Валерий Попов - В городе Ю (Рассказы и повести)
И все! Каждый раз - стоит у входа, как истукан!
Подружки мне говорят:
"Колоссальный у тебя, Ирка, парень!"
Знали бы, какой он колоссальный!
Каждый день: стоит, аккуратно расчесанный на косой пробор, непременно держа перед собой коробочку тающих пирожных. Приводит в свой дом, знакомит непременно с какими-то старыми тетушками, потом под руку ведет к себе.
У каждого свой стиль. У этого - очаровывать манерами! Чашечки, ложечки - все аккуратно. За все время, может быть, один раз вылетел от меня к нему дохленький флюидик, да не долетел, упал в кофе. Кофе попил - и сдох!
Потом, при расставании, целует руку. До часов уже добрался! Конечно, при его темпах...
Однажды Ленка меня спрашивает:
- Ну как он, вообще?
- А-а-а! - говорю. - Бестемпературный мужик!
Но все терпела почему-то. Недавно только произошел срыв.
Встречает у выхода - пирожных нет! Церемонно приглашает в ресторан.
Приходим - уже накрыто: шампанское и букет роз!
"Сейчас бы, - думаю, - мяса после спектакля!"
- Поесть, - говорю, - можно? Дорого?
- Это, - говорит, - не имеет значения!
А сам небось в кармане на маленьких счетиках - щелк!
Сидим. Смотрит на себя в большое зеркало, через плечо, и говорит с грустью:
- Да-а-а... Вот у меня и виски уже в инее!
- Какой еще иней? - говорю. - Что за чушь?
Откинул обиженно голову... Потом стал почему-то рассказывать, какая у него была неземная любовь. Она считала его богом, а он оказался полубогом...
Видит, что я его не слушаю, вскочил, куда-то умчался.
Тут появляются вдруг знакомые - монтажники наши, из постановочного цеха.
- О Пантелеевна, - говорят. - Привет! Закурить, случайно, не найдется?
- У меня, - говорю, - только рассыпные... Да чего там, - говорю, садитесь сюда!
Приходит мой ухажер - у нас уже уха, перцовка, дым коромыслом. Он так сел, откинув голову, молчал. Пил только шампанское, а закусывал почему-то только лепестками роз. Видит, что на него никто не смотрит, вскочил, бросил шесть рублей и ушел.
Но на следующий день снова явился...
2. Он говорил
Первая
Да. У меня с этим тоже хорошо! Недавно - звоню одной.
- А куда мы пойдем? - сразу же спрашивает.
- А что, - говорю, - тебе именно это важно?
- Нет, конечно, не это, но хотелось бы пойти в какое-нибудь интересное место.
- Например?
- Ну, например, в ВТО!
- Почему это в ВТО? Ты артистка, что ли?
- Нет, ну вообще приятно провести время среди культурных людей!
Уломала все-таки - пошли в ВТО.
- Ой! - говорит. - Ну обычная вэтэошная публика!
Тут я несколько уже дрогнул. Нельзя говорить: "вэтэошная", "киношная". "Городошная" - это еще можно.
И главное, сидит практически со мной, а глазами по сторонам так и стрижет!
- Ой, Володька! Сколько зим! Ну, как не стыдно? Сколько можно не звонить?
Тот уставился так тупо. Явно не узнает. Действительно, не понимает сколько же можно не звонить?
- Прямо, - мне говорит, - нельзя в ВТО прийти, столько знакомых!
Потом стала доверительно рассказывать про Володьку: так будто бы в нее влюблен, что даже не решается позвонить, пьет с отчаяния дни напролет!
Слушал я ее, слушал, потом говорю:
- Иди-ка ты спать, дорогая!
Вторая
Больше всех почему-то дядька с теткой переживают за меня.
- Четверть века прожил уже, а жены-детей в заводе нет! Мы в твои-то годы шестерых имели!
- Да как-то все не выходит, - говорю.
- Ну хочешь, - говорят, - приведем мы к тебе одну красну девицу? Работает у нас... Уж так скромна, тиха - глаз на мужчину поднять не смеет!
- Ну, что же, - говорю, - приводите.
- Только уж ты не пугай ее...
- Ладно.
И утром в субботу завели ее ко мне под каким-то предлогом, а сами спрятались. Сидела она на стуле, потупясь, что-то вязала, краснея, как маков цвет. А я, как чудище заморское, по дальним комнатам сначала скрывался, гукал, спрашивал время от времени глухим голосом:
- Ну, нравится тебе у меня, красавица?
И куда она ни шла - всюду столы ломились с угощением.
Наконец, на третий примерно час, решился я ей показаться, появился она в ужасе закрыла лицо руками, закричала... С тех пор я больше ее не видел.
Третья
Однажды друг мой мне говорит:
- Хочешь, познакомлю тебя с девушкой? Весьма интеллигентная... при этом не лишенная... забыл чего. Только учти, говорить с ней можно только об искусстве пятнадцатого века, о шестнадцатом - уже пошлость!
- Да я, - говорю, - наверное, ей не ровня. Она, наверное, "Шум и ярость" читала!
- Ну и что? - говорит. - Прочитаешь - и будешь ровня!
- Это ты верно подметил! - говорю. Подучил еще на всякий случай пару слов: "индульгенция, компьютер", - пошел.
С ходу она ошарашивает меня вопросом:
- Как вы думаете, чем мы отличаемся от животных?
Обхватил голову руками, стал думать...
- Тем, что на нас имеется одежда? И - не попал! Промахнулся! Оказывается, тем, что мы умеем мыслить. Больше мы не встречались.
Четвертая
Встречает меня знакомый:
- Слушай, колоссальная у меня сейчас жизнь, вращаюсь всю дорогу в колбасных кругах. Хочешь, и тебя могу ввести в колбасные круги?
Ввел меня, представил одной. Как-то позвонил я ей, договорились о свидании.
Приходит - на голове сложная укладка, на теле - джерсовый костюм (на базе, видимо, недавно такие были).
Зашли мы в шашлычную с ней, сели. Вынимает из кармана свой ключ, уверенно открывает пиво, лимонад.
Приносит официант шашлык. Она:
- Что это вы принесли? Официант:
- Как что? Шашлык... Мясо. Она:
- Знаю я, что это за мясо! Вы то принесите, которое у вас на складе! Знаю как-нибудь - сама работаю в торговле!
Дикую склоку завела, директора вызвала. Пошла с ним на кухню поднимать калькуляцию.
Возвращается - злая, в красных пятнах.
- Вот так, - говорит, - я уж свое возьму!
"Ты, - думаю, - наверно, и не только свое возьмешь!"
Стала она рвать сырое почти мясо, на меня хищные взгляды кидать.
- Посмотрим, - урчит, - поглядим, на что ты способен!
"Да, - думаю, - ждет меня участь этого мяса!"
- Знаете, - говорю, - я чувствую непонятную слабость. Я должен непременно пойти домой, на несколько секунд прилечь... Всего доброго.
Пятая
Недавно я с отчаяния додумался зайти в кафе. Девушки молодые, одетые модно, у стойки сидят.
С одной попытался заговорить - получил в ответ надменный взгляд.
- Мне кажется, я читаю!
Ей кажется, что она читает.
Хотя, в общем-то, разговор их известен. Если двое их - обязательно почему-то говорят, что они польки или что они двоюродные сестры. На другое ни на что фантазии не хватает. Такой - известно уже - происходит разговор:
- Здравствуйте. Вы кого ждете?
- Не имеет значения.
- А после куда пойдете?
- Не важно.
- А пойдемте ко мне!
- Это зачем еще?
- Чаю попьем.
- А мы чай не любим.
- А что же вы любите.
- Молоко. - Хихиканье.
- И долго вы будете здесь сидеть?
- Пятнадцать суток. - Дикое хихиканье.
И в этот раз одну такую сумел зачем-то разговорить на свою голову. Сразу же целый ворох ненужных сведений был на меня высыпан: как вчера на дежурстве придумала в шкафу спать, где халаты; как на свадьбе у брата все гости передрались в кровь...
И лепечет ведь просто так, явно не различает меня в упор, думает, что я ее подружка какая-нибудь.
Но на следующий день договорился зачем-то с ней встретиться. Почему-то на вокзале назначила.
Прихожу на следующий день - она ждет. Вся замерзла, кулаки в рукава втянула, ходит, сквозь зубы: "С-с-с!"
Тут только сообразил я, почему на вокзале, - она же за городом живет! По болоту пробирается, подняв макси-пальто, до электрички, потом в электричке полтора часа... И все это для того, чтобы чашечку кофе выпить надменно.
С ней подружка ее. Пальто такое же. А может, одно пальто на двоих у них было, просто так быстро переодевали, не уследишь.
Смотрит на меня с явной ненавистью. Как-то иначе она, видимо, меня представляла. А подружка молча тянет ее за рукав в сторону.
- Ты что? - говорю. - Я же тебе одной свидание назначил.
- Без Люськи, - злобно так говорит, - никуда! Мне она дороже тебя!
Рот так захлопнула, глаза сощурила - и все!
- Ну что ж, - говорю, - может быть, в столовую какую-то сходим?
- Да ты что? - говорит. - За кого ты нас принимаешь?
- А что такого? В столовую, не куда-нибудь!
Пришли, сели. И все. Про меня забыли. Словно десять лет со своей подружкой не виделась, хотя на самом деле, наверно, наоборот - десять лет не расставались.
- ... А Сергеева видела?
- Сергеева? Ой, Люська! Пришел, весь в прикиде - ну, ты ж понимаешь!
Моя-то фамилия не Сергеев! Может, потом они и меня будут обсуждать, но пока моя очередь не наступила.
Вижу вдруг - из сумки у нее кончик ломика торчит, изогнутый.
- А ломик зачем? - спрашиваю.
Посмотрела на меня - с удивлением, что я еще здесь.
- А чтобы жахнуть, - говорит, - если кто-нибудь плохо будет себя вести.
- Слушай, - говорю. - Сделай милость, жахни меня, да я пойду.
