Избранный - Бернис Рубенс
Рабби Цвек коснулся груды на кровати.
— Норман? — позвал он. — Это папа.
Одеяло не шевельнулось. Рабби Цвек решил, что Норман его не слышал, встал и наклонился над грудой.
— Норман, — повторил он, — это папа.
— Забери меня домой, — прошептал Норман.
Рабби Цвек огляделся. К ним направлялся человек с шахматной доской. Рабби Цвек покачал головой.
— Не сейчас, — шепотом сказал он подошедшему. — Он хочет спать.
Шахматист с досадой пожал плечами, медленно отошел и присоединился к группе шаркунов меж рядами кроватей.
— Норман, — снова позвал рабби Цвек.
Норман откинул одеяло с лица. Он всхлипывал.
— Что они сделали с тобой в той комнате? — спросил рабби Цвек.
— Ты сам отправил меня сюда, — ответил Норман.
— Для твоего же блага. Так говорят врачи. — Ему не хотелось брать на себя ответственность.
— Но, папа, ты же сам разрешил им увезти меня. Ты мог их остановить. Забери меня домой. Пожалуйста. — Норман расплакался.
Рабби Цвек старался сохранять твердость.
— Побудь здесь немного. — Он обхватил ладонями голову Нормана. — Всего несколько дней. Если ты сегодня вернешься домой, снова начнешь принимать таблетки.
— Не начну, не начну, — крикнул Норман. — Обещаю. Я к ним больше не прикоснусь. Никогда. Я же вижу, как они на меня влияют. Обещаю.
Из его опухших глаз лились слезы, и рабби Цвек не выдержал. Он уже сомневался, правильно ли поступил. Даже подумал, не забрать ли Нормана тайком. Он взглянул на соседнюю койку. Раньше там никого не было, теперь же, подложив под спину подушки, сидел человек и таращился на него.
— Что смотрите? — заорал рабби Цвек. — Не ваше дело. — Его охватила ярость отчаяния. — Это мой сын, — крикнул он. — Что смотрите?
Человек по-прежнему таращился на него.
— Что смотрите? — снова выкрикнул рабби Цвек.
Норман сел на кровати.
— Пап, тише, — сказал он. — Не обращай внимания. Он сумасшедший. Они тут все сумасшедшие. Забери меня домой. Пожалуйста, — умолял он.
— Я поговорю с врачом, — пообещал рабби Цвек и сразу же пожалел об этом. Как бы ни было тяжело, он вынужден оставить сына в этом месте.
— Так иди и поговори, — сказал Норман и добавил великодушно: — Я тебя здесь подожду.
— Послушай, — ответил отец, — ты должен остаться. Это для твоего же блага, — беспомощно пояснил он. — Пожалуй, не очень долго ты тут пробудешь. Я спрошу у врача, — снова не удержался он.
— Иди и спроси.
— Как буду уходить, зайду и спрошу.
Норман с ненавистью посмотрел на отца.
— Вот что я тебе скажу, — произнес он. — Я так же здоров, как и ты, что бы это ни значило, но, если останусь в этой психушке хотя бы на несколько дней, обязательно рехнусь, как эти. Я тебе клянусь. Ты хочешь, чтобы я рехнулся?
К койке подошел медбрат и жестом показал рабби Цвеку, что пора уходить. Рабби Цвек обрадовался медбрату и тут же устыдился того, что при виде него почувствовал облегчение.
— До свидания, Норман, — сказал он, ненавидя себя за слабость. — Мне пора. Дольше сидеть не разрешают. А ты поспи.
Норман укрылся одеялом.
— До свидания, Норман, — повторил рабби Цвек.
Ответа не последовало. Рабби Цвек наклонился, поцеловал холмик под одеялом, и медбрат мягко увел его прочь.
За дверьми отделения он спросил, можно ли видеть врача. Но, как ему предстояло узнать в последующие визиты, в психиатрической больнице застать врача не так-то просто. Только если приехать в определенный час и в определенный день. В прочее же время приходилось довольствоваться общением с медбратьями и бесчисленными санитарами, развозящими тележки с транквилизаторами: они ежечасно лавировали между кроватями, раздавали суррогаты иллюзий или забвения. Нет, он не хочет видеть медбрата, сказал рабби Цвек. Ему нужно видеть врача.
— Его нет и до завтра не будет.
— Тогда с кем можно поговорить? — робко спросил рабби Цвек.
— Можете поговорить с дежурным медбратом.
Рабби Цвека отвели в комнату, куда до того забирали Нормана. К его удивлению, она оказалась маленькой и безобидной: стол, пара стульев, тележка с лекарствами. За столом сидел медбрат в белом халате. При виде рабби Цвека он поднялся и пододвинул ему стул. Под стулом рабби Цвек заметил один из Нормановых ботинок — пустой, с загнутым задником — и расплакался, не скрываясь и не стыдясь. Медбрат сжал его руку.
— С ним всё будет хорошо, — сказал он. — Это самое трудное время, в особенности для вас.
— Сколько ему придется здесь пробыть?
— Не могу вам сказать, — ответил медбрат. — Завтра его осмотрит врач.
— Мне приехать завтра? — спросил рабби Цвек.
— Лучше подождать несколько дней. Можете звонить в любое время.
— Где он их только берет? — сказал рабби Цвек. — Я выясню, я обыщу весь дом. Я узнаю, кто их ему дает. — Он в отчаянии рухнул на стул.
— Об этом не беспокойтесь, — сказал медбрат. — Пусть сначала оправится. Через несколько дней он здесь освоится. И ему даже понравится.
Рабби Цвек вздрогнул. Он не хотел, чтобы сыну здесь нравилось. Он хотел, чтобы Норман оказался дома и был хорошим сыном, без всяких серебристых рыбок.
— Дома он видит их, — вяло проговорил он. — Везде он видит их. Он чувствует их запах, слышит их. Они живут с ним. Почему мой сын? Мой умный сын, — заключил он, обращаясь скорее к самому себе.
Медбрат наклонился над столом.
— Рабби, — мягко произнес он, — если бы ваш сын вышел в сад, вернулся и сказал: «Отче, я видел горящий куст», — неужели вы не благословили бы его?
Он проводил рабби Цвека до дверей. В коридоре его ждал шофер. Мистера Ангуса уже не было, и долгий путь домой рабби Цвек проделал один.
— Я обыщу весь дом, — снова и снова обещал он себе, а в ушах его стоял голос Нормана, умолявшего забрать его домой.
Когда он вернулся, лавка была пуста, только Белла сидела за прилавком. Ей, как и отцу, не хотелось обсуждать произошедшее. Она пыталась уговорить его лечь в постель, но он не желал отдыхать. Рабби Цвек поплелся наверх, в квартиру,
