снарк снарк: Чагинск. Книга 1 - Эдуард Николаевич Веркин
Мы шагали по мелким лужам; когда лужа была слишком большая, я брал Кристину на руки и переносил по краю. Кристина глупо хихикала и пыталась меня обнять. Рома тоже пытался переносить, но сил у него не осталось, и с первого раза он едва не упустил Кристину в забор.
Нам не встретился никто. Возможно, при виде нашей компании предпочитали скрываться, не знаю. Роман помалкивал, думаю, что он, несмотря на опьянение, стеснялся говорить при Кристине. Хотя, по-моему, ей на все было наплевать. А еще мне казалось, что за нами наблюдают. Я подозревал Федора. Наверняка это он. Тащился за нами, чтобы… Чтобы посмотреть. Не зря он из «Растебяки» сорвался…
Надоели. Как они мне надоели. Федор, Кристина — я опять оказался рядом с ними, и они немедленно втянули меня в свои унылые упражнения. Я подумывал, не оттащить ли Кристину на самом деле в гостиницу или еще лучше в ментовку, но тут Кристина ожила и стала мычать. А я узнал ее дом.
Обычный неинтересный чагинский дом, улица Сорок лет Октября. Недалеко от Снаткиной.
Дом был открыт. Впрочем, я знал, где запасной ключ — над козырьком калитки. Когда мы протискивали Кристину в калитку, я успел проверить, и он оказался там.
На веранде возникли затруднения, лестница узкая, и втроем мы не уместились. Кристина попыталась подняться сама и выскользнула. Мне показалось, она довольно сильно ударилась лицом о ступени. После чего вскочила и убежала в дом.
— Все, — сказал я.
— Мне кажется, надо сходить, — сказал Роман. — Посмотреть, как там… Может, она на полу…
— На полу как раз самое то. Меньше укачивает.
— Лучше проверить. Она могла убиться…
Ну да.
— Я давно пытаюсь понять… — сказал я. — В какой момент обычная провинциальная история становится неотличима от лютейшего треша? Мне кажется, что с годами эта граница все тоньше и тоньше.
— Я все-таки схожу, посмотрю, — ответил Роман.
— Давай скорее.
Роман вошел в дом, а я остался на веранде и сел в кресло.
Долгий день. В Чагинске слишком долгие дни. День начинается и не может остановиться, и ты не можешь остановиться…
Дверь веранды была открыта, дождь усилился и теперь нагонял в дом влажный прохладный воздух.
Вернулся Роман, закурил. Раздобыл сигареты у Кристины, наверное.
— На полу в спальне валялась, — сказал он. — Переложил на койку. Пойдем?
— Дождь.
— Витя, весь день дождь…
Я сидел.
— Пойдем, я устал…
Роман выступил под дождь и быстро вернулся на веранду.
— Дождь… Какой-то маслянистый.
Роман выставил руку под дождь, лизнул палец.
— Кислый…
Я тоже выставил и лизнул. Капли действительно были слегка кисловатые. Хотя это могло и показаться после «Растебяки». Дрянная водка, долгий день.
— Лучше переждать, — сказал Роман. — У меня дядя… прогулялся так, а потом волосы выпали. Кислотные дожди долго не идут…
Мы остались на веранде.
Дождь продолжался.
— Тут все повянет, — сообщил Роман. — Если это настоящий… Все огурцы на хрен повянут…
— И лук пожелтеет, — добавил я.
Я был с этим согласен, сколько себя помнил, в Чагинске всегда выгорали огурцы и желтел лук.
— Слушай, а куда животные в лесу прячутся от кислотного дождя? — спросил Роман. — В норы?
— В норы, — подтвердил я. — Но это временный выход, нора не так безопасна, как им кажется. Потому что из нор сочится радон.
— Радон? — переспросил Роман.
— Радон. Тут повышенный уровень, в каждом подвале плещется. И в банях.
И в норах. Все животные заражены. Ты видел кого-нибудь сегодня в лесу?
— Нет…
— Потому что их нет. Заранее глубже зарылись.
Мы сидели на веранде и смотрели через открытую дверь. Кислотный дождь продолжался.
— А на людей влияет? — поинтересовался Роман.
— А как же. На голову в основном. Помнишь этого… Сарычева? Чучельника? Он все время животных обдирает, от них радона и нахватался. Тронулся башкой, ну, ты же помнишь, совсем с собой не дружит.
— Ну да… А Снаткина?
— У Снаткиной дом наверху, там радона немного, она сама по себе сумасшедшая. То есть она, может, не с детства такая была, но, сколько я ее помню, всегда.
Я вдруг представил детство Снаткиной. Когда видишь старух, никак не можешь представить, что они когда-то были детьми. Боялись, надеялись, думали, были уверены, что мир огромен. Любили, снова надеялись. Потом, непонятно когда, начали стареть. И непонятно от чего. Пошли в лес за грибами, а вернулись другими.
— Жрать опять охота, — сказал Роман. — Как ты думаешь, можем заглянуть в холодильник? Сейчас пожуем, а завтра с утра купим все в магазине. И даже больше.
Хорошая идея. Мы заглянули, но еды в холодильнике нашлось мало: литровая банка соленых зеленых помидоров, колбасный сыр, полбутылки рябиновой настойки. Роман не мог решиться, что выбрать, я взял все. Отправились в большую комнату.
В комнате имелись диван, три кресла, журнальный столик и комод, заполненный старой посудой; я достал рюмки из зеленого стекла и разлил настойку.
— Слушай, а если под такой кислотный дождь попадает кошка? — спросил Роман. — У нее же норы нет?
— Она прячется в ближайшее дупло, — сказал я. — Это все знают.
Помидоры из банки мы высыпали в селедочницу. Зеленые помидоры на вкус — сплошное железо, с виду резиновые и на самом деле резиновые, чем хороши для закуски.
— А что родители сказали? — спросил я. — Когда ты решил остаться здесь?
— Это сложный вопрос… Они сказали, что я свинья… примерно так.
Мы сидели в креслах в большой комнате. Я съел помидор, в нем оказалось много семечек, и они тут же позастревали в зубах.
— Сказали, что я всех подставляю, у них ведь все заранее расписано. Ближайшее время я должен скакать с саблей в зубах и пить водку…
Мы выпили рябиновки, по вкусу она напоминала отвар укропа.
— А этот Федор. — Роман принялся грызть копченый сыр. — Он с вами дружил?
— Ну да.
— Понятно…
Напротив на стене висела пестрая картина с веселыми козаками, а вокруг нее фотографии. Некоторые черно-белые, другие цветные и размытые, третьи полароидные. Фотографии висели кое-как, приколотые булавками, прилепленные изолентой.
— Мы дружили. В детстве все дружат.
Зеленые помидоры удивительно хорошо сочетаются с дрянной рябиновой настойкой, если успеть съесть дольку помидора быстро, вкусовые рецепторы не успевают подать в мозг рвотный импульс.
— Ты правда лазил на телевышку? — спросил Роман.
— Да нет, какая телевышка… Я вообще боюсь высоты. Меня тошнит в самолетах…
— И меня тошнит, — признался Роман. — А
