Один день ясного неба - Леони Росс
Она накормит ребенка испеченными Завьером кексами с платановым сиропом, ради нее зажжет лампы в доме и развлечет ее играми. Потому что она, безусловно, сейчас направится в «Стихотворное древо», куда ее тянуло весь день.
Но этого не случилось: ей не было суждено спасти ребенка.
Анис почувствовала, как порыв ветра поднял ее в воздух и опустил на землю. Злой ветер, пьяный, порывистый ветер, принимавший геометрические формы: треугольный ветер, ромбовидный ветер, кольцевидный ветер, кубический ветер, сфероидный ветер; она даже подумала, уж не сошли ли боги на землю, дабы создать заведомо невозможные вещи. Она слышала визгливый рокот моря, представляла, как из пучины исторгаются акульи скелеты, и миллионы крошечных острых камней, и трупы медуз, чьи мертвые щупальца жалят так, что сжимается сердце, а каждый обломок коралла так и норовит вспороть тебе живот. Ветер упрямо откидывал ее назад, не позволяя добраться до маленькой девочки.
Как только ей удалось встать на ноги, она заметила пятку и руку мужчины, который схватил девчушку в охапку и усадил себе на плечи, и малышка вцепилась в него, как крабик. Мужчина побежал вдоль пляжа, обратно в сторону Притти-тауна. Она видела иностранные картинки лошадей на скачках, и он напомнил ей такую лошадь: голова была задрана, он отфыркивался на бегу, а сидевшая у него на плечах девчушка напоминала жокея.
Ее руки и лицо ныли словно от уколов.
Беги, Анис!
И она побежала вверх, к ресторану Завьера. Глотая песок и хватаясь руками за пучки травы. Если бы кто-то посмотрел на нее со стороны, ему бы показалось, что она бежала по воздуху, и ветер ее поддерживал и гнал вперед. Она вспомнила о матери и подумала, что с ней сейчас и какой сильный у нее отец, но медлительный. Бонами, которая никогда не замечала опасности, возникающей на ее пути, и всегда была готова вступить в бой, — где она сейчас? А Тан-Тан, о боги? В розовом борделе, где живет шлюха с младенцем.
Пусть с ними все будет хорошо.
Далеко внизу соленые волны вторглись на песчаный пляж.
* * *
Мужчина, спасший Оливианну от урагана, напомнил ей дедушку. У обоих были печальные глаза и белизна в волосах и в бороде. Но этот длинноногий мужчина двигался куда резвее. После того, как он поставил Оливианну на пол большой веранды, поцеловал в щеку и ушел, девочка огорчилась. Он шагал, что-то мурлыкая себе под нос, в сторону моря.
Она была уверена, что он был молнией этого мира.
Она постучала в дверь; к ней вышла леди с одеялом и кувшином воды и смыла с нее соль, от которой свербела раздраженная кожа. Оливианна надеялась, что с ее мамочкой все в порядке и что дедушка умеет плавать.
* * *
Вокруг «Стихотворного древа», сквозь призрачный свет вихри ураганного ветра рвали сад — как ошалевшие от страсти любовники, слишком долго ждавшие близости. Утром проявятся следы побоища и страстных укусов в самых неожиданных местах, слова, которые никогда бы не были произнесены. Оранжевые стебли вьюнков оплели лимонник, тычинки сливового цвета, растерзанные горные розы, искривленные, покрытые лишайниками ветки деревьев, цветы яванского имбиря и шелковистые вишневые листья. Завьер стоял, в изумлении глядя, что красные стебли белопероне капельной оторвались от корневища и их диковинные, похожие на раковые панцири, бутоны раскрылись на воздухе, а семена из них вприпрыжку покатились вниз по склону утеса к морю. Нежные миндальные деревья склонили кроны и стволы, почти вырванные из земли, и покуда он смотрел, они последовали за прочими растениями, взбаламученными круговертью ветра, закружились вокруг дома, обретя благодаря урагану необычайную подвижность.
Как услышать дыхание человека сквозь рев бури? Как звуку удается пробежать сквозь ревущий ветер и шум морских волн, угрожающих смыть горизонт? Но все же ему кажется, что он слышит ее дыхание, — а вот и она сама поднимается по ступенькам.
Он выпускает мотылька.
Она видит, что он силится приблизиться к ней, шагая по растерзанному саду. Ему не придется идти слишком далеко. Ведь она уже здесь, криком кричит на ливень и на пляшущие лепестки.
Он обнимает ее и чувствует, как горяча ее кожа.
А в доме он приносит ведро воды и обливает ее, потом снова выливает на нее ведро, устраивая в кухне потоп, и обтирает ее кожу, чтобы стереть едкие сладкие дождинки. Точно так же и сам обливается, покуда она вытирается принесенными им полотенцами. Они стараются отвести глаза друг от друга, но он чувствует ее близость спиной и шеей, а она чувствует его.
Она обтирается досуха.
Он отирает с уголка рта капли воды.
Они смотрят друг на друга.
Он видит, что она не так молода, как прежде, но, возможно, стала даже лучше.
Она видит, что он все еще опечален.
Он видит ее изящные тонкие плечи, гладкую безбрежность ее кожи. И ее изумительный зад.
Она смотрит на его рот.
— Зачем ты бегаешь под дождем? — спрашивает он, а потом думает: ну разве можно так приветствовать старую подругу?
Она думает о том же, разве что не называет его мысленно старым другом, потому что они не старые друзья. Но… ей бы так этого хотелось.
Он думает, что она красивая, с листочками из его сада, прилипшими к ее платью.
— Мне нужно в туалет, — говорит она.
— Останься! — говорит он.
Он хочет побыть с ней хотя бы лишнюю минуту.
Она смеется:
— Но я хочу писать, Завьер!
Когда она возвращается, он кладет ладонь ей на руку, потом дотрагивается до ее щеки. Она трогает его руку, прижатую к ее щеке. Она топчется по лужам на полу, исцеляя его покрытое синяками лицо и расцарапанную кожу на руках. Ей становится зябко, еще мгновение — и ее охватит озноб. Он приникает ртом к ее рту.
— Смотри-ка, я попала к тебе без очереди, — говорит она.
Эпилог
— Привет, кто говорит?
— Приветствую, мисс Ха.
— Да, дорогая. Откуда ты звонишь?
— Я из округа Плюи. Ты
