Исчезнувшая сестра - Алла Кузьминична Авилова

– Вы мне не дадите адрес его съемной квартиры? – попросила я и одновременно открыла сумку, чтобы достать блокнот с ручкой. – Я хочу заехать к женщине, которая сейчас там находится. Вдруг она знает мою сестру.

– Ни адрес Феди, ни его телефон я вам не дам, даже не просите, – решительно заявила Софья Ивановна.

Тут я возмутилась. Она ведь узнала, что у меня пропала сестра и я хватаюсь за всякую возможность что-то о ней узнать.

– Почему так все не по-человечески? – вырвалось у меня.

– Как же вы не понимаете? – удивилась мне Софья Ивановна. – Вы посторонний человек, я вас совсем не знаю. Как же я дам вам адрес своего сына?! Или номер его телефона? Не то сейчас время, чтоб так вот запросто давать адреса и телефоны своих детей. Вон ведь что происходит каждый день – и обворовывают, и убивают. Да и сам Федя мне наказал ничего никому про него не рассказывать.

Я сдалась не сразу. Я задействовала весь свой журналистский инструментарий, чтобы получить у Софьи Ивановны адрес теперешней Фединой квартиры. Есть четыре чувства, которые заставляют людей сказать то, что они не собирались говорить: упреки совести, сочувствие к собеседнику, страх перед неприятными последствиями и усталость. Когда берешь интервью у несловоохотливых носителей информации, так или иначе учишься ими пользоваться. И я неплохо умела это делать, но Софью Ивановну было с места не сдвинуть. Я ушла от нее совершенно выдохшейся. В таком состоянии я всегда принимаю ошибочные решения. Так получилось и в тот раз. И что это мне взбрело в голову по дороге домой заехать к матери?!

Господи, как же я ненавидела это ее выражение лица, с которым было бы уместнее играть на сцене Медею, чем говорить с собственной дочерью. Я приехала рассказать ей о своих попытках что-то разузнать об Эле, но она не увидела мою усталость и мою подавленность, она видела только конечный результат – неудачу. Мне не удалось выяснить ничего, что бы вывело на след ее любимого чада, и только это имело значение для Ольги Марковны.

Сколько я себя помню, я всегда чувствовала себя лишней дочерью, хотя и родилась первой. Кто бы спорил, растить двоих детей Ольге Марковне было очень трудно. Ей, разведенной женщине, не получавшей алименты от бывшего супруга-пьяницы, хватило бы одного ребенка – такого ребенка, каким была Эля. А я еще своей внешностью постоянно напоминала ей о «ничтожестве, погубившем ее жизнь», каким стал для нее бывший муж, но все же… Другие же могут усвоить, что это родители отвечают за детей, а не дети за родителей.

Эля всегда была ее «эльфиком», «лучиком» и «самым главным в жизни». У этого сокровища обнаружилось «доброе сердечко» и «масса талантов». Эля пела, как щегол, с трех лет и позже почти поступила в школу Гнесиных. Щегол не соловей, но это понимала я, а не Ольга Марковна. Когда мать переводила взгляд с сестры на меня, у нее менялось выражение лица. Я была ее «крестом».

По логике вещей наш разрыв должен был стать для Ольги Марковны облегчением. И вот теперь она опять была вынуждена глядеть на свой «крест». Это добавляло ей страдания. А результаты действий, которые я предпринимала, их не уравновешивали. Мне не стоило заходить к ней без хороших новостей. Хотя это был мой собственный просчет, я стала зла не на себя, а на нее.

– Причешись же, черт возьми! И поменяй халат! Этот уже грязный! – выкрикнула я в лицо Ольге Марковне и увидела, как оно опрокинулось и замерло. Еще пара секунд, и я увидела бы ее слезы: глаза матери уже увлажнились. Чтобы их не видеть, я вскочила со стула и бросилась вон из ее квартиры.

8

У себя дома я обнаружила Кира. У него был ключ от моей квартиры, и он не только меня там ждал, но и пожарил рыбу, которую я положила позавчера в морозильник. То, что Кир вел себя как ни в чем не бывало, очень меня обрадовало.

Мы ужинали, но мать не выходила у меня из головы. Нельзя было так на нее срываться. Душа ныла.

Я сказала об этом Киру и спросила, что мне делать.

– Ничего не делай, – сказал Кир, недолго думая.

– Но я же не могу все так оставить…

– В каком смысле – все так?

– Не звонить ей, ничего не объяснять… Это не по-человечески.

– Напиши ей письмо. Письмо в деловом стиле, чтобы выйти из вашего общего эмоционального коллапса. Переведи конфликт на рациональный уровень, – сказал тогда Кир.

Эта идея показалась мне интересной. Но как надо было писать моей матери в «деловом стиле», я не знала.

– Поможешь с текстом? – спросила я Кира.

– Бери ручку и бумагу!

Я отодвинула свою тарелку в сторону, взяла письменные принадлежности и написала под диктовку Кира следующее:

«Ольга Марковна (я обращаюсь так к Вам по Вашему же желанию)!»

Тут я остановилась.

– Я же с ней на «ты»!

– Ольга Марковна и «ты»?

Он был прав: это не вязалось. Но и «вы» не вязалось.

– «Вы» будет даже лучше, – заверил меня Кир. – «Вы» затормозит всплеск негативных эмоций твоей матери, когда она начнет читать твое письмо. Это та цель, которую преследует деловой стиль. Так что пиши, как я тебе говорю.

И он стал диктовать дальше:

– Извините меня, пожалуйста, за срыв. У меня в тот момент сдали нервы. Я весь день пробовала что-то узнать об Элеоноре и не смогла справиться со своей усталостью. Я буду продолжать искать Элеонору и надеюсь, что скоро у меня будут новости. Я позвоню Вам, когда узнаю что-то важное или если появятся какие-то вопросы. Мария.

Все это я покорно записала, но потом, перечитывая свое «деловое письмо», я сопротивлялась почти каждому слову. В числе прочего я хотела изменить Элеонору на Элю.

– В разговорах друг с другом ни я, ни мать не называем Эльку Элеонорой. Для нас она Эля, а не Элеонора.

– Что значит «для нас»? Вы с Ольгой Марковной стали «мы»?

– Ну… Немножко да, – замялась я. – Да и при чем тут «мы? Речь идет об Эльке.

– Речь идет о взрослой, почти сорокалетней женщине, а не о девчонке, и ее лучше будет назвать Элеонорой, а не Элькой.

– Кому лучше?

– Хотя бы вашей с Элей матери. Одно дело, когда не звонит девчонка, другое – когда не звонит взрослая женщина. Улавливаешь?

Это я уловила. Сложнее было с Марией. Я хотела подписаться Маша, но Кир продолжал настаивать на Марии.

– Если мать для тебя Ольга Марковна, то ты для нее должна быть Марией. Подпись Мария – это блестящий ход, – настаивал Кир. – Такая подпись не только подчеркнет деловой характер твоего письма, но и даст твоей матери понять, что