Всё, что у меня есть - Труде Марстейн
Майкен поднимает взгляд от экрана мобильного.
— Я заскочу к Лоне. У нас что сегодня на ужин?
У меня возникает страстное желание наказать ее, больше никогда не прощать. Во рту кислый привкус. Майкен отправляется в ванную, она стоит у открытой двери и наносит спрей для волос. Потом звуки стихают, и я понимаю, что она подкрашивает глаза. Перед уходом она говорит, что мы могли бы потом поесть тако, но после этого ей, возможно, опять придется уехать.
— Ладно, — соглашаюсь я. — В семь?
— А кукурузу ты купила? — спрашивает Майкен. — В прошлый раз, когда мы готовили тако, ты забыла кукурузу.
Как-то я написала предложения, из-за которых мне теперь стыдно. «Верь в хорошее в человеке. Если хочешь, чтобы прекрасные события наполняли каждый твой день. Не думай о том, что ты можешь сделать по дому, лучше спроси, что твой дом может сделать для тебя. Наполнение твоей жизни зависит отнюдь не от вещей». Порой абсолютная бессмыслица, кажущаяся в то же время невероятно значимой, пугает меня до глубины души. Дверь за Майкен захлопывается, остается только слабый запах ее духов. Я чувствую хорошо знакомое острое желание поговорить с Руаром, хотя я поняла уже много лет назад, что Руар не тот человек, который может мне дать правильный совет в вопросах, касающихся моей жизни.
Из окна я вижу Майкен, она идет по улице, загорелые ноги меряют тротуар большими шагами.
Ничто человеческое мне не чуждо
Август 2015
Анетта в рабочем комбинезоне стояла в хлеву, запустив руку глубоко в родовой канал овцы. Когда я вошла, Анетта повернулась ко мне.
— Голова запрокинута, — сказала она, — но ничего, здесь достаточно места, она не в первый раз рожает.
Анетта позвонила мне, когда начались роды, Майкен на той неделе оставалась у Гейра, и я помчалась одна. Тронд Хенрик переживал творческий кризис, роман не получался, и я испытала облегчение оттого, что могла вырваться. Поля были укрыты зеленой пеленой крошечных ростков, а на березах аллеи, ведущей к хутору Роя, уже набухли почки.
Предплечье Анетты двигалось, описывая под хвостом овцы полукруг, потом она вытащила руку, осторожно сжимая голову ягненка.
А я думала только о Майкен, вспоминала, как рожала ее.
Вязкое чмоканье — и крошечный ягненок выбрался на свет. Он лежал на соломенной подстилке, слабо перебирая ножками, он весь был в серо-желтой слизи, на которой отчетливо виднелись кровяные прожилки.
Я стояла в метре позади и пыталась сглотнуть комок в горле. То чувство, когда Майкен наконец выскользнула из меня — словно тюлененок, так быстро это все произошло. После стольких месяцев, что я носила ее и чувствовала каждое ее движение, мое тело трудилось несколько часов, чтобы ее вытолкнуть. Мне казалось, что я прикладываю слишком много усилий, чересчур зажимаю ее, но вот она с чавкающим звуком появилась на свет, высвободилась из меня, и мне захотелось сесть, чтобы посмотреть, какая она. Она была моей, и мне она была нужна немедленно.
Овца обнюхала и облизала голову ягненка, я всхлипнула, и Анетта со смехом повернулась ко мне.
— Понимаю, зрелище производит впечатление, — сказала она. — А что до меня, я видела это уже сотни раз. Смотри, теперь важно их не беспокоить, они должны привязаться друг к другу, ощутить родство. В стаде мать и ее малыш должны узнавать друг друга.
Наверное, когда родилась Майкен и мне положили ее на грудь, я больше всего думала о Гейре, о том, как важно, чтобы он понимал, что произошло, разделял мои чувства. Я вижу, как вытягиваю шею, как подзываю его — смотри, что у нас получилось!
— Еще один идет, — предупредила Анетта. Овца едва успела лечь, прежде чем из нее с тем же чавкающим звуком вывалился еще один ягненок; парадоксально, но из-за отсутствия кровяных прожилок в окутывающей его желтоватой слизи он выглядел каким-то болезненным.
В тот раз детенышей родилось всего двое. Нам обещали дать ягненка от другой овечки, у которой родилось трое, но это произошло двумя днями позже, при родах я не присутствовала. Когда мы забрали Уллу, ей исполнилось всего полтора дня, желудок был полон молозива. Улла была маленькой и тщедушной, так что первое время круглые сутки приходилось кормить ее из бутылочки каждые два часа. Майкен, как маленькая мама, кипятила воду и ополаскивала бутылочки. Когда мы уехали с фермы Тронда Хенрика, Улле исполнилось уже почти два года, она была ласковой и преданной. Позже я узнала о том, что в конце осени Тронд Хенрик вернул нашу овечку Анетте, а что с Уллой случилось потом, я не знаю.
Я только успеваю залить горячей водой чайный пакетик, когда раздается звонок в дверь. Громко переговариваясь, Гейр и Майкен поднимаются по лестнице. Майкен заходит первая, она выглядит расстроенной, волосы так сильно стянуты на затылке, что кажется, будто это причиняет ей боль. Я обнимаю ее за плечи, но она выворачивается.
— Извини, мы немного припозднились, неимоверно трудно было отыскать место для машины с прицепом, — объясняет Гейр. — Мы потратили на поиски минут двадцать и припарковались на приличном расстоянии от дома, так что таскать придется далеко. И кое-что еще не было упаковано, как предполагалось.
— Да. Я же извинилась, — прикрывает глаза Майкен. — Прости, прости, прости.
На Гейре футболка с V-образным воротом, джинсы, кроссовки «Найк». Волосы немного засаленные, но у него так часто бывает.
— Здесь что, вообще нет фруктов? — Майкен берет из фруктовой вазы маленькое сморщенное яблоко и крутит его в руках.
— Есть то, что ты видишь, — говорю я. — Еще в холодильнике есть морковь и зеленый горошек.
— Я же сказала «фрукты», — отвечает Майкен в своей обычной снисходительной манере.
— Кофе? Чай? — предлагаю я, но Гейр качает головой и говорит, что надо поторапливаться. И я думаю, что мне следовало бы более тщательно проанализировать наши отношения и свою психику, чтобы попытаться понять, как у него получается своим отвратительным настроением, которое ко мне не имеет отношения, так сбить меня с толку, заставить упасть духом.
— Ну вот, — Гейр заглядывает через дверь в комнату Майкен, — письменный стол еще не разобран.
Я не знаю, что сказать. Мне, конечно, следовало побеспокоиться. Я об этом не подумала.
— Извините, — говорю я. — Но ведь стол разобрать — это быстро?
Гейр вздыхает.
— У тебя есть отвертка? И еще шестигранник. — Он показывает на книжную полку и подоконник. Похоже, здесь тоже еще далеко не все упаковано.
Гейр зовет Майкен. Я не помню, где шестигранник.
— Это безнадежно, — восклицает Гейр,
