Время лохов [СИ] - Игорь Анатольевич Безрук
— Может, и мне к ним податься?
Я был уверен, на первых порах по старой памяти Елена меня приютит — прежняя, неомраченная червоточиной любовь остается в сердце на всю жизнь. Да и я никогда чужими чувствами не спекулировал, взаимность предпочитая напористости.
— Попробуй, — зацепилась за эту мысль Анна Павловна, — в Москве всяко лучше, чем здесь. Хочешь, я позвоню?
— Да пока, думаю, спешить нечего. Пусть будет, как запасной вариант.
— А то я поговорю.
— Не стоит.
Я не хотел торопить события. В переломные моменты, я знал, спешка приводила меня только к разочарованию. Несколько раз обжегшись, теперь я предпочитал хоть на мгновение остановиться и задуматься, куда сделать следующий шаг. Все-таки это была моя жизнь, и я не хотел, чтобы кто-то за меня решал, куда идти дальше.
Когда я стал резать картошку для жарки, Анна Павловна побежала к себе. Через несколько минут вернулась с поллитровкой рябиновки, небольшой стеклянной банкой консервированных помидоров и в светло-фиолетовом теплом халате.
— Что-то у нас свежо в комнатах, у вас получше.
У нас в квартире всегда было зимой теплее, потому что все окна выходили на юг, но летом, когда жара несусветная, их приходилось заклеивать папиросной бумагой, а шторы на день задергивать, чтобы хоть как-то уберечься от пекла.
— Купила на днях. — Анна Павловна крутнулась вправо-влево. — Как тебе?
Я давно привык к такого рода близким соседским отношениям, поэтому подобный вопрос нисколько меня не смутил.
— Нормально, — только и сказал я, но и такой ответ из моих уст был для Анны Павловны комплиментом.
По кухне потянулся ароматный запах жареной картошки. Нарезав кольцами малосольные огурцы и выложив на блюдце из банки соленые помидоры, я разлил настойку по стопкам. Хлопнули по первой, закусили. Тепло блаженством разлилось по жилам. Было комфортно и уютно, мне даже показалось, что я никогда и не был женат. Но если был, почему женился? Устал гулять? Или, как говорится, по уши влюбился? Вроде нет: в Лиду я никогда по уши влюблен не был. Что тогда толкнуло меня на женитьбу? Как я считал, некое абстрактное в ту пору чувство долга (или воспитание?). Раз я встречаюсь с девушкой, иногда сплю с ней, значит, обязан жениться. Это патриархальное чувство долга, оно удерживало многих и на нелюбимой работе, и в посредственном браке; чувство, привитое с молоком матери и упорно поддерживаемое государственными институтами. Но вот прежнее государство с его идеологией тихо почило, а люди со своими чувствами остались, но остались не столько с чувствами, сколько в конфликте с ними. Хорошо, у кого кожа, как у слона, у меня, думал я, не слоновья, но и не кожа личинки. Это, скорее всего, и спасло: я смог, как мне казалось, противостоять натиску безвременья.
После третьей рюмки я приуныл: настойка оказалась крепкой.
— Хочешь, я к тебе перед сном загляну? — спросила безо всяких обиняков Анна Павловна.
Я понимал, хотя Анна Павловна лет на пятнадцать меня и старше, но ей всего сорок пять (или чуть больше), вкуса к мужикам она еще не потеряла, а тут под боком сосед, молодой, уже, можно сказать, не обремененный, да и свой, как говорится, в доску — что его может сдерживать?
— Не знаю, Павловна, — я, как мог, сопротивлялся действию градусов. Не отталкивал соседку, но и не проявлял инициативы. Под действием хмеля я в чертах ее лица нет-нет, да и находил черты некогда влюбленной в меня Елены: глаза, брови, губы… Но это все же была не Елена, а ее мать. Кокетничала со мной, льнула ко мне. Я каждой частицей своего тела ощущал ее желание, но вместе с тем понимал, что совсем не хочу этого сближения, душа моя к ней не лежит. Да и, в конце концов, я вовсе не Казанова, всегда готовый ублажать и молодость, и старость…
— Павловна, — с трудом шевеля языком, произнес я, — не соблазняйте меня, пожалуйста.
Мне не хотелось расстраивать искреннюю и добрую ко мне женщину.
— Я не готов, не обижайтесь, может, как-нибудь в другой раз?
Павловна выпустила меня из объятий, но блеск в ее глазах не потускнел.
— Уверен? Может, все-таки чуть позже я зайду?
— Павловна! — протянул я умоляюще.
— Ладно, ладно, больше не пристаю, — хихикнула, сощурив глаза, Анна Павловна и наконец оставила меня в покое. — Если захочешь продолжения, приходи, наши двери, сам знаешь, для тебя всегда открыты.
Анна Павловна не лгала: наши двери тоже оставались для семьи Бурылевых открытыми, мы строго следили лишь за тем, чтобы всегда закрытой была только общая дверь тамбура. Держать ли теперь мне свою дверь открытой — большой вопрос. Может, проще переспать с Павловной и остудить? Вряд ли она успокоится. Жить одному с ней по-соседству — что курить, сидя на пороховой бочке. Сегодня Павловна вроде отстала, но что завтра будет?
6
Утро встретило меня ярким морозным солнцем. Окна на ночь я не зашторил, поэтому свет весело играл в каждом дальнем уголке спальни, поднимая настроение. Батареи тоже хорошо прогрелись, так что сегодня я мог даже слегка откинуть теплое ватное одеяло и еще немного понежиться — спешить было некуда, у меня вся жизнь впереди.
Какая это благодать: не следить за временем! Я всегда мечтал вставать с постели, когда хочется встать, есть, когда проголодаешься, ложиться спать, когда слипаются глаза. Эта возможность — одна из граней свободы, одна из сторон счастья. Сегодняшнее утро доказывало мне, что счастье существует, люди порой просто не замечают его, в повседневной суете оно ускользает от их взора, а может даже, нарочно прячется. Перефразируя другое высказывание: счастье не терпит суеты.
Я протянул руку за книжкой. В коем-то веке начитаюсь досыта. Как в отрочестве, когда интересный четырехсотстраничный роман я мог взапой прочитать за неполный день. Пообедать я мог сходить
