Дом с видом на Корфу - Елена Константиновна Зелинская
К полудню жара поднялась до сорока градусов. Народ уже просто не вылезает из воды – только головы над поверхностью торчат. Перетаскиваем лежак вслед за тенью, которую, как стрелка солнечных часов, отбрасывает зонтик. Девушка из ближайшего бара при-несла ведерко со льдом, раздала всем по кусочку и показала, что им надо обтереть все тело.
Наконец переселяемся под прохладную сень террасы, увитой узловатой виноградной лозой. Местная публика расположилась там с утра и обсуждает последние события. Их волнение понятно: до праздника осталось пара недель. Специалист, срочно вызванный из Салоник, говорит, что реставрация иконы – дело тонкое, спешить нельзя. Теперь все гадают, успеет ли он завершить дело к крестному ходу. А как проводить его без старой иконы, – третий век ходим в этом порядке!
Версий происшествия много:
– Орудует банда сербов, пятнадцать человек, делятся на группы по трое, вот почему за одну ночь несколько ограблений.
– Это приехали английские гастролеры. Лондонские жулики самые ловкие.
– Местные, а именно бывший полицейский. Его сократили в связи с кризисом, и он теперь доказывает, как без него плохо.
– Албанцы.
Но на это все машут небрежно ладонями и кричат:
«У тебя всегда во всем виноваты албанцы!»
Коричневые лица замирают, и дымок от сигарет дополняет их схожесть с индейцами, недвижно сидящими вокруг костра.
Маленькая, как птичка, старушка в черном платье, с круглыми, живыми, как у птички же, глазами, сидит на табуретке, положив на пластиковый стол темные тонкие руки. Она молчит, время от времени поднимает взгляд на спорщиков и снова опускает его, глядя прямо перед собой, на сплетенные пальцы. Только видно, как едва шевелятся губы, словно она разговаривает с кем-то.
А если прислушаться, то даже понятно с кем.
Жаль, что мы не попадаем в этом году на крестный ход.
Бармен приносит поднос с малюсенькими чашечками. Как можно пить раскаленный кофе в такую жару?
Глава 7
Он плыл со стороны Афона
Однажды я чуть не утонула. Причем вообще, что называется, на пустом месте. То есть место-то как раз было не пустое, а полное волн, но глупость получалась несусветная. Заметьте, купались вместе с мужем. Он, как обычно, заплыл невесть куда далеко и там качался на волнах, как маятник, вместо того чтобы не сводить взгляда с жены.
А я увлеклась. Я люблю, когда волны. Как пишут в английских романах: там, откуда я родом… Родом-то я, как известно, из Петербурга, но детство подростковое провела на берегу Тихого океана, где служил на кораблях мой отец. Время тогда было вегетарианское, и считалось совершенно естественным, что компания девчонок выходит на шоссе, голосует, любая встречная машина подхватывает их и за полчаса довозит от военного городка до бухты Тинкан. С собой мама вы-давала мне ломоть хлеба и помидоры, огромные, в два-три обычных. Здесь такие не растут. Назывались они «бычье сердце». И так все летние дни мы болтались по песчаному пляжу, по камням забирались в пещеры с мокрым песком под босыми ногами, собирали раскрытые, как веер, раковины, сухие морские звезды и скелеты морских ежей, похожие на панцири. Ловили гребешков, трепангов и еще какую-то морскую мелочь и варили их в консервной банке на костерке. Так вот, океанские волны – это как на картине Айвазовского «Девятый вал». Даже удивительно, что никто из нас ни разу не утонул. Так что страха у меня перед морем нет, привычка.
Раз уж отвлеклась, отвлекусь окончательно. Когда меня занесло в Калифорнию, я прямо из аэропорта поехала к своей приятельнице, которая жила в деревянном домике в Окленде, прямо на берегу океана. Я вышла из машины и в ту же минуту всем своим существом осознала, что нахожусь в исключительно родном месте. минута на раздумье – и я догадалась: запах Тихого океана!
Итак, это все воспоминания, а по ходу рассказа я нахожусь в Эгейском море, купаюсь, там волны, а муж уплыл далеко. Волны набегают. И я, расслабленная детским счастьем пляжной жизни, ныряю в поднимающуюся надо мной зеленую стену, потом в другую, а тут же подлетает еще одна, другая, третья… И вдруг я обнаруживаю, что под ногами нет дна, берег отодвинулся на несколько метров, а вокруг никого, одни волны. Плаваю я неплохо. но, знаете ли, не в шторм. Через пару минут я сообразила, что не двигаюсь с места и все это уже совсем не смешно. На берегу – в нескольких метрах! – счастливые люди жарились на солнышке, перекидывались мячиком, жевали пончики, а на меня налегали тяжелые, холодные, равнодушные волны. Из веселых, нарядных и ласковых они вдруг стали неумолимые и упругие. Я поняла, что не справляюсь. В трудные минуты – таких по-настоящему трудных было в жизни немного, но случалось, – так вот, в трудные минуты меня обычно спасает самообладание. С абсолютно трезвой ясностью я поняла, что сейчас утону.
Глупее ничего придумать нельзя. Где в трех метрах от меня плавает этот дурак (пардон, но я подумала именно так), в четырех – берег, полный людей, а я – утону. Силы у меня есть. но их нельзя тратить на бессмысленное сопротивление. Оставшуюся энергию и ясность ума надо потратить на спасение.
Я вытянула вверх руку и сколько могла высоко вытянулась за ней сама. неподалеку от меня, на полдороге к берегу, ковырялась пара. Женщина, как и я, уже с трудом сопротивлялась волнам, но муж – он стоял твердо ногами на дне и медленно, но верно тянул ее к берегу. Он услышал мой писк, обернулся, пожал плечами и кивнул в сторону торчащей из воды женской головы, типа, ну не могу же я ее бросить! Мне трудно было понять, мог он или не мог оставить одну тетку, сплавать, спасти другую, потом снова вернуться к той, первой, но что он точно мог – так это крикнуть и позвать на помощь: он был уже совсем близко от пляжа, и начни он лихорадочно махать руками или подавать другие сигналы бедствия, то на-шлись бы герои и без него. может, и муж бы мой услыхал. но нет. Дядька еще раз, как
