Владимир Короленко - Том 5. История моего современника. Книги 3 и 4
В 1879 году все братья были арестованы и Вл. Короленко с младшим братом высланы без объяснения причин в гор. Глазов, Вятской губернии. Отсюда начались продолжительные ссыльные скитания: из Глазова, как человек беспокойный, Вл. Короленко выслан сначала в лесную глушь на верховья реки Камы, а затем, по проделке местного начальства, до сих пор еще вполне не выясненной, — арестован, просидел полгода в вышневолоцкой тюрьме и весной 1880 года выслан в Сибирь, опять без объяснения причин. Случайно, уже в дороге, удалось узнать, что он высылается в Якутскую область якобы за побег с места первоначальной ссылки. Такого побега, впрочем, он никогда не совершал.
Это было время «диктатуры» гр<афа> Лорис-Меликова. Начинались смягчения репрессий, многие ссыльные возвращались из места ссылки, и Короленко вместе с десятью товарищами сначала остановлен в Томске, а затем препровожден в Пермь, где все-таки отдан под надзор полиции, без права выезда. Здесь его застало трагическое событие 1 марта 1881 года, когда был убит Александр П. Репрессии усилились. Начиналась глухая реакция, отметившая собой все царствование Александра III и подготовившая потрясения, из которых и теперь еще не вышла Россия. При перемене царствования у ссыльных потребовали особой присяги. Короленко подал пермскому губернатору заявление, в котором, изложив то, что испытал сам и что видел во время своих скитаний по тюрьмам, отказался принести присягу беззаконному порядку, поставившему его без суда в положение лишенного гражданских прав… За это он был вновь арестован и отправлен на этот раз в Якутскую область, которой избег год назад.
Среди якутов Короленко пробыл еще три года. В 1885 году он вернулся в Россию, в Нижний Новгород, где сошлась вся семья, раскиданная по свету тем же административным порядком. Здесь в первые же дни его опять арестовали по «новому недоразумению», которое вскоре рассеялось. Это был последний арест Короленко, но и до самого последнего времени администрация не оставляет его своим вниманием, и в газетах нередко встречаются известия о безрезультатных обысках в квартире писателя.
Писать начал в 1879 году в журнале «Слово». Высылка в Якутскую область на время прекратила его писательскую карьеру — три года он занимался земледелием, а по зимам сапожным ремеслом. По возвращении дебютировал вновь рассказом «Сон Макара», помещенным в журнале «Русская мысль» (март 1885 года). Живя в Нижнем, много работал в приволжской и столичной печати в качестве корреспондента и публициста, интересуясь главным образом правовыми вопросами местной жизни. Эта его работа, всегда неприятная местной администрации, и способствует поддержке его неблагонадежной репутации в глазах местных властей. В 1896 году выступал в печати и на суде защитником группы вотяков, неправильно обвинявшихся в принесении языческим богам человеческой жертвы. Два раза злополучные и темные вотяки были осуждены, но в третий раз благодаря вмешательству печати удалось разорвать сеть интриги, их опутавшей, и невинность их была доказана, а мрачная сказка рассеяна. В глухом городишке Казанской губернии разыгрался третий, и последний, акт этой судебной драмы, и после речей защитников, в том числе известного адвоката Карабчевского, а также Короленко (взявшего на себя этнографическую часть защиты), присяжные вынесли оправдательный приговор, который одновременно явился обвинением инквизиционной системы русского следствия…
В тревожные дни 1905-<190>6 года Короленко жил в Полтаве, где принимал ближайшее участие в редактировании демократической газеты «Полтавщина». Здесь он поместил «Открытое письмо статскому советнику Филонову», в котором обвинял его в ряде жестоких и беззаконных истязаний, произведенных над сорочинскими крестьянами. В заключение он требовал суда над Филоновым или над собой, если его заявление окажется неправдой. Письмо, перепечатанное всеми русскими прогрессивными газетами и многими иностранными, ставило администрацию в довольно трудное положение. Но в это время молодой человек Кириллов убил Филонова на улице выстрелом из револьвера. После этого ретроградная печать старалась выставить Короленко подстрекателем к террористическому убийству. Он был (впрочем, только для вида) привлечен к следствию, которое тянулось год, хотя суду было отлично известно, что все, оглашенное в «Открытом письме», совершенная правда. Следствие раскрыло картину преступлений даже более ярких, чем описал Короленко, и дело было прекращено. К сожалению, русский суд до сих пор является еще покорным орудием политики. Это была маленькая услуга со стороны суда, давшая возможность администрации оттянуть финал скандального дела на целый год, пока другие события не покрыли собой острое впечатление филоновского дела.
Короленко — художник-беллетрист только наполовину. Другая половина его работы — публицистика, преимущественно по конкретным поводам, в которых выступают характерные черты современного русского строя.
С половины девяностых годов Короленко редактирует в Петербурге ежемесячный журнал «Русское богатство», являясь представителем группы писателей-товарищей, продолжающих традиции «Современника)» и «Отечественных) зап<исок>».
Автобиография, написанная для словаря писателей*
Владимир Галактионович Короленко родился в июле 1853 г. в городе Житомире Вол<ынской) губернии).
Отец мой был чиновник — сначала судьей, потом судебным следователем, потом опять уездным судьей в г. Дубно, а затем в Ровно той же губ<ернии>, где он и умер в конце 60-х годов, когда я был в 6-м классе гимназии. Мать моя — полька, дочь помещика средней руки. Всех детей было пятеро: три брата и две сестры. Отец оставил семью без всяких средств, так как даже в то время, при старых порядках, он жил только жалованием и с чрезвычайной щепетильностью ограждал себя от всяких благодарностей и косвенных и прямых приношений. Я помню, что при каждом новом назначении приходилось выдерживать настоящие штурмы со стороны доброхотных даятелей, в особенности евреев, которых ему нередко даже приходилось гонять палкой из квартиры. В 1870 г. я окончил курс Ровенской ре-альн<ой> гимназии с серебряной медалью и поступил в Технологич <еский> институт. В Петербург я приехал с 17 рубл<ями>, и два года прошло в трудовой борьбе с нуждой (я занимался раскрашиванием ботанических) атласов — работа крайне неблагодарная), на 3-й, уехав в Москву, поступил в Петровскую академию. Перейдя на 3-й курс этого заведения, за подачу коллективного заявления студентов 1875 г. — выслан из Москвы в Вологодскую губ<ернию>. Оттуда (еще с дороги) возвращен под надзор полиции в Кронштадт, где в то время жила и моя семья. Через год, будучи освобожден из-под надзора, переехал с семьей в Петербург, где и жил до 1879 г.
В феврале этого года, после двукратного обыска, арестован вместе с двумя братьями, зятем и двоюродным братом, а в мае того же года все мы (кроме одного старшего брата) разосланы в разные места без объяснения причин высылки. Я с младшим братом попал в Глазов, Вятской губ<ернии>.
Затем, опять без объяснения причин, из Глазова был выслан в так называемые Березовские Починки (на сев<ере> Глазовск<ого> уезда), откуда в феврале 1880 г. — в вышневолоцкую политическую тюрьму № 2, для пересылки административно в Сибирь. Как оказалось после, я высылался вследствие якобы побега с места ссылки, которого я никогда не совершал. Перед пасхой того же 1880 г. вышневолоцкую тюрьму посетил князь Имеретинский по поручению Лорис-Меликова, спрашивавший заключенных по политическим) причинам об обстоятельствах их дел и о причинах высылки.
В августе же партия была отправлена в Сибирь, и я с нею. Быть может, вследствие расследования, произведенного князем Имеретинским, моя высылка в Якутскую область (куда ссылали за побег) была отложена, и я вернулся в Пермь, откуда написал в газету "Молву» (12 октября 1880 г., № 282) письмо, излагавшее любопытную историю моей ссылки. В 1881 г. вследствие отказа от присяги[14] (но опять без объявления причины) был вновь выслан в Якутскую область; на сей раз достиг места назначения. В декабре 1881 г. прибыл в селение Амгу, где и поселился вместе с ранее туда высланными товарищами. В 1882 году мне был объявлен срок моей высылки (до 9 сентября <18>84 г.). Таким образом, я жил в Якутской области без двух месяцев три года, занимаясь земледелием. По истечении срока, вернувшись в Россию, поселился в Нижнем Н<овгороде>, куда собралась почти вся рассеянная семья и где живу до настоящего времени.
Первая моя работа была напечатана в «Слове» 1879 г., подписанная только инициалами. Это юное произведение было отвергнуто «Отечественными) записками» как весьма незрелое, по отзыву Салтыкова, что я сознавал уже и тогда. Тем не менее ее помещение в «Слове» оказало мне громадную услугу, так как совпало с моей высылкой, когда семья моя была лишена сразу всех работников. В 1880 г. в том же журнале «Слово» была напечатана моя корреспонденция «Ненастоящий город» и затем в феврале 1881 г. — «Временные обитатели подследственного отделения» — рассказ, рисующий тобольскую тюрьму (где мне пришлось побывать на возвратном пути из Томска во время первого возвращения из Сибири). Рассказ этот сгруппирован около характерной фигуры сектанта (неплательщика, как я узнал впоследствии), которого держали в одиночном заключении и который заявлял свой неуклонный протест безустанным стуком в тюремную дверь.
