок, – прошипел Дэнни, не переставая улыбаться, – сейчас я вышибу из тебя дух!
Ривера не шевельнулся. Не встал. Его ненависть сосредоточилась во взгляде.
– Встань, собака! – крикнул кто-то с места. Толпа начала свистеть, осуждая его за неспортивное поведение, но он продолжал сидеть неподвижно. Новый взрыв аплодисментов приветствовал Дэнни, когда тот шёл обратно.
