Перевёрнутая чаша. Рассказы - Галина Константинова
– Минус второй этаж, господин Корнаковский.
– А конечный пункт – минус бесконечность?
– Извините, я не могу полностью расшифровать ваш юмор.
– Тем не менее, ты понял, что это юмор. Тоже хорошо.
– Я вам должен показать и разъяснить, как устроено наше здание. Оно находится под землёй, как вы поняли. Есть разные пути, чтобы в него попасть, один из них вы испытали на себе. Это прогибающаяся полусфера поляны, которая затем переворачивается, соответственно, и вы вместе с ней.
– Довольно варварский способ, ты не находишь?
– Он не лишен логики. Вы не успеваете испугаться.
– Точно. Просто за одну секунду попрощался с жизнью, и всё.
– Минус третий этаж. У нас много роботов.
– И все они такие же милые, как ты?
– Очевидно, вы любите шутить.
– И кто же вами управляет, всем этим подземным царством?
– Люди. Роботы всегда служили людям.
– Знаем, знаем, читали. И чем же это ваше подземелье занимается?
– У нас есть лаборатории, комнаты для отдыха, плантации… Это практически автономный город.
– Любопытно. И никто про этот город ничего не знает. Почему же Полина сразу мне про него не рассказала?
– Наверное, не было соответствующей инструкции.
– Так вы тут все по инструкциям живете? Оргнунг-оргнунг…
– Если вы имели в виду немецкое слово в прямом его значении, то я вас понял.
– Я имею в виду, что ваша организация имеет довольно чёткую структуру. Только не слышал я, чтоб в советских организациях использовали бы роботов. Разве что у Стругацких где-то читал.
– Минус четвертый этаж.
– Ты что, издеваешься? Давай к вашему главному, я хочу знать, чего от меня-то, грешного, хотят. На самом деле я изрядно проголодался, неплохо было бы подкрепиться.
– На минус пятом этаже у нас прекрасная столовая.
– И как он определяет, ведь нигде ни индикаторов, ничего. Как будто все время был в одной и той же комнате, только падал и падал вниз. Теперь дверной проем вырисовался на противоположной стене. Глеб с некоторой опаской шагнул за роботом и очутился в просторной зале. Вместо окон он заметил их имитацию. Нестерпимо захотелось выглянуть.
– Можете выглянуть, если вам так хочется. Только имейте в виду, выпрыгивать в окно не стоит.
– Это что, тюрьма?
– Нет. Это правила безопасности и герметичности.
Еда оказалась достаточно обычной. Салат из кальмаров, зелень, мясное рагу и что-то непонятно-фруктовое и напитки. Глеб с удовольствием поел, неожиданно ощутив зверский аппетит. И что дальше, откормили и на вертел?
– И что дальше? – спросил он у робота, ему-то точно было это глубоко фиолетово, а вдруг еда лишь имитация продуктов, как-то быстро промелькнула мыслишка в голове.
– С вами побеседуют.
Похоже, добиться от него чего-то, более вразумительного, не удастся. Робот он и есть робот. Впрочем, на службе все мы роботы, выполняем команды, чем меньше размышляешь, тем меньше вероятность совершить ошибку… Импровизированный лифт опускался вниз, а робот бездумно повторял «минус шестой… минус десятый…». Так и в ад спустишься незаметно, хмыкнул про себя Глеб, ладно, посмотрим.
– Минус девяносто девятый, – дверной проём овальной формы раскрылся двумя лепестками. Примерно такая же комната, в которой он очутился после своего внезапного падения. Полная пустота. Посередине чуть освещаемый круг, теперь пол, наоборот, начал подниматься, и словно из воздуха стали обрисовываться очертания стула. Точно, камера пыток, сейчас посадят на стул и начнут пытать, с какой целью забросили в Россию. Как из сна десятилетней давности. Вот так он просыпался в холодном поту и осматривал свои руки, быстро шел на кухню, заваривал крепкий чай, курил одну сигарету за другой и вздрагивал всем телом от шорохов в ленинградской ночи. Выглянув в двор-колодец, искал всматривающимися глазами фигуры, в соответствии с принятым стандартом, в серых плащах… Он присел на стул. Да нет, вполне материальный.
– Приветствую вас, господин Корнаковский, – вспыхнувшие глаза на стене, быстро меняющие цвета, ослепили его. Он заслонился рукой.
– Извините, это минус девяносто девятый, или исходная точка?
– Минус девяносто девятый. Я понимаю, что, возможно, мы были не совсем правы… Кстати, Полина вам чуть позже подробно объяснит. Мы организация, совершенно не политическая, мы вообще анти-политическая организация.
– К анархии призываете?
– Не перебивайте. Наша организация абсолютно добровольная и дающая некоторые преимущества перед другими людьми. Но это не власть над людьми, не манипулирование, исключительно использование возможностей наших ресурсов.
– Что-то я не пойму – вы бесплатно даёте людям дополнительные возможности?
– Бесплатно – в смысле денег. Разумеется, наши члены должны привлекать новых членов, которые, подобно ручейкам, будут наполнять полноводную реку нашего движения. Мы – в некотором роде братство, но все многочисленные ассоциации, возникшие у вас при упоминании этого термина, вы можете смело отбросить. Не всемирное братство посвященных, не всемирное братство кольца, не религиозная секта, не масоны, у нас нет глубоко проработанных философских идей.
– Так что же у вас есть? Толстовское непротивление злу насилием?
– Это сложно объяснить. Это надо просто прочувствовать. Внутренняя свобода и гармония.
– Гм… Это так старо.
– Все идеи стары, как мир. Человечество всегда топчется вокруг одних и тех же идей, в зависимости от ситуации. Какова ситуация, такова и идея.
– То есть ситуация первична?
– Мы отошли от темы. Собственно, нам нужно ваше желание с нами сотрудничать.
– Это скорее похоже на вербовку.
– Называйте, как хотите. Вы же журналист, понимаете, что сначала было слово, и нам нужно ваше умение с ним работать.
– А… вы предлагаете мне написать? Можно, я сразу откажусь. Я пишу только то, с чем внутренне согласен. А ваша химерная идея о всеобщей гармонии мне кажется весьма смешной. Это сон разума.
– Что ж… Подумайте. До свидания, я думаю, ваше решение переменится.
Часть 6
Солнце било в тусклые окна, перебегающие зайчики щекотали ресницы. Полина лежала на его руке, подвернув ногу. Глеб залюбовался её узорно вычерченными вздрагивающими ноздрями. Во всей ее позе было что-то детское, незащищённое, куда подевалась уверенная молодая женщина с насмешливым характером. Да, женщина очень хороша, когда она спит, когда её дыхание свежее, морщинки не портят свежего лба, и во всей фигуре чувствуются совершенство. Она открыла глаза, и рыжая шевелюра заискрилась золотом.
– Как настроение?
– Замечательное. Что-нибудь освежительное, и в путь, – ласково
