Виктория Токарева - Рассказы и повести
Маша заметила Дюка, сидящего на корточках.
- Что с тобой? - нежно спросила она, как бы пролила на него немножечко переполняющей ее нежности.
- Ничего, - ответил Дюк.
Ему не нужна была нежность, предназначенная другому.
- Полкило пошехонского сыру, полкило масла и двадцать пачек шестипроцентного молока, - перечислил Дюк.
Продавщица - пожилая и медлительная - посчитала на счетах и сказала:
- Восемь рублей девять копеек.
- А можно я вам заплачу? - спросил Дюк и протянул деньги.
- В кассу, - переадресовала продавщица.
Работала только одна касса, и вдоль магазина текла очередь, как река с изгибами и излучинами и ответвленными ручейками.
- Долго стоять, - поделился Дюк и установил с продавщицей контакт глазами. В его глазах можно было прочитать: хоть вы и старая, как каракатица, однако очень милая и небось устали и хотите домой.
Когда на человека с добром смотришь и нормально с ним разговариваешь, не выпячивая себя, не качая прав, то легко исполняется все задуманное, и не обязательно для этого быть талисманом. Добро порождает добро. Так же, как зло высекает зло.
Продавщица посмотрела на тощенького, нежизнеспособного с виду мальчика, потом обежала глазами очередь в кассу. Совместила одно с другим мальчика с очередью. И сказала:
- Ну ладно. Только без сдачи.
Дюк положил на прилавок восемь рублей двумя бумажками и десять копеек. Продавщица смела деньги в ладонь.
Из ладони - в большой белый оттопыренный карман на ее халате. И перевела глаза на следующего покупателя. На усохшую, как сучок, старуху.
- Пятьдесят семь копеек. Без сдачи, - сказала старуха и положила деньги на прилавок. - Пакет сливок и творожный сырок.
Когда Дюк выходил из магазина, волоча в растопыренной авоське двадцать треугольных маленьких пирамид, торговля в молочном отделе шла по новому принципу, минуя кассу, в обход учета и контроля. Хорошо это или плохо, Дюк не задумывался. Наверное, кому-то хорошо, а кому-то плохо.
В дверях он столкнулся в Ларискиной мамой, соседкой тетей Зиной-той самой, у которой он не хотел бы родиться.
- Куда это ты столько молока тащишь? - удивилась тятя Зина.
- А мы из него домашний творог делаем, - объяснил Дюк. - Мама утром только творог может есть.
- Молодец, - похвалила тетя Зина. - Маме помогаешь. Бывают же такие дети. А моя только "дай" да "дай".
Сейчас магнитофон требует. "Соню". А где я ей возьму?
Дюк не ответил. Нижняя пачка треснула под давлением верхних девятнадцати, и из нее такой беспрерывной струйкой потекло молоко, омывая правый башмак. Дюк отвел руку с авоськой подальше от джине, струйка текла на безопасном расстоянии, но держать тяжесть в отведенной руке было неудобно.
- Саша, говорят, что ты... это... забыты... это... забыла слово. Ну, навроде золотой рыбки.
- Кто говорит? - заинтересовался Дюк.
Путь распространения славы был для него небезразличен.
- В школе говорят.
Дюк догадался, что Виталька сказал Маше. Маша - Лариске. Лариска тете Зине. А той только скажи. Разнесет теперь по всей стране. В "Вечерке" напечатает, как объявление.
Дюку льстило, что его имя муссировали в кругах, где лучшие мальчики катаются на катке с лучшими девочками, под музыку, скрестив руки перед собой.
- Ко мне знакомые приехали из Прибалтики, - сообщила тетя Зина почему-то жалостливым голосом. - Мы у них летом дачу снимаем. Они хотят финскую мебель купить "Тауэр". А достать не могут.
- Английскую, - поправил Дюк.
- Почему английскую? - удивилась тетя Зина.
- Тауэр - это английская тюрьма. Там королева Елизавета Стюарт сидела.
- А ты откуда знаешь?
- Это все знают.
- Может быть, - согласилась тетя Зина. - Там стенка в металлических решетках.
- А зачем тюремные решетки в квартиру покупать? - стал отговаривать Дюк.
- Помоги им, Саша. А? Я обещала. Лариска говорит, что ты благородный.
Дюк не знал про себя - благородный он или нет. Но раз Лариска говорит, со стороны виднее.
Согласиться и пообещать было заманчиво, но рискованно. Вряд ли директора мебельного магазина может устроить пояс с пряжкой "Рэнглер". Да и пояса нет. Сказать тете Зине: "Нет, не могу", - сильно сократить радиус славы. А слава - единственный верный и самый короткий путь к Маше Архангельской. Когда она убедится, что Виталька - гарантное несчастье, а Дюк - благородный и выдающийся, то неизвестно, как повернется дело.
- Они бы сунули, - доверительно шепнула тетя Зина. - Но говорят: мы не знаем, кому надо дать и сколько. Они очень порядочные люди, Саша. Интеллигентные. Садом пользоваться разрешают. Огородом. Мы у них смородину рвали. Укроп.
Струйка из пакета иссякла и теперь капала редкими каплями. Дюк вернул руку в прежнее состояние.
- Я попробую, - сказал он. - Но не обещаю.
Операцию "Тауэр - Талисман" следовало подготовить заранее.
Кабинет директора располагался в глубине магазина, рядом с мебельным складом.
Директор салона мебели сидел за своим столом, сгорбившись, приоткрыв рот, и походил на ежика, который хотел пить. Жесткие волосы стояли на голове торчком, как иголки. Не хватало только иголок на спине. Его голова составляла треть туловища и переходила в него сразу, без шеи. Ручки были короткие, как лапки, и лежали на столе навстречу друг другу.
- Здравствуйте, - поздоровался Дюк, входя.
Ежик что-то вякнул безо всякого вдохновения. Длинное слово "здравствуйте" ему произносить не хотелось. Да и некому особенно. Подумаешь, мальчик пришел. Заблудился, должно быть. Маму потерял.
Дюк стоял в нерешительности и молчал.
- Чего тебе? - спросил Ежик. Говорил он через силу, как будто его немножко придушили и держали за горло.
- Гарнитур "Тауэр", - отозвался Дюк.
- Импорта сейчас нет... А кому надо?
- Знакомым.
- Чьим? - директора, видимо, беспокоило: не явился ли Дюк гонцом от важного лица.
- Тети Зининым.
- А тебя Зина кто?
- Соседка.
- А что же это она тебя за мебелью посылает? Совсем уж с ума посходили... Ребенка за мебелью... - директор фыркнул абсолютно как еж.
- Я не ребенок.
- А кто же ты?
- Талисман.
- Чего?
- Талисман - это человек, который приносит счастье.
Директор впервые за время разговора воспрял и посмотрел на Дюка, как ежик, который увидел что-то для себя интересное. Гриб, например.
- Ты приносишь счастье? - переспросил он.
- Сам по себе нет. Но если человек что-то хочет и берет меня с собой, то у него все получается, что он хочет.
- А ты не врешь? - проверил Еж. Так гарнитуров все равно ведь нет, уклонился Дюк.
- Если ты мне поможешь, я тебе тоже помогу, - пообещал Еж. - Съезди со мной на час-другой.
- Куда? - спросил Дюк.
- В одно место, - не ответил Еж. - Какая тебе разница?
- Да в общем никакой, - согласился Дюк.
Еж встал из-за стола, поднялся на задние лапки, но выше не стал. Голова его осталась на прежнем уровне. Дюк понял, что он встал, по расположению рук на столе. Прежде они располагались навстречу друг другу, а теперь ладонями вперед. Как у стоящего человека.
В такси Еж сидел возле шофера и все время молчал, утопив голову в плечах.
Один только раз он обернулся и сказал:
- Если они хотят, чтобы не было взяточничества, пусть не создают условия.
Дюк ничего не понял.
- Создают дефицит. Создают очередь, - продолжал обижаться Еж. - И на что они надеются? На высокую нравственность? Я так и скажу.
- Кому? - спросил Дюк.
Еж махнул рукой и обернулся к таксисту:
- Здесь.
Таксист притормозил возле большого, внушительного здания.
Еж расплатился. Вышел. Открыл дверцу Дюку.
Они разделись в гардеробе, прохладном и мраморном, как собор.
Поднялись по просторной лестнице, вошли в комнату, обшитую деревом. По бокам комнаты были две массивных двери с табличками, и возле каждой сидело по секретарше.
- Стой здесь, - велел Еж, а сам пошел направо. Но, прежде чем кануть за дверью, бросил Дюку взгляд, как бросают конец веревки, перед тем как прыгнуть в кратер вулкана. Или нырнуть в морскую глубину. Или выйти из ракеты в открытый космос, когда не знаешь, что тебя ждет и сможешь ли ты вернуться обратно. Дюк поймал глазами конец веревки и кивнул.
Еж скрылся за дверью, подстрахованный Дюком.
Дюк остался стоять как столбик. Хотелось есть. Он ничего толком не понимал, что происходит, однако сообразил, что кто-то создал условия для взятки и Еж, не обладая высокой нравственностью, загреб взятку в норку своими куцыми лапками. Теперь его вызывают и требуют объяснения, и Еж сильно расстроен, поскольку придется снимать с иголок чужие деньги, которые успели стать его собственными.
Секретарша справа сосредоточенно копалась в бумагах. Потом достала то, что искала, и вышла из комнаты.
Вторая секретарша держала возле уха трубку и время от времени произносила одну и ту же фразу: "Ты совершенно права". Пауза, и снова: "Ты совершенно права".
Дюку стало скучно. Он прислонился спиной к правому дверному косяку и съехал вниз, скользя по косяку спиной.
