Всё, что у меня есть - Труде Марстейн
— Я вот теперь превратилась в такую мать, которую заботит только, придут ли сыновья домой к ужину, — призналась она. — Это не слишком приятное чувство — думать, будто они возвращаются домой лишь по обязанности.
Мы съели по стейку с отменным бальзамическим соусом, готовить который я научилась у Гейра и от которого Кристин была в восторге. Когда я была моложе и жила с Гейром, я воспринимала чье-то восхищение его кулинарными талантами как назидательный посыл в свой адрес. Каждый раз, когда семья собиралась встретиться за одним столом, Кристин говорила: «Гейр должен приготовить ужин. Он готовит потрясающую еду! Надо использовать любой повод, чтобы отведать его кулинарные шедевры». Словно она знала, что в нашей семье Гейр надолго не задержится. Я думала о Майкен, которая делала куличики в песочнице, а я приговаривала: «Ой, как чудесно, можно мне попробовать? Какой вкусный шоколадный кекс!»
— Тетя Лив все хлопочет и хлопочет, — сказала Кристин.
Я кивала, согретая и развеселившаяся от вина.
— Мама ужасно неблагодарная! Бедная тетя Лив!
Мы говорили о том лете, когда папа ушел от мамы — и от нас, а у меня случился приступ аппендицита, и о том, как тетя Лив старалась помочь и какой вредной и неблагодарной была мама.
— Элиза сказала, что мама сердилась на тетю Лив за то, что та не попыталась образумить папу, — сказала Кристин, — а тетя Лив никак не могла взять в толк, почему мама ничего не делает, чтобы вернуть его. Отношения между ними накалились, и в конце концов тетя Лив просто уехала.
Кристин поднялась, чтобы подбросить в камин еще дров.
— В любом случае, в каком-то смысле его возвращение — твоя заслуга, — сказала Кристин, сидя на корточках перед камином.
И это было правдой.
Кристин глубоко вздохнула и рассмеялась. Огонь в камине разгорелся с новой силой, свежее полено затрещало, посыпались искры.
— К окончанию учебного года мы ставили «Приключения Алисы в Стране чудес», я играла Алису, — вспоминала она. — Папа ушел за два дня до премьеры.
Она наклонилась, взяла бутылку и подлила вина в свой бокал.
— Я вбила себе в голову, что папа придет посмотреть на меня, — говорила она, — и чем больше я думала об этом, тем крепче становилась моя уверенность в том, что он обязательно придет. Я была убеждена, что он не может пропустить спектакль и не увидеть меня в роли Алисы!
Я помнила Кристин в смешном парике с двумя косичками и в желтом платье и еще огромный стол, уставленный сладостями. Я не припомню, чтобы меня на тот момент беспокоил уход папы.
— Это превратилось в какое-то наваждение. Ведь все дети на свете уверены в том, что мир вертится вокруг них. И я представляла себе папу, который проснется в то утро, где бы он там ни был, и подумает: «Сегодня же спектакль! Я должен увидеть, как Кристин будет играть на сцене!»
Она прикрыла глаза и улыбнулась.
— В то лето я жутко скучала по нему, — продолжала она. — А потом ты слегла. Боже мой, как же ты болела! Конечно же, я немного ревновала, ведь ты лежала в больнице и получала все, чего бы ни пожелала. И вот тогда папа и объявился.
Мой бокал опустел, и Кристин снова наполнила его. Мне показалось это непривычным и странным — то, что Кристин ревновала ко мне, мне и теперь это непонятно.
— Меня до сих пор снедает любопытство — где же он был все это время, — говорила Кристин. — Как думаешь, мама знает?
Она спросила, осмеливалась ли я когда-нибудь задать этот вопрос маме, и я призналась, что нет.
— Должно быть, это был вопрос жизни и смерти, раз он ушел и потом вернулся, — размышляла вслух Кристин. — Одной только моей главной роли в «Алисе» было недостаточно.
Кристин снова рассмеялась, потом снова задумалась.
— Но я все же ужасно беспокоилась из-за тебя, — сказала она. — Когда поняла всю серьезность ситуации, я пришла в отчаяние, а утешить меня было некому.
На папины похороны Гейр пришел. Он, Майкен и я сели рядом, словно по-прежнему были одной маленькой семьей. Гейр знал, куда нам нужно идти и что делать, где нам следует сесть в церкви, когда нужно вставать, открывать сборник псалмов. Я заплакала, и он обнял меня.
Когда, случалось, плакала Майкен, Гейр утешал ее, прижимая огромные ладони к ее мокрым от слез щекам, глядя в чистые глаза Майкен, в которых отражался его взгляд, и эта связь была нерушимой, только он мог воспринимать ее всерьез, что бы она ни делала, словно это было нечто само собой разумеющееся. В такие минуты я чувствовала огромную любовь к Гейру, но любовь эта была сродни восхищению стороннего наблюдателя. Они убивали меня, он и Майкен. Я должна была все время стараться заслужить любовь Гейра, а Майкен она доставалась просто так. Она могла вести себя ужасно.
На стене в доме, где мы когда-то жили с Гейром, висит фотография — на ней мы вместе с Майкен на кухне в нашей первой квартире на Марквейен. Я выгляжу такой счастливой. В шортах и майке. Мое тело после родов уже вернулось в форму. Майкен сидит в детском стульчике, личико вымазано пюре. Фотографировал Гейр. Лето в тот год стояло теплое, мы постоянно ездили купаться, сидели на пляже в Эстмарке или во Фредрикстаде, раскрыв над коляской Майкен зонтик. Белые прибрежные скалы, солнце, крики чаек.
— Просто не верится, что ты была беременна, — сказала Элиза, когда мы расположились на пляже во Фредрикстаде.
— Ну конечно, — возразила я и показала на лишнюю кожу на животе.
Ветер шевелил траву, пробивавшуюся сквозь песок, и забавлялся с полиэтиленовым пакетом, словно невидимые игроки перекидывали его резким движением друг другу.
— Ну, это ерунда! — воскликнула она. — Ты качала пресс?
Приезжать в ту квартиру, где мы жили с Гейром, — словно возвращаться в свою собственную жизнь, но меня в этой жизни больше нет. Будто я стою в прихожей и жду хозяйку. И хозяйка, которая тоже я, вот-вот спустится по лестнице со второго этажа, или поднимется из подвала с бутылкой пива или вина, или выйдет из туалета, или войдет в двери веранды. Особенно отчетливо я представляю, как спускаюсь по лестнице, застегивая на ходу замочек сережки, хотя такое, кажется, было всего один раз. Я помню только ощущение гармонии, благополучной жизни, но я знаю, что мои воспоминания о чувствах и настроении частенько меня подводят.
Я слышу, как звякает телефон, и открываю сообщение от Терье. «Кстати, — пишет он. —
