Ничего интересного - Кевин Уилсон

— Попрощайся с Лилиан, — велела Мэдисон сыну.

Тимоти промокнул губы салфеткой. Я никогда не видела ничего настолько утонченного и настолько раздражающего. Потом он посмотрел на меня и сказал:

— До свидания.

— До свидания, Тим, — ответила я, надеясь взбесить мальчишку, сократив имя. Вот, я уже веду себя неправильно! Нужно было ему понравиться. Или постараться испытать к нему симпатию. Я могла на нем потренироваться. Пока не приедут близнецы, Тимоти оставался моим единственным шансом научиться разговаривать, общаться с ребенком. Научиться терпеть ребенка.

Я попыталась вспомнить, когда по собственному желанию общалась с детьми. Однажды какая-то малявка потерялась среди стеллажей магазина, где я работала. Я меняла ценник на хлопьях и вдруг заметила ее, как будто специально для меня материализовалось маленькое привидение. Глаза ее были раскрыты широко-широко — дети так делают, когда изо всех сил пытаются не заплакать. Я осторожно протянула руку. Она взялась за нее так просто, без колебаний, и мы зашагали по магазину в тишине, пока не дошли до последнего ряда, где ее безмозглая мамаша стояла перед морозильниками, выбирая готовый обед, не подозревая, что ее дочку могли в любой момент похитить. Не успела я пробормотать мамаше один из подготовленных пассивно-агрессивных комментариев, девочка сжала мою руку, поцеловала ее, а потом ее ладонь выскользнула из моей и малышка подбежала к матери, оставив меня одну. Пару секунд меня обуревало желание схватить девочку и оставить себе. Я открыла морозильник с мороженым и засунула туда голову, чтобы снова почувствовать себя нормальной и дождаться, пока мама с девочкой скроются из виду. Я была так выбита из колеи, что в конце смены украла целый кусок ветчины, только чтобы не думать больше о девочке. Следующие несколько недель я все надеялась, что она вернется, но больше ее не видела. Может, вот чем цепляют дети — ты отчаянно нуждаешься в них вопреки собственному желанию.

Я осталась за столом, хотя Мэдисон с сыном уже ушли. Я заметила, что она съела совсем мало творога, и притянула тарелку к себе. Как только я съела первую ложку, Мэри появилась снова — думаю, телепортировалась — и наполнила мою чашку свежим кофе.

— Я могла бы вам что-нибудь приготовить, — заметила она. — Стоило только попросить.

— А, ну да, я просто подумала, что могу и это доесть. Не хочу, знаете, чтобы еда пропадала.

— Объедки, — бросила Мэри.

Я не могла понять, сочувствует она мне или смеется надо мной. Обычно в таких случаях, если я сомневалась, склонялась ко второму варианту. Но врезать ей я не могла — пока непонятно, насколько Мэри важна для всей этой операции. А потом я сделала глоток кофе и расслабилась. «Вот что такое роскошь, — подумала я. — Не смей это продолбать из-за драки с прислугой, а то изгонят из рая».

— Можно мне сэндвич с беконом? — попросила я Мэри.

Та кивнула и непринужденно склонилась надо мной, забирая тарелку с творогом и черникой.

Я взяла кофе и последовала за поварихой в кухню.

— Я принесу, — сказала она, оглядываясь через плечо.

— Я с вами. Не хочется сидеть одной.

Мэри открыла холодильник размером с автомобиль и вынула огромную пачку бекона. Бросила на сковороду полосок сто — наверное, с килограмм. Даже не глядя на меня, отрезала два куска свежего хлеба и опустила в тостер, который выглядел одновременно и винтажным, и футуристическим.

— Вы давно работаете на Мэдисон? — спросила я.

Она не ответила, пока не выскочили тосты.

— Я работаю на Джаспера Робертса одиннадцать лет.

— Вам нравится?

— Нравится ли мне работа? — Мэри нахмурилась и напряглась, и я понимала почему. Каждый раз, когда в супермаркет нанимали нового оболтуса, я должна была поскорее оценить, сколько лишней работы мне нужно проделать, чтобы компенсировать все его промахи, сколько его косяков затронет меня. Но я завоюю доверие Мэри. Мои косяки останутся только моими. Ей ничего не грозило.

— В смысле, тут как, нормально?

— Работа как работа. Нормально. Сенатор Робертс вполне приличный мужчина. — Мэри опустила бекон на бумажное полотенце, чтобы оно впитало жир. — Чем-нибудь намазать хлеб? Или так оставить?

— Можно майонез?

Когда сэндвич был готов, Мэри положила его на тарелку, которую не стыдясь можно было бы поставить на свадебный стол. Казалось, тарелка разобьется, если на нее дохнуть.

— Я поем тут, у стойки? — спросила я.

Мэри пожала плечами. Ну и естественно, естественно, это был лучший сэндвич, который я когда-либо ела. Сначала я подумала, что это потому, что его приготовил кто-то другой, но мама время от времени готовила мне жалкие сэндвичи, так что, может, дело было в атмосфере. Я попыталась унять поток мыслей.

— Ужасно вкусно, — сказала я.

Мэри просто кивнула. Я съела сэндвич в три укуса и уставилась на тарелку, понятия не имея, что с ней делать. Мэри забрала ее и помыла прямо у меня на глазах. Я не стала спорить. Видимо, все так и должно быть.

— Значит, вы работали на мистера Робертса, когда он жил со второй женой? — спросила я.

— Да, конечно, — ответила Мэри.

— И как их дети?

— А какими они бывают? Дети как дети. Суматошные.

— Как Тимоти? — уточнила я, и мне показалось, что Мэри слегка улыбнулась.

— Нет, не как Тимоти, — сказала она и, чуть смягчившись, попыталась объяснить: — Суматошные. Но в хорошем смысле. Веселые, славные дети. Устраивали кавардак, но мне было не в тягость за ними прибирать.

— Я буду о них заботиться, — сообщила я.

— Я знаю, — ответила она, но понять, действительно ли она об этом знала, было невозможно. Мэри была хороша. Сразу видно, профи.

— Мэдисон — моя лучшая подруга.

Я сморозила глупость, и Мэри знала, что я сморозила глупость, потому что не удостоила меня ответом.

— Спасибо за сэндвич, — выдавила я, и она повернулась ровно в том направлении, где ее ожидала работа.

Я бродила по дому, заглядывая во все комнаты, просто чтобы свыкнуться с мыслью, что мое тело находится в таком особняке. Гадала, для чего предназначена каждая комната, чем они отличаются друг от друга. Ходить по мраморному полу коридора в носках было ужасно неприятно, но во всех комнатах на прекрасных дощатых полах лежали гигантские ковры времен, наверное, Гражданской войны. Имелась и игровая комната, хотя, думаю, она называлась по-другому: бильярдная, что ли. Посередине стоял бильярдный стол, у одной стены пинбол, у другой шахматная доска, два