Райгород - Александр Гулько
К концу двадцатых годов Лейб возмужал, окреп, набрался опыта. Более или менее поставил на ноги Лею и Нохума. По случаю выгодно купил соседний дом, по площади значительно больший, чем старый, родительский. Лавку перенес туда. Теперь ее стали называть на новый манер – «магазин».
Ассортимент в магазине расширился еще больше. Теперь там продавалось практически все, что могло пригодиться людям в их повседневной жизни. В левом крыле были продукты: фрукты и овощи, мясо и рыба, а также бакалейные товары и алкоголь. В правом разместился хозяйственный отдел с тканями, галантереей, одеждой и обувью. Во дворе, под навесом, продавались пиломатериалы, скобяные товары и даже какая-то мебель.
Так Лейб Гройсман опередил время – задолго до того, как универсальные магазины стали появляться в больших городах, он открыл самый настоящий универсам в своем родном местечке.
Глава 5. Женитьба
Как-то, дело было весной 1929 года, Лейб был приглашен к раввину на беседу.
– Ты уже взрослый, – с места в карьер пустился ребе, – пора задуматься о женитьбе. Как сказано в Торе, мужчина не может быть один…
– Где там такое сказано? – перебил раввина Лейб.
– Везде! – неопределенно ответил ребе.
– А если мужчина пока не готов?
– Что значит «не готов»? – повысил голос ребе. – Ты что, не про нас будь сказано, больной? Писаешь в постель? У тебя в штанах пусто?
– Я же не за себя спрашиваю, а вообще… Вы сказали: «Мужчина…» Вот я и уточняю…
– С тобой невозможно говорить, Гройсман! – окончательно рассердился ребе. – Морочишь голову… Бери сидур[24], продолжим после молитвы!
В свои двадцать девять лет Лейб Гройсман был завидным женихом. Высокий, статный черноволосый красавец, никогда не был женат, да еще и состоятельный. К нему уже давно, а в последнее время все чаще и чаще, наведывался местный шодхен[25] реб Зуся. Явившись, всякий раз предлагал по несколько невест, на выбор. Расписывал их, расхваливал, как товар на базаре. Но Гройсман неизменно отговаривался. «Фира Мильман? – хмурил он лоб. – Такая рыжая, толстая? Она на тыкву похожа, боже упаси!» «Клара Ройзман? Что вы! Худая, бледная. Только глаза горят… Ей доктор нужен, а не жених». «Софа Шмурак? Видел я ее на базаре. Точнее, слышал. Кричала, как курица у шойхета![26]»
Не сумев заработать на женитьбе Гройсмана привычным способом, реб Зуся решил действовать иначе – через раввина. Попросил ребе поговорить с Лейбом, как-то вразумить несговорчивого жениха. Получив известие, что беседа состоялась, он пошел на очередной заход. Но выгодный жених вновь отказал. И даже попросил вообще больше не приходить.
– Хотите рюмку водки или стакан чаю, милости прошу! – сказал он реб Зусе. – А вот этих, я извиняюсь, глупостей – прекратите…
Но голод не тетка. Поэтому за несколько дней до Пурима реб Зуся явился опять. Напомнив, что «на чай» разрешили, без приглашения вошел в дом и без церемоний уселся за стол.
Лейб заварил чай, поставил на стол сахар и два стакана в подстаканниках. Достал из буфета тарелку с ументашами[27], но, подумав мгновение, убрал ее обратно. Затем сел за стол, с сочувствием посмотрел на непрошеного гостя и спросил:
– Вус эрцех?[28]
Реб Зуся неопределенно пожал плечами и осторожно сказал:
– Я помню, шо вы за это говорить не любите, но я имею для вас что-то особенное! – И тут же, опасаясь, что ему не дадут договорить, тоном конферансье объявил: – Циля из Волковинец!
Лейб с отсутствующим видом опустил сахар в чай.
– Ее отец держал мельницу в Деражне, – продолжал реб Зуся. – Вспоминаете?
– Нет… – ответил хозяин и нарочито громко стал перемешивать сахар в стакане.
– Шо вы дзинкаете? – разволновался реб Зуся. – Разобьете стакан, он денег стоит! Прекратите!
Лейб прекратил. Реб Зуся успокоился, прикрыл глаза и, раскачиваясь, запел:
– А красивая! А умная! А хозяйка!.. – Потом приоткрыл один глаз и осторожно предложил: – Может, таки можно встретиться?
– Нет! – твердо сказал Лейб и, показывая, что разговор окончен, решительно встал.
– Сядьте! – вскакивая следом, скомандовал реб Зуся. После чего стал размахивать руками, брызгать слюной и выкрикивать: – Вы сумасшедший! Она уйдет! С таким приданым! К ним очередь стоит! Сядьте и слушайте, что вам говорят!
Гройсман, не в силах возражать пожилому человеку, сел.
– А семья! – не унимался реб Зуся, усаживаясь следом. – Такая семья!..
– И как им фамилия? – вяло поинтересовался Лейб.
– Как, я не сказал?! Боже мой! Уважаемые люди! Такая фамилия! Гробман!
Лейб вскинул брови и, переходя на русский язык, заключил:
– Гробман?! Теперь точно нет!
– Почему?! – взвизгнул реб Зуся.
– Фамилия настораживает! – с театральным драматизмом произнес Гройсман. После чего решительно встал и попросил шодхена уйти.
Реб Зуся обиделся. Мало того что больше не приходил, так еще стал всем рассказывать, что Гройсман с Райгорода – таки да! Сумасшедший, психический, ненормальный! А то и вообще – как говорится, не про нас будь сказано…
Дядя Велвл призывал племянника к здравому смыслу. Раввин теребил бороду, в поисках решения перечитывал Талмуд. Родственники терялись в догадках. Соседи перешептывались. Никто не понимал, что происходит, а главное, что со всем этим делать. При этом никто не подозревал, что причина неуступчивости Гройсмана проста – он влюбился. В соседскую девушку Риву, подружку своей сестры.
Рива была симпатичная, приветливая, хозяйственная. И семья, слава Богу, приличная. Но имелся у нее один, если можно так выразиться, недостаток. Причем такой, что реб Зусе и в голову не приходило сватать ее Гройсману.
Рива была очень маленького роста.
Но Лейб этого не замечал. Более того, считал Риву самой красивой девушкой на свете. Много лет они жили по соседству, часто виделись, но он никогда не обращал на нее особого внимания. А несколько месяцев назад все переменилось. Причем неожиданно и без всяких видимых причин. Вдруг Лейб заметил, что думает о Риве все чаще и чаще, ищет повода увидеться, заговорить. При этом, увидев эту девушку или услышав ее голос, краснел. А если она с ним заговаривала, и вовсе терял дар речи.
Нужно сказать, что Рива тоже неожиданно для себя почувствовала, что ей начинает нравиться старший брат ее подруги. Много лет, заглядывая к Лее, она с ним болтала, даже интересничала, но и предположить не могла, что он когда-то тронет ее сердце. Когда никто не видел, Рива отодвигала занавеску и смотрела в окошко, выходившее на дом соседа. Восхищалась, как ловко и умело Лейб хозяйничает во дворе – управляется с упряжью, грузит сено, чинит забор. Смотрела и – любовалась. Но стоило Лейбу
