Николай Гоголь - Том 5. Женитьба. Драматические отрывки
Явление XVIII
Агафья Тихоновна (входит).
Уж так, право, бьется сердце, что изъяснить трудно. Везде, куды ни поворочусь, везде так вот и стоит Иван Кузьмич. Точно правда, что от судьбы никак нельзя уйти. Давича совершенно хотела было думать о другом, но чем ни займусь, — пробовала сматывать нитки, шила ридикуль, — а Иван Кузьмич всё так вот и лезет в руку. (Помолчав). И так вот, наконец, ожидает меня перемена состояния! Возьмут меня, поведут в церковь… потом оставят одну с мужчиною — уф! Дрожь так меня и пробирает. Прощай, прежняя моя девичья жизнь. (Плачет). Столько лет провела в спокойствии… Вот жила, жила — а теперь приходится выходить замуж! Одних забот сколько: дети, мальчишки, народ драчливый, а там и девочки пойдут; подрастут — выдавай их замуж. Хорошо еще, если выдут за хороших, а если за пьяниц, или за таких, что готов сегодня же поставить на карточку всё, что ни есть на нем! (Начинает мало-помалу опять рыдать). Не удалось и повеселиться мне девическим состоянием, и двадцати семи лет не пробыла в девках…(Переменяя голос). Да что ж Иван Кузьмич так долго мешкается?
Явление XIX
Агафья Тихоновна и Подколесин (выталкивается на сцену из дверей двумя руками Кочкарева).
Подколесин (запинаясь). Я пришел вам, сударыня, изъяснить одно дельцо… Только я бы хотел прежде знать, не покажется ли оно вам странным?
Агафья Тихоновна (потупляя глаза). Что же такое?
Подколесин. Нет, сударыня, вы скажите наперед: не покажется ли вам странно?
Агафья Тихоновна (так же). Не могу знать, что такое.
Подколесин. Но признайтесь: верно вам покажется странным то, что я вам скажу?
Агафья Тихоновна. Помилуйте, как можно, чтобы было странно? От вас всё приятно слышать.
Подколесин. Но этого вы еще никогда не слышали. (Агафья Тихоновна потупляет еще более глаза; в это время входит потихоньку Кочкарев и становится у него за плечами). Это вот в чем… Но пусть лучше я вам скажу когда-нибудь после.
Агафья Тихоновна. А что же это такое?
Подколесин. А это… Я хотел было, признаюсь, теперь объявить вам это, да всё еще как-то сомневаюсь.
Кочкарев (про себя, складывая руки). Господи ты боже мой, что это за человек! Это просто старый бабий башмак, а не человек, насмешка над человеком, сатира на человека.
Агафья Тихоновна. Отчего же вы сомневаетесь?
Подколесин. Да всё как-то берет сомнение.
Кочкарев (вслух). Как это глупо, как это глупо! Да вы, сударыня, видите: он просит руки вашей, желает объявить, что он без вас не может жить, существовать. Спрашивает только, согласны ли вы его осчастливить.
Подколесин (почти испугавшись, толкает его, произнося тихо). Помилуй, что ты!
Кочкарев. Так что ж, сударыня? Решаетесь вы сему смертному доставить счастье?
Агафья Тихоновна. Я никак не смею думать, чтобы я могла составить счастие… А, впрочем, я согласна.
Кочкарев. Натурально, натурально, так бы давно! Давайте ваши руки!
Подколесин. Сейчас. (Хочет сказать что-то ему на ухо; Кочкарев показывает ему кулак и хмурит брови; он дает руку).
Кочкарев (соединяя руки). Ну, бог вас благословит. Согласен и одобряю ваш союз. Брак это есть такое дело… Это не то, что взял извозчика, да и поехал куды-нибудь, это обязанность совершенно другого рода, это обязанность… Теперь вот только мне времени нет, а после я расскажу тебе, что это за обязанность. Ну, Иван Кузьмич, поцелуй свою невесту. Ты теперь можешь это сделать. Ты теперь должен это сделать. (Агафья Тихоновна потупляет глаза). Ничего, ничего, сударыня. Это так должно; пусть поцелует.
Подколесин. Нет, сударыня, позвольте, теперь уж позвольте. (Целует ее и берет за руку). Какая прекрасная ручка! Отчего это у вас, сударыня, такая прекрасная ручка?.. Да позвольте, сударыня, я хочу, чтоб сей же час было венчанье, непременно сей же час.
Агафья Тихоновна. Как сейчас? Уж это, может быть, очень скоро.
Подколесин. И слышать не хочу. Хочу еще скорее, чтобы сию же минуту было венчанье.
Кочкарев. Браво! хорошо! Благородный человек! Я, признаюсь, всегда ожидал от тебя много в будущем! Вы, сударыня, в самом деле поспешите теперь поскорее одеться: я, сказать правду, послал уже за каретою и напросил гостей. Они все теперь поехали прямо в церковь. Ведь у вас венчальное платье готово, я знаю.
Агафья Тихоновна. Как же, давно готово. Я в минуточку оденусь.
Явление XX
Кочкарев и Подколесин.
Подколесин. Ну, брат, благодарю! Теперь я вижу всю твою услугу. Отец, родной для меня не сделал бы того, что ты. Вижу, что ты действовал из дружбы. Спасибо, брат, век буду помнить твою услугу. (Тронутый). Будущей весною навещу непременно могилу твоего отца.
Кочкарев. Ничего, брат, я рад сам. Ну, подойди, я тебя поцелую. (Целует его в одну щеку, а потом в другую). Дай бог, чтоб ты прожил благополучно (целуются), в довольстве и достатке; детей бы нажили кучу…
Подколесин. Благодарю, брат. Именно, наконец, теперь только я узнал, что такое жизнь. Теперь предо мною открылся совершенно новый мир. Теперь я вот вижу, что всё это движется, живет, чувствует, эдак как-то испаряется, как-то эдак, не знаешь даже сам, что делается. А прежде я ничего этого не видел, не понимал, то-есть просто был лишенный всякого сведения человек, не рассуждал, не углублялся и жил вот, как и всякий другой человек живет.
Кочкарев. Рад, рад. Теперь я пойду, посмотрю только, как убрали стол; в минуту ворочусь. (В сторону). А шляпу всё лучше на всякий случай припрятать. (Берет и уносит шляпу с собою).
Явление XXI
Подколесин (один).
В самом деле, что я был до сих пор? Понимал ли значение жизни? Не понимал, ничего не понимал. Ну, каков был мой холостой век? Что я значил, что я делал? Жил, жил, служил, ходил в департамент, обедал, спал, — словом, был в свете самый препустой и обыкновенный человек. Только теперь видишь, как глупы все, которые не женятся; а ведь, если рассмотреть, какое множество людей находится в такой слепоте. Если бы я был где-нибудь государь, я бы дал повеление жениться всем, решительно всем, чтобы у меня в государстве не было ни одного холостого человека. — Право, как подумаешь: чрез несколько минут, и уже будешь женат. Вдруг вкусишь блаженство, какое точно бывает только разве в сказках, которое просто даже не выразишь, да и слов не найдешь, чтобы выразить. (После некоторого молчанья). Однакож, что ни говори, а как-то даже делается страшно, как хорошенько подумаешь об этом. На всю жизнь, на весь век, как бы то ни было, связать себя и уж после ни отговорки, ни раскаянья, ничего, ничего — всё кончено, всё сделано. Уж вот даже и теперь назад никак нельзя попятиться: чрез минуту и под венец; уйти даже нельзя — там уж и карета, и всё стоит в готовности. А будто в самом деле нельзя уйти? Как же, натурально нельзя: там в дверях и везде стоят люди; ну, спросят: зачем? Нельзя, нет. А вот окно открыто; что, если бы в окно? Нет, нельзя; как же, и неприлично, да и высоко. (Подходит к окну). Ну, еще не так высоко, только один фундамент, да и тот низенький. — Ну, нет, как же, со мной даже нет картуза. Как же без шляпы? Неловко. А неужто, однакоже, нельзя без шляпы? А что, если бы попробовать — а? Попробовать, что ли? (Становится на окно и, сказавши: «Господи, благослови!», соскакивает на улицу; за сценой кряхтит и охает). Ох! однакож высоко! Эй, извозчик!
Голос извозчика. Подавать, что ли?
Голос Подколесина. На Канавку, возле Семеновского мосту.
Голос извозчика. Да гривенник без лишнего.
Голос Подколесина. Давай! Пошел! (Слышен стук отъезжающих дрожек).
Явление XXII
Агафья Тихоновна (входит в венчальном платье, робко и потупив голову). И сама не знаю, что со мною такое! Опять сделалось стыдно, и я вся дрожу. Ах! если бы его хоть на минутку на эту пору не было в комнате, если бы он за чем-нибудь вышел! (С робостью оглядывается). Да где ж это он? Никого нет. Куда же он вышел? (Отворяет дверь в прихожую и говорит туда). Фекла, куда ушел Иван Кузьмич?
Голос Феклы. Да он там.
Агафья Тихоновна. Да где же там?
