Григорий Козинцев - Наш современник Вильям Шекспир
Объяснение происходящему дала жизнь.
Исключительное выражало лишь обычное.
В числе обычного был и расцвет всех видов лести. Любое из авторских посвящений, создававшее ореол вокруг имени мецената, в угодничестве оставляло далеко позади себя фантазию старших дочерей Лира. Подле повелителя, не ограниченного в своей власти, непременно существовали люди, изо всех сил раболепствующие, готовые обожествить тиранию. И почти всегда те, кому приходилось все это выслушивать, выслушивали с удовольствием; и даже если эти государственные деятели и были людьми умными и опытными, ум и опыт не мешали им быть глухими к фальши и доверчиво принимать восторженную оценку своей личности за ее истинное значение.
Издавна это явление приобрело такой масштаб, что Данте не поскупился отвести в аду для льстецов целый ров, где они визжали и хрюкали, брошенные в зловонные отбросы и нечистоты.
Стоит увидеть события трагедии происходящими не в сказочном пространстве, а в реальном мире деспотии, и поведение Гонерильи, Реганы и Лира покажется жизненным.
Способы изображения времени в "Короле Лире" непохожи на привычный нам историзм. Шекспир нередко выражает суть событий формами, внешне как бы противоречащими этой сути. Иногда он рассказывает об одной эпохе, но упоминает при этом другую; сочиняя сказку, он описывает реальность, исторические факты переплетает с легендой; он ошибается в географии, нетверд в хронологии.
Утверждать, что все его анахронизмы закономерны, - опрометчиво. Но не менее легкомысленно счесть их лишь результатом условности елизаветинской драматургии или спешки в работе.
Причины переплетения эпох и стран нередко заключались в самой поэтике.
Общеизвестно, что, как бы ни именовались автором места действия и какие бы имена ни носили герои, события и характеры были связаны с современной ему Англией. Но это утверждение, верное в своей основе, совсем не обозначает, что среда всех трагедий была одной и той же, а события веков являлись лишь маскарадом. Никто еще не пробовал перенести "Гамлета" в мир "Ромео и Джульетты" или сыграть "Отелло" в костюмах "Макбета". Значит, не так уж были несущественны и указанные страны, и век, в который по пьесе происходили события.
Вернее всего сказать, что эти события происходили и в елизаветинской Англии, и в какой-то другой (указанной в пьесе) стране, в эпоху Шекспира, но с его эпохой сливались черты другого (указанного в пьесе) времени.
Для чего же нужен был сдвиг времен и укладов?
Стараясь понять жизнь, Шекспир отыскивал корни явлений, уходящие далеко вглубь, сталкивал предание и реальность, древний уклад и современную страсть.
В смешении эпох и стран он находил возможность сравнения, подчеркивания, обобщения.
Не случайным было смещение времен и в "Короле Лире". Легендарные имена короля и его дочерей сохранились в трагедии не только потому, что так назывались эти герои в старину. Не случайностью являлось и то, что имена их остались, а другие, данные лицам, похожим по фабульному положению на прошлые варианты, были заменены новыми.
Чтобы со всей силой контраста выявить современные процессы, и на главное действующее лицо, и на завязку событий была брошена тень другой эпохи.
В новом веке и уже в совсем ином качестве повторилась история старинного героя. Герой этот стал образом, одновременно и связанным с описываемой эпохой, и противоположным ее устремлениям.
В некоторых свойствах своей натуры Лир отличен от всех его окружающих. Он иной, непохожий на всех, кто стоит рядом. И именно потому, что он иной, возможны и такая сила заблуждения и не меньшая сила прозрения.
Что же отличает образ Лира от других действующих лиц?
Прежде всего масштаб. Лир наделен поэтической мощью героя древних преданий. Каждое из движений, выражающих его характер, наполнено силой. Этот человек принадлежит к какому-то другому, не современному роду и племени. И хотя Регана его дочь, а ему восемьдесят лет, кажется, что он родился на несколько тысячелетий раньше своей дочери.
Огонь патриархального костра освещает его фигуру.
Иногда он кажется пришедшим из доисторического времени, героического века, когда, по преданию, обитало на земле племя людей, величественных и в добре, и в зле. Высшей властью обладал старейший, мудрый старшина рода.
Родовым старшиной, фигурой ветхозаветных преданий предстает иногда Лир. В его убеждении в своей правоте заключены не простота или безумие, а поэтическое величие. Его образ связан с легендами о времени, когда только узнавали цену золота, люди еще не стали коварны и хитры, не делали различия между словами и мыслями.
В "Короле Лире" - обилие библейских образов. Ветхозаветные проклятия гремят в поэзии. Отчаяние плачей, экстаз пророчеств наполняют ритмы силой, страстью. Древние символы и аллегории создают сравнения.
Ораторский пафос Возрождения нередко был связан с густотой тона этих образов. И что существенно: библейские слова становились мятежными. Когда Лютер переложил псалом сорок шестой, то получилась, как писал Гейне, "Марсельеза Реформации". Пророки Иеремия, Даниил, Иезекиил снабдили изречениями Томаса Мюнцера.
Однако не только эти "громкие и закованные в железо старые слова" (Гейне)-просвечивающий слой преданий - определяют образ Лира. Неразрывно с древними чертами, меняя форму и суть этих черт, существуют и иные свойства.
Сквозь легендарный образ проступают жизненные черты деспотического владыки: можно узнать, как он судил, чеканил деньги, набирал солдат. Множество подробностей, относящихся ко времени его правления, обнаружатся во время сцен сумасшествия. Картины прошлого связаны с войной, насилием, кровью. Король-воин, он сам учил солдата правильно натягивать тетиву лука, королевская рука твердо держала меч.
Было время,
Своим точеным добрым палашом
Заставил бы я всех их тут попрыгать.
Не только мысли о попранной справедливости владеют им, а и воинственные воспоминания:
Ста коням в войлок замотать копыта
И - на зятьев! Врасплох! И резать, бить
Без сожаленья! Бить без сожаленья!
Если позабыть все, связанное с преданием, пропадет поэзия и масштаб фигуры, но если увидеть лишь эти черты и не понять всего отражающего действительность, - исчезнут и смысл образа, и его трагическая сила. Лир постиг царящую в мире несправедливость, но одним из выражений этой несправедливости было и его владычество, был он сам - король.
В сценах, достигающих наибольшего трагизма, Лир осуждает не только отвлеченное понятие власти, но и реальную власть, которою он сам обладал. Теперь такая власть ему кажется противной разуму, преступной. Ужасающие картины народного горя отражают действительные отношения эпохи. Это горе следствие владычества Лира.
Трагедия Лира заключалась не только в том, что у старика отца оказались неблагодарные дочери. Все здание его королевского величия оказалось непрочным, подобно всякой власти, сильной только угнетением и страхом.
Истинная жизнь была скрыта от короля. Он видел только наружность людей, внешний вид вещей, отношений.
Лживый мирок заменил для него мир. Лесть ослепила старого короля. Его мышление перестало отражать действительность, фантастические представления он принял за реальность. "Малый мир" человека (излюбленный философский и психологический образ елизаветинцев) подменил большой мир жизни. Поэтическое выражение этого величайшего человеческого заблуждения насчитывает вековую традицию, и Бэкон с удовольствием вспоминал слова Гераклита: "Люди, ищущие истину в собственном своем маленьком мире, а не в большом".
Лир хотел найти истину в собственном маленьком мире.
Король обожествил свою личность. Ему стало казаться, что вовсе не власть, полнотою которой он обладал, определила его место в жизни, но внутренняя неизменная ценность его человеческих достоинств. В сознании Лира постепенно образовалась искаженная картина реальных связей - слепки наружности отношений, а все окружавшее короля было показным, поддельным. Зеркало восприятия потускнело, изогнулось - стало кривым. Менялся мир, но искривленный, тусклый мирок сознания человека, загородившего себя от жизни, оставался все таким же.
Образы этих двух миров предстают в самом начале.
Подземные толчки сильнее и сильнее сотрясают большой мир: еще удар - и все рухнет. Все уже прогнило; любые виды человеческих связей и отношений держатся лишь на тоненькой ниточке. Еще усилие - и не только государство распадется на три части, но и все существующее развалится на куски, разобьется вдребезги.
Этого не замечает Лир.
Он видит позолоту, улыбки, красивые одежды, слышит лишь восторженные слова. В его малом мире - ни облака. Там господствуют покой, идиллия. Все происходящее прекрасно: мудрый и справедливый король осуществляет свою последнюю волю, сейчас он снимет с головы корону и, окруженный всеобщей заслуженной любовью, отдаст власть наследницам; теперь они будут охранять справедливость. Седой патриарх в последний раз творит закон. Начинается древнее испытание любви.
