Антон Макаренко - Максим Горький в моей жизни
Прекрасна работа по созданию нового человека! В ней много наслаждения! Я приветствую партию, давшую нам это счастье и радость!..
БЕСЕДА С РАБОЧИМ АКТИВОМ НА ЗАВОДЕ "ШАРИКОПОДШИПНИК"
Беседа т. Макаренко с активом состоялась в парткабинете. Писатель-педагог рассказал об очень интересных методах воспитания, переубеждения людей, которые применяются в детских колониях НКВД и основаны на опыте большой долголетней работы.
В коммуне им. Дзержинского, сказал т. Макаренко, мы организовали учет поведения. Каждый воспитанник знал (и это самое главное), что его поведение ежедневно фотографируется. То или иное уклонение от нормы в поведении всегда отмечалось особым значком. Прогул, например, обозначался кружочком, опоздание - треугольником, грубость с мастером - вертикальной черточкой и т.д. причем, говорит т. Макаренко, мы этот учет поведения ввели не для организации выводов. Мы использовали его для соревнования по вопросам поведения. С 1930 г. все 28 бригад ведут это соревнование.
Не репрессия, а коллективное осуждение
Мы по-иному относимся к репрессиям.
Допустим, какой-нибудь великовозрастный воспитанник нагрубил мастеру. Его проступок обсуждается на собрании. Собрание постановляет: "Поручить Мише Вареннику (пионеру десяти лет) разьяснить Зубатову (виновнику), в чем заключается неправильность его поведения". Или другой случай. Собрание, состоявшееся 1 октября, выносит следущее решение: "6 октября в 2 часа дня Иванову обязательно подумать над тем, почему он совершил свой проступок".
Ясно, что Иванов будет думать об этом не только 6 октября в 2 часа дня, но и во все дни, предшествующие этой дате.
Прогульщик - "гость"
Прогульщика мы усаживали в столовой за стол гостей, а не рядом с товарищами. Причем кормили не хуже, а даже несколько лучше, чем остальных коммунаров. Несколько дней прогульщик в роли гостя чувствовал себя неплохо, но потом ему это надоедало и он возвращался к товарищам на работу.
Практикуем также и обьявление выговора в особой обстановке. Например, в а п р е л е выносится такое постановление: "Обьявить Петрову выговор в день 1 М а я". Я не помню случая, чтобы выносили кому-нибудь выговор в этот праздничный день, ибо за время, предшествующее празднику, парень настолько исправлялся, что отпадала всякая необходимость вообще выносить ему выговор.
Как беседовать
Ваэнейшим методом воздействия считаю беседу. Причем эту беседу должен проводить человек высокоавторитетный. В с я н а ш а с и с т е м а в о с п и т а н и я - э т о р е а л и з а ц и я л о з у н г а о в н и м а н и и к ч е л о в е к у . О в н и м а н и и н е т о л ь к о к е г о и н т е р е с а м , е г о н у ж д а м , н о и к е г о д о л г у .
На борьбу с ворами призвали коллектив. Попавшийся вор вызывался на собрание. Оно происходило в большой комнате. С центра потолка свисает большая яркая люстра. Виновнику предлагают выйти на середину. Если он вышел и стал в небрежную позу, все собравшиеся предлагают: "Стань смирно!" Ослушаться всего собрания никто никогда не осмеливался. Затем выступал наш воспитанник Землянский, которого мы звали Робеспьером. Робеспьер произносит гневную стремительную речь и в заключение предлагает выгнать виновника из коммуны. Затем выступают еще несколько таких же энергичных ораторов. Вор все это время бледнеет и краснеет. После (этого) говорит кто-нибудь из комсомольцев:
- Мы ведь исправляем таких. Если его выгоним, он опять станет беспризорным. Нужно дать ему возможность исправиться. Я думаю, что его исправить можно. Предлагаю его зачислить в нашу бригаду. Мы за него поручимся. Выгнать всегда успеем.
Излишне отрицать, что этот вор может украсть еще раз, еще два выступавшие ребята об этом говорили), но больше воровать он не будет. И спустя сравнительно короткий срок он "входит в норму".
Товарищеский "чай" Часто мы практиковали такой способ сближения людей. Раз в пятидневку вечером я накрываю у себя в кабинете стол для чая, приглашаю бригаду. В этой бригаде есть, конечно, и плохие воспитанники. Во время чая происходит задушевная беседа. Выступающие воспитанники обрушиваются на недисциплинированных, а я беру их под защиту, говорю приблизительно следущее:
- Что вы на них напали? Они ведь хорошие ребята. Ну, были грешки, надо думать, что это проступки повторяться не будут.
Воспитанники дорожат этими беседами. Они с нетерпением ждут, когда я их приглашу на чай следующий раз.
ВЫБОР ПРОФЕССИИ
И до революции я работал с детьми#1. Как и полагалось до революции, в моем ведении находилось очень ограниченное социальное поле. Я сам был сыном рабочего, и мои ученики были такого же сорта. Официальные люди того времени называли нас мастеровыми. Все же у меня были дети мастеровых более высокого ранга - железнодорожников. Родители их были народом квалифицированным: заслуженные деятели паровозных и вагонных парков, машинисты, их помощники, токари, попадались между ними и начальниками станций.
Железнодорожники жили лучше других рабочих и даже несколько гордились своей хорошей жизнью. И детей своих учили не в каких-нибудь "начальных" трехлетках и не в церковноприходских школах, а в специально для них придуманных "пятилетках". Одним словом, мои ученики составляли некоторым образом привелегированное детство.
Оканчивая пятилетку, мои ребята приступали к выбору жизненного пути. Я руководил ими, и тогда мне казалось, что я действительно им помогаю и что без моей помощи трудно было ребятам выбрать жизненный путь. А сейчас я вспоминаю это время и думаю насмешливо: собственно говоря, ребятам моя помощь и не требовалась: выбора никакого не было. Я проработал в железнодорожной школе девять лет, выпустил в жизнь человек 500; всем помог выбрать профессию, и все они, за малым исключением... сделались железнодорожниками. То, что я называл выбором профессии, было вариацией на очень малом диапазоне: от паровозного слесаря до паровозного машиниста. Окончив школу, мои ребята поступали в тот или иной цех "учениками". Я годами встречал их в этом завидном звании, и они все были похожи друг на друга: замасленная, заношенная рубашка, измазанная мордочка, в руках неизменные "концы". Учебная пабота их заключалась почти исключительно в том, что они целый день ползали в самых грязных местах и вытирали части машин и паровозов. Только когда у них начинала сильно отрастать борода, их переводили в помощники слесаря, это было уже большим карьерным достижением. Заработки их выражались в каких-то грошах, и тем не менее при выборе профессии этот заработок был чуть ли не единственным стимулом.
* * *
После революции судьба поручила мне "самый низший отдел человечества" беспризорных... Вот кто составлял мое обычное общество. До того как попасть в колонию, эти маленькие люди, собственно говоря, уже выбрали себе "профессию", были ею очень довольны и мою непрошенную консультацию встречали даже с некоторым сопротивлением.
Но я терпеливо приучал их к труду и к школе, вокруг себя они видели новое, советское общество, новую свободу, новые пути человека. перед их глазами, как и перед глазами всех советских юношей, открылись широкие дороги. Сначала осторожно, потом все смелей и смелей мои воспитанники вступали на них, захватывали новые области, открывали новые перспективы. Скоро закончится 17 лет, как я работаю с ними. Многие мои воспитанники давно стали взрослыми людьми, женились, имеют детей. Тысячи разошлись по Советскому Союзу, и все нашли для себя профессию. Что они выбрали?
Вот я вспоминаю их имена, вижу их деятельность и хочу честно перечислить их рабочие пути. Но такое перечисление было бы очень утомительным. Мне трудно сказать, что они выбрали. Гораздо легче сказать, чего они не выбрали. И кажется, единственная "профессия", которую они обошли с презрением, это "профессия" вора или мошенника.
И что поразительно: при выборе профессии они меньше всего думали о будущих заработках, о материальных стимулах. Они жадными глазами следили за великим подьемом нашей жизни и видели, куда требуются силы, где не хватает людей, куда призывает их партия. В начале первой пятилетки они все бросились в индустрию. "Инженер" - вот что выражало в их глазах высшую степень выполнения долга, высшую форму деятельности. И от того времени много осталось на этом пути: инженеры-технологи, инженеры-строители, специалисты по тяжелому машиностроению, по легкому машиностроению, авиаконструкторы. Потом, когда в самом настойчивом порядке дня стали вопросы культурного строительства, дороги моих учеников стали разнообразнее. Многие пошли учиться на исторические, педагогические, медицинские факультеты, многие ушли в такие заманчивые области, как геология, появились первые представители в области искусства - студенты литературных факультетов, музыкальных институтов, театральных студий, художественных школ. Особый отдел составляют военные вузы, и самый любимый отдел - летные школы.
