Елена Нестерина - Это Фоме и мне
- Что-что? Бедного Кувалдометра взяли в больницу как раз в разгар его брачного периода, вот что, - как-то по секрету сообщил Галине Петровне Фома.
- А... Они такие. У них такое бывает... Тогда ясно. - и вскоре эта секретная информация стала известна всему персоналу. И теперь в бокс Фомы и Ужвалды не заходил из женщин уже почти никто.
Однажды лунной ночью под окно бокса пришли и сели негры. Выкатив урну на середину, один негр уселся на неё, поставил перед собой четыре барабана, из которых только два - нормальные барабаны, а остальные совсем уж барабанчики, особенно самый маленький. Поставил и, разбивая тишину, начал стучать по ним плоскими ладонями. Другой утыкал клумбу звонкими деревянными палочками с блестевшими под луной шариками на концах. Негр ударял молоточками на длинных ручках по шарикам, дребезжал по палочкам, широко открывал рот и закидывал голову.
Кувалда подскочил к окну и, выкатив глаза, прислонил их к стеклу.
- Тёх-тё-тё-тё-тё-теххх... - негромко и тревожно неслось между инфекционным отделением и моргом. - Бы-ды-дымс, дымс, дымс, бы-ды-дымс...
Третий негр приплясывал босыми ногами по асфальту, нагибался, бил несколько раз по нему ладонями, хлопал себя по животу и заду - и снова приплясывал. Сначала шлёпала по асфальту пятка, сразу за ней хлопала рука по среднему барабану, "ты-тох-х-хх" - откликался большой барабан, семенила дробь по маленьким, как будто тропический ливень по листьям пальм звенели палочки на клумбе.
- Кувалда, это кто - друзья твои пришли, да? - то, что происходило, просто потрясло Фому, но он старался говорить весьма равнодушно, чтобы Ужвалда чего не подумал. Но Ужвалда молчал.
- Вом, бо-бо-бо-боа, - приглушённо пел тот, который плясал, - вом, бо-бо-бо-боа...
Барабанщик тоже ему подпевал, а тот, что звенел палочками, молчал и только зловеще улыбался, как показалось Фоме, который смотрел из засады, прячась за штору. Кувалда, как загипнотизированный, не отрывал от негров глаз. Тонкие кривые ноги пляшущего колыхались в очень широких раструбах длинных трусов, теперь и он тоже улыбался, и тоже зловеще, в этом не было уже никакого сомнения.
- Кувалдометр, дурак, ты достал уже молчать! Это твои друзья? Или кто это? Откуда их принесло?
Но Кувалда даже не оборачивался на Фому, но было видно, что его колени дрожат мелкой дрожью.
Звонкая сухая груша размером с хороший кабачок появилась в руках танцора, он затряс ею, мелко-мелко запрыгал.
"Шаманы Вуду! - понял вдруг Фома. - Надо спасать брата по разуму!"
Ужвалда уже весь распластался по окну, дышал часто и бился грудью о стекло, как орёл саванны. Фома выскочил из своей засады, включил в боксе свет и, отгоняя колдовство, сложил из пальцев на каждой руке по "fuck"у и грозно показал их шаманам. Он надеялся, что шаманы первыми выбьют стекло, и был готов к битве.
Но негры вдруг начали уходить. Скаля зубы, собрал свои палочки с клумбы один, взял барабаны под мышку другой, и даже солист остановился, последний раз встряхнул грушу, словно гречку на пол просыпал, почесал пятку и направился вслед за остальными колдунами по направлению к выходу из больничного комплекса. Они ничего не говорили, просто уходили, и всё, лишь один колдун открыл рот и кровожадно засмеялся, Фома даже увидел, как блеснули в свете фонаря большие слюнявые зубы.
Ужвалда быстро забрался под одеяло и замер. Фома подскочил к нему и встряхнул хорошенько.
- Ты, партизанская морда, ты говорить будешь, или нет?
- Чего говорить-то?
- Это кто сейчас ушли?
Ужвалда похлопал глазами, не успевшими привыкнуть к яркому свету лампочки. И честно посмотрел на Фому:
- Это мои однокурсники.
Фома развёл руками.
- Ого-го... Так ты, оказывается, студент, да, Кувалда?
- Был... когда-то. - и вздохнул, ну совсем как Мхов вздохнул, точно так же трогательно.
- Был... Двоечник, что ли? Или "хвостист"? А на кого ж ты учился? Тоже, что ли, как они, - плясун, певец и игрец на народных инструментах?
Кувалда жмурился, как маленький тигрёнок, махал лапками и жеманно поводил плечами, устремив взгляд куда-то под кровать. Фома быстро выключил свет, чтобы Кувалдочка не стеснялся, и это действительно помогло.
- Сегодня день независимости. В нашей стране. - тихо сказал Кувалда. Мы теперь от всех независимые.
- И это правильно. А однокурсники тебя поздравлять пришли? Да?
- Нет. Просто чтобы я посмотрел. И всё.
- На что посмотрел?
- Какие они независимые. А я, я...
- А ты что, не независимый, что ли?
- Нет, уже нет...
- Почему?
И Ужвалда, выпив минеральной воды и съев три банана, начал рассказывать историю своей семьи.
БОМЖ ВСЕМИРНОГО ЗНАЧЕНИЯ
Одна африканская республика, скажем, Берег Слюнявой Кости, а хотите, Берег Слоновой Челюсти, жила себе без забот. Народ о своём благе под жарким солнцем заботился сам, бананы росли везде, один лишь лист пальмы давал покой и тень целой семье, волны лазурного моря завершали комплекс удовольствий. Всё было хорошо, республика имела даже свой военный флот красивую белую яхту, на которой была установлена пушка. Завидев яхту у берега или на горизонте, каждый житель страны кланялся и приветливо махал ей - патриотизм был в этой республике на высоте. Президент и министры этой страны жили тихо и мирно, в свободное от войны и борьбы с трудностями время (а ни войны, ни трудностей в стране не было очень-очень давно) занимались тем, что торжественно, при большом скоплении рукоплещущего народа и последующих салютах в ночное небо, вручали друг другу медали и назначали новые должности, которые, конечно же, и в это верили все, ещё больше помогут процветанию независимой республики.
Однажды один из министров, находящийся как раз в чине адмирала военного флота, сшивший себе по этому поводу белый китель, щедро разукрашенный золотом и драгоценными камнями, был назначен своим правительством послом в Россию. Его жена Бенух и десять детей отправились, конечно, с ним. Жена Бенух сразу в России прижилась, отдала детей в школу и кружки по интересам, а сама полюбила дамские журналы, которые стала выписывать себе на дом на деньги посольства республики и личные средства посла в неограниченном количестве. Сам посол тоже любил жить широко, и вскоре пришлось продать шитый золотом адмиральский китель. Шли месяцы, выпускались журналы, Бенух тосковала и плохо одевалась, время от времени пытаясь, отменив занятия в кружках, продать детей куда-нибудь в рабство. Но посольские дети не пригодились ни в цирке, ни в ансамбле песни и пляски имени Локтева, ни в Сандуновских банях. Бенух била их по лбам кокосовым орехом и отправляла просить милостыню, на чём несколько детей смогли составить себе капитал и снять по отдельной квартире. Остальные так и жили при родителях, громко тосковали вместе с ними и просились домой, к тёплым волнам лазурного моря и бесплатным бананам.
Однако поиздержавшимся послом заинтересовалась американская разведка, имеющая свой интерес на Берегу Слоновой Челюсти, интерес этот распространялся и на соседние государства. Ей нужен был свой президент независимой республики. И вот посол выкупает свой прекрасный адмиральский китель, Бенух снова хорошо выглядит, дети целы и невредимы, вернулись в семью даже бывшие барствующие отщепенцы, и теперь все снова ходят в бассейн, школу и кружки, а старшенький, по имени Ужвадло, - в университет. Вскоре, оставив студента в покое и общежитии, семья исчезает из России, и вот в республике Берег Слоновой Челюсти появляется новый президент. Страна мужает и крепнет, на флагмане военного флота появляется вторая грозная пушка, а на имя жены президента республики Берег Слоновой Челюсти все иллюстрированные дамские журналы мира высылают свои номера. Президент вручает медали кабинету министров, сын-студент получает машину "Форд" на праздник Дня Благодарения, слоночелюстной народ ликует. Но вскоре с территории соседней страны границу тайно пересекает группа повстанцев, сеет смуту, подстрекает, по ночам топчет американский флаг и портрет Президента Республики, раздаёт тёмному населению обсидиановые ножи и динамитные шашки. И вот уже режим Кувалдина папы свергнут...
Два дня на боевой яхте заряжали пушку журналами Бенух и под ритуальное пение стреляли ими по крокодилам. Продажного президента выслали из страны вместе со всей семьёй и объявили вне закона. И пока ничего не подозревающий Ужвалдо продолжал в России плохо учиться и предаваться разгулу и веселью, его семейство скиталось по миру. Вскоре за очередную несданную сессию студента Ужвадло отчислили из университета, он продал подарочную машину и продолжал жить безбедно. Но вскоре и деньги, и прописка закончились. Он хотел умотать домой, но узнал, что ехать-то ему, члену семьи вне закона, и некуда, да и наши власти его, такого подозрительного, выпустить из страны не могли. И выслать не могли тоже, потому что, опять-таки, некуда, да и у нас прописывать его было совершенно не за что - абсолютно никакой ценности он не представлял.
