Лев Толстой - Том 20. Избранные письма 1900-1910

Сначала развиваются, расширяются, растут пределы физического человеческого существа — быстрее, чем растет духовное существо — детство, отрочество; потом духовное существо догоняет физическое и идут почти вместе — молодость, зрелость; потом пределы физические перестают расширяться, а духовное растет, расширяется, и, наконец, духовное, не вмещаясь, разрушает физическое все больше и больше, до тех пор, пока совсем разрушит и освободится. Я в этом последнем фазисе.

Целую вас всех и всех ваших.

Нынче я получил очень мне приятное длинное письмо из Англии от шведа рабочего, живущего в Glasgow (его адрес: Victor Landgren, 138, North St. Glasgow, Scotland). Я бы хотел ему ответить и сказать, что его письмо доставило мне радость, показав духовную близость с чуждым по внешним условиям человеком. Из его письма я увидал, что он не только верно понимает меня, но что моя внутренняя работа, выраженная в моих писаниях, была полезна и нужна для его души. Узнавать таких людей доставляет мне всегда радость, которая мне кажется незаслуженной. Мне трудно вообще писать, тем более по-английски. Если бы вы написали ему, вы бы сделали и ему и мне, а может быть, в себе приятное*.

58. В. Г. Черткову

1902 г. Июня 2? Гаспра.

Получил, любезный друг Владимир Григорьевич, ваше последнее письмо*, где вы спрашиваете о том, что мы в России думаем о положении вещей. Я, по крайней мере, хотя и живу в России, не могу себе составить никакого определенного мнения о том, чем все это кончится. Вы совершенно верно пишете, что русские люди проснулись. Это несомненный, новый факт, и точно так же верно пишет мне на днях наш милый Булыгин, что теперешнее правительство напоминает ему того пьяницу, который говорит: «Пить — умереть, и не пить — умереть; так уж лучше пить!» Это — два главные явления. То, что русские люди, и народ даже, проснулись или просыпаются и потому начинают действовать; правительство же все глубже и глубже уходит в свою раковину и хочет не только удержать настоящее положение вещей, но еще вернуться к более старому и отсталому. Из соединения этих двух явлений непременно должно выйти что-нибудь новое, но что это будет, я не могу даже гадать, да, я думаю, и никто не может предвидеть, так как история никогда не повторяется. Одно, что мы можем знать, это то, что положение очень напряженное, и всем людям, желающим помочь делу осуществления добра, более чем когда-нибудь, надобно энергично действовать. Я живо чувствую это и, как я ни плох, занят теперь статьей: «Обращение к рабочему народу», которую почти кончил и на днях надеюсь выслать вам*. Третьего дня, в один и тот же день, получил «Освобождение»* Струве и новую «Жизнь»*. Первое очень недурно. «Жизнь» же, к сожалению, совсем не удовлетворила меня. Не говоря о несерьезности тона, главный недостаток — это нелепое, ничем не оправданное предрешение хода человеческой жизни, долженствующее будто бы неизбежно выразиться в социализме. Материала интересного там очень много. Я говорю о перечне стачек и политических наказаний и ссылок. Но в общем я не могу себе представить читателя этого журнала и того влияния, которое он может иметь. Статью о воспитании* — я получил первый лист и нынче — третий, но второго у меня нет. Не смущайтесь тем, что я пишу вам не своей рукой. Я совершенно в состоянии писать и пишу сам, но теперь вечер, и я особенно устал нынешний день, а хочется не оставлять вас без ответа. Я встаю, провожу целый день на воздухе и, хотя и согнувшись по-стариковски, могу пройти шагов двадцать и тридцать.

Ну вот и все. Прощайте, милые друзья. Пишите почаще. По секрету скажу вам, что, несмотря на то что я поправляюсь, я чувствую, что скоро уйду от этой жизни. И не то что мысль эта не оставляет меня, но я не оставляю этой мысли, et je m’en trouve très bien*. Может быть, я ошибаюсь, но мне хотелось сказать это вам.

Л. Толстой.

59. Рафаилу Левенфельду

1902 г. Июля 15/28. Ясная Поляна.

Ясная Поляна. 19.28/7.02

Очень сожалею, любезный Левенфельд, что не могу исполнить вашего желания*. Драма «Труп» только набросана мною вчерне, и я едва ли скоро или когда-нибудь возьмусь за нее*, так как все еще слаб от болезни, а сделать более важного и нужного хочется еще много. Ars longa, a vita, особенно в 74 года, очень brevis*. Желаю вам успеха в ваших делах и всего хорошего.

Лев Толстой.

60. П. И. Бирюкову

1902 г. Августа 20. Ясная Поляна.

Милый друг Поша. Сто лет не писал вам, и это очень огорчает: точно связь наша с вами удлиняется или тонеет. А это мне больно, потому что вы один из первых и лучших друзей, доставивших мне много радости и поддержки. Так не позволим нашей связи разрываться. Ни за что. Боюсь, что я напрасно обнадежил вас обещанием писать свои воспоминания*. Я попробовал думать об этом и увидал, какая страшная трудность избежать Харибды самовосхваления (посредством умолчания всего дурного) и Сциллы цинической откровенности о всей мерзости своей жизни. Написать всю свою гадость, глупость, порочность, подлость — совсем правдиво — правдивее даже, чем Руссо, — это будет соблазнительная книга или статья. Люди скажут: вот человек, которого многие высоко ставят, а он вон какой был негодяй, так уж нам-то, простым людям, и бог велел. Серьезно, когда я стал хорошенько вспоминать свою всю жизнь и увидал всю глупость (именно глупость) и мерзость ее, я подумал: что же другие люди, если я, хваленый многими, такая глупая гадина? А между тем ведь это объясняется еще тем, что я только хитрее других. Это все я вам говорю не для красоты слога, а совсем искренно. Я все это пережил. Одно могу сказать, что моя болезнь мне много помогла. Много дури соскочило, когда я всерьез поставил себя перед лицом бога или всего, чего я часть изменяющаяся. Многое я увидал в себе дрянного, чего не видал прежде. И немного легче стало. Вообще надо говорить любимым людям: не желаю вам быть здоровым, а желаю быть больным.

Живете вы, слава богу, хорошо, как я слышу, с своей милой Пашей и детьми. Не меняйте ничего, а только улучшайте и не скучайте. Говорят, только много у вас лишнего народа. Тяжело это. Надо любовно бороться.

Я пишу, что боюсь ложного обещания воспоминаний. Я точно боюсь, но это не значит, что отказываюсь. Я постараюсь, когда будет больше сил и времени*. У меня есть план избежать трудностей, о которых я говорил, тем, чтобы только намекнуть на хорошие и дурные периоды. Прощайте. Целую вас.

Л. Т.

20 августа

1902.

61. Г. П. Дегтеренко

1902 г. Августа 20. Ясная Поляна.

Очень сожалею, любезный Григорий Павлович, что вы не поговорили со мною лично о том, что вы пишете*. Может быть, я бы вам мог сказать что-нибудь полезное, а также и вы мне. Я благодарю вас за ваше письмо и за то обличение, которое в нем находится. Я постоянно страдаю несоответственностью моей жизни — в последнее время особенно вследствие моей болезни — с теми истинами, которые я исповедую, стараюсь уничтожить это несоответствие и благодарен тем, которые так, как вы в своем письме, напоминают мне о нем и заставляют более стараться привести жизнь в согласие с исповедуемыми истинами.

Я говорю это не о вегетарьянстве, которому я в продолжение 20 лет никогда сознательно не изменял и следование которому не стоит мне ни малейшего труда или лишения. (Я только из вашего письма узнал, что, вероятно, меня обманывали во время моей болезни, варя мне мясные супы.) Я говорю про роскошь той жизни, в которой я нахожусь, и, главное, про пользование прислугой за деньги.

Очень рад был из вашего письма узнать, что вы человек, занятый важными вопросами жизни, что я заметил и по кратким разговорам с вами.

Еще раз благодарю вас за ваше письмо и желаю вам всего лучшего.

Лев Толстой.

20 августа

1902.

62. Вел. Кн. Николаю Михайловичу

1902 г. Августа 20. Ясная Поляна.

Дорогой Николай Михайлович,

Благодарю вас за участие. Здоровье мое поправляется. Но несмотря на то что я живу с удовольствием и стараюсь наилучшим образом употребить остатки своей жизни, не могу не испытывать небольшой досады на то, что мой экипаж, завязший в трясине, через которую мне неминуемо придется переезжать — и даже очень скоро, — вытащили не на ту, а на эту сторону. Силы у меня все еще невелики, а дела очень много. От этого я и не писал вам. Что же касается до вопроса об уничтожении земельной собственности, то я в последнее время написал об этом, насколько умел, обстоятельное сочинение, которое, само собой разумеется, будет напечатано не в России, а в Англии. Заглавие сочинения: «Рабочему народу»*. Всякое сочинение est une lettre de l’auteur à ses amis inconnus*. Оно может служить и ответом на ваши возражения. И если предмет этот интересует вас, вы прочтете его. Теперь же я занят окончанием давно начатого и все разрастающегося одного эпизода из кавказской истории 1851, 52 годов.