Иван Бунин - Том 1. Стихотворения. Рассказы
1903
Диза
Вечернее зимнее солнцеИ ветер меж сосен играют,Алеют снега, а в светлицеЯнтарные пятна мелькают.
Мохнатые тени от сосен,Играя, сквозят позолотойИ по столу ходят; а ДизаВ светлице одна, за работой.
На бронзу волос, на ланиты,На пяльцы и руки широкоВечернее льется сиянье,А думы далеко, далеко.
Тяжелое зимнее мореГрохочет за фьордом в утесах,И стелется по ветру пенаИ стынет на снежных откосах;
Качаются с криками чайкиИ падают в пену и тают…Но звонкой весенней слюдоюДавно уж откосы блистают!
Пусть ночи пожарами светятИ рдеют закаты, как раны,Пусть ветер бушует, — он с юга,Он гонит на север туманы!
Пусть милый далеко, — он верен…И вот на вечернее солнце,На снег, на зеленые ветвиОна загляделась в оконце.
Забыты узоры цветные,Забыты точеные пяльцы,И тихо косою играютПрозрачные тонкие пальцы.
И тихо алеют ланиты,Синяя, как снег, белизною,И взоры так мягки и ярки,Как синее небо весною.
<1903>
Запустение
Домой я шел по скату вдоль Оки,По перелескам, берегам нагорным,Любуясь сталью вьющейся рекиИ горизонтом низким и просторным.Выл теплый, тихий, серенький денек,Среди берез желтел осинник редкий,И даль лугов за их прозрачной сеткойСинела чуть заметно — как намек.Уже давно в лесу замолкли птицы,Свистели и шуршали лишь синицы.
Я уставал, кругом все лес пестрел,Но вот на перевале, за лощиной,Фруктовый сад листвою закраснел,И глянул флигель серою руиной.Глеб отворил мне двери на балкон,Поговорил со мною в позе чинной,Принес мне самовар — и по гостинойПолился нежный и печальный стон.Я в кресло сел, к окну, и, отдыхая,Следил, как замолкал он, потухая.
В тиши звенел он чистым серебром,А я глядел на клены у балкона,На вишенник, красневший под бугром…Вдали синели тучки небосклонаИ умирал спокойный серый день,Меж тем как в доме, тихом, как могила,Неслышно одиночество бродилоИ реяла задумчивая тень.Пел самовар, а комната беззвучноМне говорила: «Пусто, брат, и скучно!»
В соломе, возле печки, на полу,Лежала груда яблок; паутиныПод образом качалися в углу,А у стены темнели клавесины.Я тронул их — и горестно в тишиРаздался звук. Дрожащий, романтичный,Он жалок был, но я душой привычнойВ нем уловил напев родной души:На этот лад, исполненный печали,Когда-то наши бабушки певали.
Чтоб мрак спугнуть, я две свечи зажег,И весело огни их заблестели,И побежали тени в потолок,А стекла окон сразу посинели…Но отчего мой домик при огнеСтал и бедней и меньше? О, я знаю —Он слишком стар… Пора родному краюСменить хозяев в нашей стороне.Нам жутко здесь. Мы все в тоске, в тревоге…Пора свести последние итоги.
Печален долгий вечер в октябре!Любил я осень позднюю в России.Любил лесок багряный на горе,Простор полей и сумерки глухие,Любил стальную, серую Оку,Когда она, теряясь лентой длиннойВ дали лугов, широкой и пустынной,Мне навевала русскую тоску…Но дни идут, наскучило ненастье —И сердце жаждет блеска дня и счастья.
Томит меня немая тишина.Томит гнезда немого запустенье.Я вырос здесь. Но смотрит из окнаЗаглохший сад. Над домом реет тленье,И скупо в нем мерцает огонек.Уж свечи нагорели и темнеют,И комнаты в молчанье цепенеют,А ночь долга, и новый день далек.Часы стучат, и старый дом беззвучноМне говорит: «Да, без хозяев скучно!
Мне на покой давно, давно пора…Поля, леса — все глохнет без заботы…Я жду веселых звуков топора,Жду разрушенья дерзостной работы,Могучих рук и смелых голосов!Я жду, чтоб жизнь, пусть даже в грубой силе,Вновь расцвела из праха на могиле,Я изнемог, и мертвый стук часовВ молчании осенней долгой ночиМне самому внимать нет больше мочи!»
1903
Одиночество (И ветер, и дождик, и мгла…)
И ветер, и дождик, и мгла Над холодной пустыней воды.Здесь жизнь до весны умерла, До весны опустели сады.Я на даче один. Мне темноЗа мольбертом, и дует в окно.
Вчера ты была у меня, Но тебе уж тоскливо со мной.Под вечер ненастного дня Ты мне стала казаться женой…Что ж, прощай! Как-нибудь до весныПроживу и один — без жены…
Сегодня идут без конца Те же тучи — гряда за грядой.Твой след под дождем у крыльца Расплылся, налился водой.И мне больно глядеть одномуВ предвечернюю серую тьму.
Мне крикнуть хотелось вослед: «Воротись, я сроднился с тобой!»Но для женщины прошлого нет: Разлюбила — и стал ей чужой.Что ж! Камин затоплю, буду пить…Хорошо бы собаку купить.
<1903>
Сумерки (Как дым, седая мгла мороза…)
Как дым, седая мгла морозаЗастыла в сумраке ночном.Как привидение, березаСтоит, серея, за окном.
Таинственно в углах стемнело,Чуть светит печь, и чья-то теньНад всем простерлася несмело, —Грусть, провожающая день,
Грусть, разлитая на закатеВ полупомеркнувшей золе,И в тонком теплом ароматеСгоревших дров, и в полумгле,
И в тишине, — такой угрюмой,Как будто бледный призрак дняС какою-то глубокой думойГлядит сквозь сумрак на меня.
1903
Полярная звезда
Свой дикий чум среди снегов и льдаВоздвигла Смерть. Над чумом — ночь полгода.И бледная Полярная ЗвездаГорит недвижно в бездне небосвода.
Вглядись в туманный призрак. Это Смерть.Она сидит близ чума, устремилаНезрячий взор в полуночную твердь —И навсегда Звезда над ней застыла.
1904
Развалины
Над синим портом — серые руиныОстатки древней греческой тюрьмыНа юг — морские зыбкие равнины, На север — голые холмы.
В проломах стен — корявые оливыИ дереза, сопутница руин,А под стенами — красные обрывы И волн густой аквамарин.
Угрюмо здесь, в сырых подземных кельях;Н весело тревожить сон темниц,Перекликаться с эхом в подземельях И видеть небо из бойниц!
Давно октябрь, но не уходит лето:Уж на холмах желтеет шелк травы,Но воздух чист — и сколько в небе света, А в море нежной синевы!
И тихи, тихи старые руины.И целый день, под мерный шум валов,Слежу я в море парус бригантины, А в небесах — круги орлов.
И усыпляет моря шум атласный.И кажется, что в мире жизни нет:Есть только блеск, лазурь и воздух ясный, Простор, молчание и свет.
1903–1904
Сапсан
В полях, далеко от усадьбы,Зимует просяной омет.Там табунятся волчьи свадьбы,Там клочья шерсти и помет.Воловьи ребра у дорогиТорчат в снегу — и спал на нихСапсан, стервятник космоногий,Готовый взвиться каждый миг.
Я застрелил его. А этоГрозит бедой. И вот ко мнеСтал гость ходить. Он до рассветаВкруг дома бродит при луне.Я не видал его. Я слышалЛишь хруст шагов. Но спать невмочь.На третью ночь я в поле вышел…О, как была печальна ночь!
Когтистый след в снегу глубокомВ глухие степи вел с гумна.На небе мглистом и высокомПлыла холодная луна.За валом, над привадой в яме,Серб маячила ветла.Даль над пустынными нолямиБыла таинственно светла.
Облитый этим странным светом,Подавлен мертвой тишиной,Я стал — и бледным силуэтомУпала тень моя за мной.По небесам, в туманной мути,Сияя, лунный лик нырялИ серебристым блеском ртутиСлюду по насту озарял.
Кто был он, этот полуночныйНезримый гость? Откуда онКо мне приходит в час урочныйЧерез сугробы на балкон?Иль он узнал, что я тоскую,Что я один? что в дом ко мнеЛишь снег да небо в ночь немуюГлядят из сада при луне?
Быть может, он сегодня слышал,Как я, покинув кабинет,По темной зале в спальню вышел,Где в сумраке мерцал паркет,Где в окнах небеса синели,А в этой сини четко всталЧерно-зеленый конус елиИ острый Сириус блистал?
Теперь луна была в зените,На небе плыл густой туман…Я ждал его, — я шел к ракитеПо насту снеговых полян,И если б враг мой от привадыВнезапно прянул на сугроб, —Я б из винтовки без пощадыПробил его широкий лоб.
Но он не шел. Луна скрывалась,Луна сияла сквозь туман,Бежала мгла… И мне казалось,Что на снегу сидит Сапсан.Морозный иней, как алмазы,Сверкал на нем, а он дремал,Седой, зобастый, круглоглазый,И в крылья голову вжимал.И был он страшен, непонятен,Таинственен, как этот бегТуманной мглы и светлых пятен,Порою озарявших снег, —Как воплотившаяся силаТой Воли, что в полночный часНас страхом всех соединила —И сделала врагами нас.
9.1.05
