Интим не предлагать, или Новая жизнь бабушки Клавы - Лина Богданова
«Три танкиста, бр-хр-хр, три веселых х-х-х… друга…» — подпрыгивал на ухабах страдалец-патефон.
— Экипаж машины боевой! — верещал, отчаянно перевирая мелодию, Ромка-маленький из люка.
— Дурдом «Ромашка», — закатывала глаза мама Рита.
— Нормально идет, — со знанием дела кивал Ромке-старшему Николай.
— Хр-хр, — вносил свою лепту в оживленную атмосферу поездки спящий за задним сиденьем Шарик.
— Не довезу, — хмурил брови Митрич, заботливо удерживая патефон.
— А мы тебе взамен этой рухляди бумбокс с динамиком купим, — успокаивал его сосед, Ромка-старший.
— С твоей-то зарплатой только бумбоксы налево и направо раздаривать, — вернулась к любимой теме его жена. — Не верьте вы ему, Константин Дмитриевич.
— Кто это Константин? — удивился Николай. — Это Митрич, что ли?
— Плохо, как я погляжу, — кривила губки мама Рита, — вы своего домовладельца знаете. Митрич да Митрич, а все остальное будто бы и значения не имеет! Ох и черствые вы, мужики! Что сухари прошлогодние. Он вообще в курсе, — обратилась она к старику, — что вы женитесь первого числа?
— Ну дык… — смутился Митрич.
— То есть как женится? То есть кто женится? — Николай растерянно оглядел присутствующих. С Шариком все было предельно ясно: их отношениям с Мэри упорно препятствовал хозяин красотки. Ромка-старший вряд ли на второй брак сподобится, ему бы первый пережить. Ромке-младшему рано еще. Сам Николай до этой темы еще не дошел. Стало быть…
— Ну старик…
— Ой, да не факт еще! — отмахнулся Митрич, едва не уронив своего отчаянно хрипящего любимца. — Познакомились только. Преувеличиваете, Маргарита.
— Если самую малость, — дернула плечиком та. — А вы в курсе, что Алевтина Павловна платье белое купила? И тридцать бутылок водки? Думаете, зря?
— Торопится твоя Алевтина Павловна! Ну и баба! Два раза в кино сходили. Три — в поликлинику на процедуры. Ну у калитки пару разков постояли. Хоть ты в монастырь уходи!
— Дела… — почесал затылок квартирант. — Выходит, скоро мне от ворот поворот укажешь? Мог бы предупредить.
— Ну че прицепился? — возмутился Митрич. — Да я скорее Алевтину эту за поворот пошлю, чем вас с Шариком. Мы ж экипажами просто так не разбрасываемся.
— Женщинами тоже, между прочим… — поджала губки мама Рита.
— И зажили, «песня в том порука, нерушимой, дружною семьей…» — невпопад горланил из люка Ромка-маленький.
— А ведь у нас практически четыре танкиста получились, — удивился своему неожиданному наблюдению Митрич. — И собака. Хоть кино снимай!
— Жаль, Карапузов не смог присоединиться.
— Да ну его, этого зануду. В танк столько сажать и не положено.
— Здорово получается! А мама у нас за киношную Марусю сойдет. Хорошо, что взяли ее.
Взрослые замолчали враз, думая о чем-то своем. Ромка-старший, улыбаясь своим мыслям, следил за дорогой. Мама Рита поправляла макияж. Митрич думал о свидании с Нарочью и о предстоящем походе в парикмахерскую, запланированном на выходные после поездки. Надо бы по-модному постричься, не старый еще. Может, сложится у них с Алевтиной. Хозяйка в доме не помешает. А можно к ней перебраться. Вариант. Или сначала яблоки поснимать? Перезреть могут…
Николай прикидывал, куда податься ему с Шариком, если Алевтина Павловна все-таки добьется своего. Разве что с сыном мириться.
— И то дело, — вздыхал во сне Шарик, привычно считывая хозяйские мысли. Лично он против перемирия ничего не имел. Танкисты и в мирное время неплохо живут. Особенно если целым экипажем…
«…а все хорошее и есть мечта…» — вдруг ожил приемник, до последнего считавшийся членами экипажа всего лишь элегантным дополнительным антуражем к шикарному внедорожнику.
— Хр-р-р, — оценил торжество зарубежной электроники и отечественного оптимизма спящий Шарик… Белая полоса его жизни простиралась за горизонт четкими свеженанесенными на шоссе штрихами, щедро одаривая любимых и дорогих ему людей и животных новыми мечтами и надеждой на их исполнение.
Обо всем понемногу
Рассказы
Мамин день
— «Сегодня мамин праздник, сегодня мамин день», — напевала Маша давнюю детскую песенку, вытягивая из гипермаркета тележку с провизией. — Да будет так! Давно пора, между прочим. А единственная горячо любящая доченька не сподобится никак!
Теперь сподобится. К празднику она начала готовиться неделю назад. Вымыла квартиру чуть ли не до блеска. Сменила тюль на окнах. Пересадила цветы в новенькие кашпо.
— И зачем столько хлопот? — удивлялась мама. — Подумаешь, праздник. Сядем рядком, поговорим ладком. Телевизор посмотрим. Подружкам позвоним.
Маша загадочно улыбалась, продолжая свою маленькую революцию. Все дело в том, что восьмого марта у мамы был день рождения. В этом году юбилей — шестьдесят. Значимая дата. Ее роднулечка лишь сейчас отважилась выйти на заслуженный, как принято говорить, отдых. А до того почти сорок лет отдала пятой детской поликлинике.
Мамины пациенты до сих пор забегали на огонек со своими проблемами. Кому консультация нужна, кому — рецепт от затяжной простуды. На улице раскланивались. В общественном транспорте место уступали. Уважаемый в городе человек. Врач высшей категории. Кандидат медицинских наук. Почетный донор.
Вот только в личной жизни не сложилось. Давным-давно. Встретился на мамином пути красивый, сильный и умный. И затерялся на бескрайних просторах Вселенной. Оставив недоумение в душе и Машу под сердцем. Бывает. И винить по большому счету некого. То ли характерами не сошлись, то ли не поняли друг друга. Поди теперь разберись.
Маша составляла всю личную жизнь мамы. И собиралась ее составлять еще долго. Потому как и у нее не сложилось. Муж ушел через три года после свадьбы. Даже ребеночка не оставил. Все оттягивал куда-то. То диссертация. То выгодный зарубежный контракт. Хотя «на обратной стороне Луны» ребеночка завести сумел-таки. В кратчайшие сроки. Возможно, и не одного. Только Маша переключилась на более достойные объекты наблюдения.
Защитилась. Перевелась из своей поликлиники на университетскую кафедру. Занялась наукой. Теперь вот до докторской доросла. Какая уж тут личная жизнь! Ей и так хорошо. С мамой. И с кафедрой.
Профессор Калинкин смешал ее карты за один день. Просто вошел. Просто познакомился. Моложавый. Подтянутый. Обаятельный. Энергичный. С хорошим чувством юмора.
— Скажи прямо — сексапильный! — закатила глазки ее соратница и приятельница Любаша. — Шона Коннери так напоминает…
Маше профессор Калинкин Шона Коннери не напоминал. Да и не сложилось бы у нее с этим самым Шоном. Но девичье сердечко, несмотря на отсутствие тревожных сигналов, забилось сильнее. Да и как не забиться: помимо того, что новый проректор оказался ее референтом на защите, он вполне
