Как в кино - Юлия Александровна Лавряшина
– Этих чудиков вы сами вырезали? – спросила она, указав на деревянную лягушку со стрелой, зажатой растянутыми губами. – Или их можно купить?
– Наверное, можно. Но эти моих рук дело. Забавляюсь на досуге.
– У хозяина есть дети?
Он обернулся и, как ей показалось, глянул на нее мрачно. Прикусив язык, Лиза отругала себя: «Не лезь не в свое дело! Это же низко – сплетничать у его хозяина за спиной».
Она удивилась, когда Антон ответил:
– Есть. Но его дочь живет с бывшей женой. Здесь девочка не любит бывать. Ей скучно в деревне.
Лизе почудилось, будто в его голосе прозвучала обида. Похоже, у садовника с хозяином сложились вполне дружеские отношения…
– Сейчас он поехал к ним?
– Кто?
– Ваш хозяин.
– Нет. Он… в другом месте.
– А он вам доверяет, да? Оставил на вас дом… Скажите, а вы дорого стоите? – спросила Лиза с опаской.
Садовник рассмеялся:
– Я бесценен!
И неожиданно раскашлялся, уткнувшись в поднятый воротник. Лизу так и тянуло ухватить его за рукав куртки, чтобы не упал, только она, конечно, не сделала этого.
– Извините, я не заразный… Это сердечный кашель.
– Такой бывает? – не поверила она.
– Как видите.
– Простите, – в свою очередь попросила Лиза, – я имела в виду ваши услуги. Вы же не только на этого хозяина работаете? Нам бы тоже привести участок в порядок…
– Хотите нанять меня?
– Это возможно?
– Если ваш супруг потянет…
– Не потянет.
Антон приподнял брови:
– Я же еще не назвал расценки!
– Он не потянет потому, что его нет. Не существует в природе. Да повернитесь вы уже! Мне так и кажется, что вы сейчас рухнете… Спасибо. Мы живем с братом. Была еще его невеста…
– Та самая? – Он указал головой на кладбище.
Кивнув, Лиза еще раз огляделась:
– Такая красота! У вас просто золотые руки.
– Что есть, то есть. – Антон улыбнулся. – Это то дело, которым я хотел бы заниматься всю жизнь… Ну, сколько там осталось.
– Дело? Создавать красоту?
Он слегка поморщился:
– Пожалуй, не так пафосно… Природа и без нашего вмешательства хороша. Я лишь подражаю ей, создавая миниатюры на отдельно взятом участке.
– У вас здорово получается!
Обойдясь без слов, Антон лишь кивнул в знак благодарности:
– А вы нашли для себя такое дело?
– Которым хотелось бы заниматься всю жизнь? Похоже, нашла.
– Не говорите! – В его глазах возник азартный блеск. – Я попробую угадать… У вас умные глаза.
– Почему мне кажется, что вы говорите о собаке?
Расхохотавшись, он поднялся на высокое крыльцо, жестом пригласив ее следовать за ним:
– Я не ошибся! Вы занимаетесь чем-то интеллектуальным… Преподаете в институте? Нет? Журналистка?
– О нет! Хотя я тоже пишу…
– Прозу? Стихи?
– Сценарии. – Впервые ей показалось, что это звучит более приземленно. – Для кино. Мой брат – режиссер.
– Тот самый? – Антон опять указал подбородком в сторону кладбища.
– Роман Воскресенский.
Ничего не ответив, он открыл перед ней дверь и подождал, пока Лиза войдет в дом.
* * *
Киностудия занимала двухэтажный оливкового цвета особнячок с колоннами на Мясницкой, который хвастливо нашептывал всем прохожим: «У моего хозяина карман трещит от денег…» Остановившись перед фасадом, отяжелевшим от архитектурных излишеств, Роман несколько раз глубоко вдохнул: «Это твое плебейское начало зудит… Сам же теперь тоже не бедствуешь!» И погнал себя в «сени», где поджарый охранник впился в него лютым взглядом:
– Вы к кому?
Не суетясь, Роман достал билет Союза кинематографистов:
– К Станиславу Андреевичу. Он меня ждет.
В бесцветных глазах, которые не стали ничуть добрее, так и читалось: «Неужели?» Но Роман и бровью не повел.
– Иногда твоя морда становится до жути высокомерной, – говорила сестра, не осуждая этого, как, впрочем, и ничего в нем. – Кажется, что ты сейчас просто разрежешь взглядом на куски…
На турникете загорелась зеленая стрелка. Кивнув, Роман прошел и не оглянулся, услышав вслед:
– Приемная на втором этаже.
«Мне нужна эта работа, – поднимаясь, повторял он, как заклинание. – Иначе я просто сдохну от тоски… Ну да, да, я художник! Или, по крайней мере, мечтаю им быть. Но сейчас мне позарез нужен примитивный спасательный круг».
Всем порой приходится браться за то, к чему не лежит душа, и пытаться максимально облагородить чужой замысел. Работа над последним сериалом здорово понизила уровень его амбиций… Но он схватился за нее, чтобы депрессия не поглотила его, не утянула в самую топь. Не в деньгах дело, хотя они тоже всегда нужны – в доме то одно нужно подремонтировать, то другое. Пока электричеством отапливаются, но Лиза твердит, что надо газ провести, а это еще около миллиона потребует.
В приемной витал едва уловимый аромат духов. Наверное, хороших, но Варя пользовалась другими, а ему был приятен лишь ее запах.
– Посидите, пожалуйста. Станислав Андреевич заканчивает телефонный разговор, – улыбнулась помощница Могулова – на удивление взрослая, если не сказать пожилая дама. Но никаких следов хирургического вмешательства на лице.
«Может, он еще и не такой дурак, каким показался мне в первый раз», – подумал Роман с надеждой.
– Я опоздал, – произнес он покаянно.
– Пробки, – откликнулась она сочувственно. В Москве это давно считается смягчающим обстоятельством.
Усевшись в кожаное кресло рядом с длиннолистной драценой (такая же росла у них дома, в гостиной), Роман отказался от кофе и позволил себе незаметно оглядеться, дожидаясь приглашения в кабинет. Ничего примечательного: дипломы, призы, качественные снимки с фестивалей – застывшие в деланых улыбках лица знакомых актеров. Он и сам встретился с Могуловым на премьере одного из громких проектов года. Роман пришел из злорадного любопытства: настолько ли это будет плохо, как ему кажется? Худшие предположения оправдались, о чем он и сказал своему приятелю по цеху после окончания фильма. И вдруг услышал незнакомый голос:
– А вы сняли бы лучше?
Очень толстый почти безволосый человек, стоявший у него за спиной, показался Роману знакомым, но наверняка он с ходу не вспомнил. Толстяк промокнул платком шею, хотя в зале от души работал кондиционер. Да и в фойе, где они остановились, не было жарко.
– Уверен, что снял бы…
Обвисшие мешки под глазами потемнели.
– Вам сколько лет? Двадцать пять? Тридцать?
– Последнее.
– Всем начинающим режиссерам кажется, что они способны играючи создать шедевр. А на выходе получается полное говно…
– Не сказал бы, что мои фильмы – говно, – огрызнулся Роман. И почувствовал, как приятель ткнул его в бок.
Толстяк прищурился:
– Дерзкий? Это неплохо. Как зовут? Что снял?
Их странный разговор кончился тем, что Могулов вручил
