Шаги забвения - Светлана Рощина
– Но ты умер! Я похоронила тебя! – отодвигаясь на край кровати, испуганно говорила я.
– А ты видела меня в гробу? – улыбаясь, отвечал муж. – Нет. Гроб был закрытым, и поэтому ты не можешь знать точно, кто там был. На самом деле меня не было в доме во время пожара. В это время я ночевал у друзей в соседней деревне. Наше застолье затянулось, и я не подозревал о пожаре. Наверное, какой-то бомж залез в дом и случайно его подпалил. И его-то вы похоронили. А со мной ничего не случилось.
– Но у сгоревшего человека было твоё обручальное кольцо! Именно по нему я тебя и опознала! А ещё обгоревший личный номер! Как эти вещи могли оказаться у бомжа?
– Он украл их у меня! – бодро отвечал Андрей. – Я выпил лишнего, возможно, уснул, и обокрасть меня ничего не стоило!
– Но почему же ты объявился только сейчас, спустя несколько месяцев? Неужели ты не знал, что мы тебя искали?
– Я же говорил: меня обокрали! Забрали всё: документы, деньги, телефон. Я не мог ни с кем связаться, чтобы попросить о помощи! И только сейчас я смог вернуться. Но теперь-то я дома и никуда от тебя не уйду. Я так соскучился по тебе и по детям! – говорил Андрей, снова пытаясь обнять меня.
– Это не твой дом! Это – съёмная квартира, в которой я живу вместе с детьми по милости твоей матери! И если тебе нужен дом, возвращайся к матери! – стараясь не упасть с края кровати, отвечала я.
– Ты – моя семья! И я никуда от тебя не уйду! – твёрдым голосом отвечал Андрей, и от этих слов меня тут же бросало в озноб.
Неужели я никогда не избавлюсь от этого человека? Что же это такое? И как могло так случиться, что в могиле моего мужа лежит какой-то посторонний человек, случайно забравшийся в дом? Что мне делать? Как быть?
И с обречённостью я позволяла мужу обнимать меня. Ад продолжался.
Но утром я поднималась с постели, понимая, что все ночные видения были лишь бредом моего воспалённого рассудка. Я радовалась, что мой муж продолжает лежать в сырой земле, кормя червей, а я могу спокойно дышать и ходить, не опасаясь увидеть его снова. Но ночью всё начиналось сначала. Муж заявлялся в мою постель, предъявляя претензии на мою свободу.
Но по мере того, как я привыкала к мысли о том, что Андрея больше нет на этом свете, постепенно возрастала моя уверенность в себе. Когда по ночам он снова появлялся передо мной, я уже больше не позволяла ему тискать меня в своих объятиях. Я кричала:
– Ты умер! Уходи прочь отсюда!
Но в ответ муж продолжал улыбаться и петь старую песню о бомже, забравшемся в дом и устроившем там пожар.
– Я знаю, это был ты! – кричала я в ответ, не позволяя мужу дотронуться до себя.
Во мне стала просыпаться агрессия, и если муж не исчезал после этих слов, я начинала подталкивать его к балкону и скидывала вниз. С двенадцатого этажа. И до утра я могла чувствовать себя спокойно, не опасаясь нежелательных визитов в свою постель.
Но Андрей продолжал приходить ко мне по ночам, хотя и стал делать это чуть реже. А я продолжала кричать на него и бить всем, что попадётся под руку, либо сталкивать его с балкона.
Так прошёл год.
Однажды сын подошёл ко мне с вопросом:
– Мама, а как звали моего папу?
– Андрей, – удивлённым голосом ответила я.
– У нас в детском саду есть мальчик с таким именем, – словно что-то вспоминая, ответил Артём.
– Сынок, неужели ты совсем не помнишь папу? – снова спросила я.
– Нет, – ответил сын и вернулся к своим игрушкам, а я задумалась.
Когда умер Андрей, Артёму было пять лет, а это не так мало. Я до сих пор отчётливо помню себя в пятилетнем возрасте, а также события тех времён. У меня даже сохранились воспоминания того времени, когда мне было только четыре года, хотя они и носят обрывочный характер. А мой сын успел забыть отца практически сразу же, как того похоронили.
Это каким же надо было быть родителем, если ребёнок не смог запомнить даже имени своего отца! Да, хотела бы я так легко забыть прошлое. Но, к сожалению, оно въелось в мою кровь так сильно, что времени было не под силу освободить меня от тягостных воспоминаний прошлого.
Многие люди, безвременно потерявшие своих родных, утешаются мыслями о том, что соотносят свои поступки с той мерой добра и зла, которой руководствовались их близкие, и находят успокоение в том, что стараются поступать соответствующим образом.
Но я была лишена даже этого нехитрого способа моральной поддержки, потому что стоило мне в той или иной ситуации подумать о том, как бы поступил Андрей и что бы хотел именно он, то мысли о предполагаемом ответе мужа ещё больше сбивали меня с толку и расстраивали. Ведь Андрей всегда поступал так, чтобы было хорошо только ему, даже если от этого страдала вся его семья. Он всегда забирал у меня и у детей последнее. И отнюдь не потому, что он сам стоял на краю бездны, а потому, что для него не существовало никого и ничего, кроме собственных интересов и желаний. Чтобы потешить собственное самолюбие он готов был предать и подставить всех и вся. Вот каким человеком был мой муж. И у меня нет ни капли сожалений о его смерти, а есть лишь убеждённость в том, что справедливость всё-таки существует.
«Мельницы богов работают медленно, зато мелят мелко», – прочла я когда-то у Сидни Шелдона. И теперь я точно это знаю. Но только воспоминания о перенесённых унижениях и страданиях настолько глубоко ранили мою душу, что в ней почти не осталось живого места. Боль изъела меня изнутри, и я просто не могла спокойно жить дальше, не оглядываясь назад. И порой так и хотелось утонуть в этой боли, позволив ей съесть меня заживо.
Я безумно устала бороться за своё светлое будущее. И как ни парадоксально это звучало, но пока муж был жив, я не позволяла себе падать духом и продолжала биться со всем миром за право жить на этом свете. Но теперь, когда основное препятствие, не дававшее мне расправить крылья, было устранено, я вдруг почувствовала неимоверную усталость. Словно я выдохлась в этой долгой борьбе, и теперь мне уже всё было безразлично.
Каждый мой день проходил
