Николай Богданов - О смелых и умелых (Избранное)
Так и отчалили, не найдя рукава и не попрощавшись с островитянами, скрывшимися в глубине острова.
Когда мы проплывали у его восточной конечности, мимо густых кустов, из них вдруг показался Вася и, кинув нам в лодку рукав, крикнул:
- Нам вашего не нужно! Прощайте! Счастливого пути, бездельнички!
- А вы воришки-вредишки - чай-сахар рассыпаете, ватники рвете!
- Ой, неправда! Это не мы, это кролики. Она для гнезда утащила в нору, крольчиха! Мальва!
Сашок и Пашок сразу примолкли.
- У нас здесь кроличий лагерь! Кроликов разводим, понятно? прокричал, сложив руки рупором, Вася вдогонку подхваченной течением нашей лодке.
И после этих слов нам все стало ясно. Тайна острова была разгадана. Это кролики забрались к нам в шалаш, топотали ночью по полянке, как барабанщики, устраивали пляски. Это они растащили наши запасы, пока мы спорили из-за совы, которая повадилась летать на полянку и хватать зазевавшихся зверьков, да вот попалась, наткнувшись на противовоздушную оборону островитян...
- Ну, что же мы теперь запишем в наш бортовой журнал?
Наступило долгое и неприятное молчание.
- Я врать не буду, - сказал наконец Сашок, - так и запишу, как мы заслужили название "бездельники"...
- Ага, - вздохнул Пашок.
- Как на одном из безымянных островков местные юннаты, вон из того села Высокие Поляны, поселили на лето кроликов, чтобы они разводились на природе, на даровом привольном корме... Удобно: остров - лучший вольер; кругом вместо сетки вода... А мы ничего не поняли... И остались в их глазах чудаками, бездельниками, ничего не понимающими в жизни; вступились за сову, таскавшую у них кроликов. Все совы, конечно, полезны, но именно эта вредна. А мы, как простаки...
- Ну нет, - вспыхнул Пашок, - я не согласен! Я в простаках еще не оставался! Брось, не пиши!
- Так что же, врать прикажешь?
- Зачем врать? Исправить все это надо. Понимаешь, надо вернуться!
- А ну, на весла! - скомандовал я. - Поворот "все вдруг"!
Ни разу еще с такой быстротой не исполнялась моя команда. Лодка круто развернулась. Впереди было несколько островков из песка, намытых, очевидно, "грязнухой", землечерпалкой, чистившей русло реки. Они лежали голые, пустынные, мертвые. И вдали виднелся зеленый остров. Но мы не поехали к нему. Не могли мы признать себя побежденными смекалкой сельских ребят. Мы решили ответить на брошенный нам вызов с не меньшей хитростью.
- Против течения! - командовал я, нарушая завет отцов, Сашиного и Пашиного.
Сашок и Пашек были ребята неплохие; беда была в том, что их слишком любили и баловали родители, ничем не утруждали. А тут пришлось сесть на весла и ударить во всю силу рук!
Бить против сильного течения было нелегко. Но жажда мести так вдохновила гребцов, что они не чувствовали усталости.
- Мы их проучим, и так, чтобы они запомнили надолго! Чтобы наша месть осталась памятной в веках! - говорил я.
- Мы не проплывем, как вода... без следа... - говорил Сашок.
- ...и без пользы, - уточнял Пашок. - Мы не пузыри!..
У нас уже возник коварный план.
Выгрузившись и разбив палатку на одном пустынном острове, что был побольше других, мы на пустой лодке поплыли на тот берег резать ивовые прутья. Зачем? Это была наша тайна.
И началась работа! Мы ходили на тот берег - тоже против течения. Так уж нам не повезло. Тащили лодку лямкой вверх по ручью, где заросли ивняка были особенно густы, а на обмелевших берегах чернела тенистая, наносная земля.
Мы возили на свой островок прутья и сырой ил. Пот лил с нас градом. Все стали черными от грязи и красными от усилий. Порвали одежду. Набили мозоли. Но трудились без удержу - так овладела нами одна интересная мысль.
Мы резали сочные прутья и втыкали рядами в сырой песок острова. В начале лета ивняк везде принимается, особенно в песке, под которым вода. Вот траве трудней, пока-то она своими корнями доберется до влаги. Трава любит расти на илистых наносах.
Мы разгребали веслами канавки, таскали в них ил - ну и тяжела же сырая земля! - и поверх плодородного ила укладывали срезанный на том берегу травянистый дерн.
Да еще поливали его каждый вечер, черпая воду из реки.
Так мы жили, потеряв счет дням, пока дерн принялся, а посаженный нами ивняк выпустил первые клейкие листочки.
Победа! Пустынный остров преобразился. На нем густо пошла трава и не густо, но весело зазеленели будущие заросли ивняка...
Но не в этом дело - главное было в том, что мы из полосок дерна выложили и вырастили лозунг: "Привет высокополянским юннатам от москвичей!" И теперь он ярко зеленел среди белого песка.
И больше того: когда посаженные нами прутики превратятся в кустики, сверху, с высокого берега, можно будет прочесть: "Саша" и "Паша". Огромные подписи сказочных богатырей, расписавшихся так остроумно и необыкновенно.
Они останутся в веках подобно знаменитому иероглифу "Цзинь", изображенному древними китайскими мудрецами где-то в Маньчжурии при помощи кедров. Царство "Цзинь" давно исчезло, а имя его сохранили столетние деревья... Это все знали Сашок и Пашок, очень начитанные товарищи...
Вот все это, полеживая на носу лодки, и заносили они в бортовой журнал. И были совершенно счастливы, что сами создали таинственный остров. То-то удивятся ему островитяне! Пусть теперь они попробуют отгадать нашу тайну!
Сама жизнь заставит их искать новые острова - кроликов на воле разведется столько, что им на одном острове будет тесновато. Недаром грызуны забрались к нам в палатку, утащили пачку чая, прогрызли мешочек с гречневой крупой, а сахарный песок смешали с речным... Верно говорят: "Плодовиты, как кролики..." Вот поедут ребята искать траву, резать ветки и вдруг увидят - на пустынном прежде острове что-то растет... Эге, да это не просто выросло!.. Вначале задумаются, прочитав, что скажут им трава и зеленые кусты ивняка, потом все вспомнят про нас. И стыдно им будет...
А нам хорошо!
БЫЛ ЕРОШКА...
- Ерошка, подай черпак! Ерошка, прими весло! Эй, слетай живей, ключ от лодки забыли!
Туда Ерошка, сюда Ерошка, повсюду Ерошка - катись горошком. В каждой рыбацкой бригаде есть мальчишки на побегушках. Бойкий народ! Они и сети починять, и под невод нырять, если зацеп. Они и костры разводить, и уху варить. Да еще и рыбаков смешить, - скучного мальчишку таскать за собой на рыбалку неинтересно.
Ерошка смешной, хотя ничего взъерошенного в нем нет. На вид он чистенький, рубашка заправлена под ремешок длинных брюк, стрижен по моде чубиком, на руке настоящие часы, только неисправные, не ходят.
Рыбаков смешит его забавный, ершистый характер. Посмотрите, как он взъерошился и наскакивает на самого могучего человека в бригаде - рыбака Николая. Ох уж этот Николай! Приладив к корме подвесной мотор, как небрежно он заливает в бачок бензин... Забыл заправить раньше.
- Дядя Николай, да кто же так делает? Бензин цедить надо! Я же вам шелковый лоскут дал. Где он?
Отмахнувшись ладонью шириной с весло, Николай долил бак, крутанул раз-другой - мотор не завелся.
- Ну вот, я же говорил... Всегда так... Медведь в лесу со смеху помрет, если увидит, как вы с мотором обращаетесь! Дядя Николай, это же техника!
Рыбаки, набиравшие невод в большую завозную ладью, рассмеялись. У Николая установились сердитые отношения с мотором. Он сгоряча обзывал "капризную технику" обидными именами, стучал кулаком по цилиндру, грозился утопить, и в конце концов упрямый мотор заводился. Его приобрели совсем недавно. Николай съездил в город и привез его на том самом грузовике, на котором приехали Ерошка с матерью. В дороге все смеялись, когда на ухабах Николай прижимал к груди мотор, как ребенка.
Мать поступила в новую, сельскую больницу, красиво построенную на берегу моря, а Ерошка пристал к рыбакам. Ей из окна дежурки видны смоляные лодки, невод на сушилах, суетящиеся перед отплытием люди. И даже издалека мать всегда угадает среди них своего сына.
Вот она вышла на высокий берег в чистом белом халате, который делает ее воздушной, круглой, похожей на облако. Сложила ладони рупором:
- По радио сказали - идет шторм!
- Знаем! - басовито отвечает ей Ерошка в настоящий рупор. - Пока придет, сбегаем и вернемся!
"Не рыбачка, - усмехается он про себя, - не знает, что рыба перед непогодой выходит разгуляться на мелкие места. Вот тут-то и надо прихватить стаю-другую леща... На моторе - это не на веслах, как прежде... Раз-два - и обернулись".
- Давай, давай, пошевеливайся! - негромко сказал бригадир Артемов.
И все стали действовать живей.
Это был старик с белой бородой и черными бровями. Ерошка побаивался его грозного взгляда и непонятной власти.
Артемов никогда не ругался, редко повышал голос. Но стоило ему крикнуть кому-нибудь во время работы с неводом: "Эй, прохиндей, не в полную силу тянешь!" - и человек бледнел. Это было самое худшее на свете, что мог услышать рыбак от бригадира.
В артели каждый должен работать на совесть: без напряжения всех сил трехсотметровый невод не вытянешь. Ловчишь, тянешь не в полную силу выгонят из артели с позором, как человека, недостойного товарищества.
