Мой полицейский - Бетан Робертс
– Ты серьезно?
– Да.
Он прижал руку к волосам – теперь более коротким, менее густым, более податливым после армии, но все еще с той волной, которая грозила вырваться на свободу в любой момент, – и посмотрел на дорогу, словно ища ответа.
– Ты не против начать в море? Для новичков, конечно, это не рекомендуется, но сейчас вода настолько теплая, что было бы стыдно не делать этого. А соль способствует плавучести.
– Море – отлично. Когда?
Он снова осмотрел меня с головы до ног, и на этот раз я не покраснела.
– В субботу в восемь, хорошо? Встретимся между пирсами. У молочного бара.
Я кивнула.
Он снова засмеялся.
– Не забудь купальник, – сказал он, уже шагая по дороге.
В субботу утром я встала рано. Я хотела бы сказать тебе, что всю ночь мечтала оказаться на волнах с Томом, но это было бы неправдой. Я не помню, что мне снилось, но, вероятно, это была школа: мне казалось, я забыла, что должна была преподавать, или оказалась заперта в шкафу с канцелярскими принадлежностями, не имея возможности выйти и увидеть, какой хаос создали дети. В то время все мои сны были примерно об этом, как бы мне ни хотелось мечтать о нас с Томом в море, о том, как мы вдвоем покачиваемся на волнах.
Итак: я встала рано, мне снились парты, мел и картонные крышки молочных бутылок, проткнутые соломинкой; из окна я увидела, что утро не выглядит многообещающим. Стоял мягкий сентябрь, но он уже подходил к концу, и когда я проходила мимо садов Виктории, трава была мокрой. Я, конечно, приехала очень рано; вероятно, еще не было семи, и это добавляло восхитительного ощущения, будто я делаю что-то тайное. Я оставила своих родителей спать и никому не сказала, куда иду. Я была вдали от дома, вдали от семьи, вдали от школы, и весь день был впереди.
Чтобы скоротать время (оставалось еще не меньше сорока минут до наступления назначенного часа – восьми утра), я прогуливалась по фронту. Я прошла от Дворца до Западного пирса, и в то утро гранд-отель во всей своей свадебной белизне, с его портье, уже стоявшим по стойке смирно снаружи, в комплекте с цилиндром и перчатками, выглядел для меня невероятно обычным. Я не испытывала привычной грусти, проходя мимо гранд-отеля: тоски по тихим комнатам с пальмами в горшках и коврами по щиколотку, по тихим колокольчикам, в которые звонят дамы в жемчугах (потому что именно так я представляла себе это место, подпитываемое, я полагаю, фильмами с Сильвией Симс[16] в главной роли), – нет; гранд мог оставаться на месте, светясь деньгами и удовольствием. Для меня это ничего не значило. Я была счастлива пойти в молочный бар между пирсами. Разве Том не оглядел меня с головы до ног, не охватил меня глазами? Разве он не собирался появиться: чудесно высоким, выше меня, и немного похожим на Кирка Дугласа[17]? (Или это был Берт Ланкастер[18]? Эта челюсть, эта сталь в глазах… Я так и не смогла решить, на кого из этих двоих он больше похож.) В тот момент я была очень далека от того, что Сильви рассказывала мне о Томе на скамейке в Престон-парке. Я была молодой женщиной в узком лифчике с острым краем, с желтой шляпой в корзине, готовой встретить своего недавно вернувшегося возлюбленного для того, чтобы поплавать с ним утром втайне от всех.
Так я думала, стоя у вывески молочного бара и глядя на море. Я поставила перед собой небольшой вызов: смогу ли не смотреть в сторону Дворцовой пристани так, будто знаю, что он придет? Не сводя глаз с воды, я представила, как он выходит из моря, словно Нептун, наполовину задрапированный, его шея усеяна ракушками, краб свисает с его волос; Том берет краба в руку и отбрасывает в сторону, отмахиваясь от волн. Он бесшумно идет ко мне по пляжу, не обращая внимания на острую гальку, берет меня на руки и уносит обратно туда, откуда пришел. Я захихикала над собой, и только вид Тома – настоящего, живого, дышащего, ходящего по суше Тома – остановил меня. На нем была черная футболка, а через плечи было перекинуто выцветшее коричневое полотенце. Увидев меня, он коротко помахал рукой и указал путь, которым пришел.
– В клубе есть раздевалка! – крикнул он. – Сюда, под арки.
И, прежде чем я успела ответить, он пошел в указанном направлении.
Я осталась стоять у молочного бара, все еще представляя, как Нептун-Том выходит из моря, капает солью, орошает берег водой и морскими существами из какого-то глубокого темного мира внизу.
Не оборачиваясь, он крикнул: «У меня нет целого дня!», – и я последовала за ним, торопясь и ничего не говоря, пока мы не достигли металлической двери в арках.
Затем он повернулся и посмотрел на меня.
– Ты ведь взяла шляпу?
– Конечно.
Он отпер дверь и толкнул ее.
– Тогда спускайся, когда будешь готова. Я пошел.
Я вошла внутрь. Место было похоже на пещеру, сырую и пахнущую мелом, с отслаивающейся краской с потолка и ржавыми трубами, идущими вдоль одной стены. Пол был все еще влажным, и я вздрогнула. Я повесила кардиган на крючок в глубине комнаты и расстегнула платье. Я выросла из красного купального костюма, который был на мне тогда на пляже много лет назад, и купила у Питера Робинсона ярко-зеленый костюм в завитках. Я была очень довольна, когда примерила его в магазине: чашки бюстгальтера сделаны из чего-то, напоминающего резину, а короткая юбка со складками прикреплена к талии. Но здесь, в темноте раздевалки, на стене не было зеркала, только список заплывов с названиями и датами (я заметила, что Том выиграл последний), поэтому, натянув на голову цветочную шляпу и сложив платье на скамейке, я вышла на улицу, обернувшись полотенцем.
Солнце поднялось выше, и море приобрело тусклый блеск. Прищурившись, я увидела, как голова Тома покачивается на волнах. Я смотрела, как он выходит из моря. Стоя на мелководье, он откинул волосы назад и потер руками вверх-вниз по бедрам, как будто пытаясь согреться.
Я чуть не упала, и пришлось схватить полотенце, чтобы оно не свалилось на землю. Мне удалось пройти половину пляжа в сандалиях. Хруст и треск камешков убедили меня,
