Николай Чернышевский - Что делать?

Просвещенный человек, — которого точнее следует называть даже просвещенным мужем, хотя у него и не было жены, — итак, просвещенный муж был действительно просвещенный муж, потому что тогда, в 1858–1859 гг., было уж очень просвещенное время. Некоторые непросвещенные люди еще были, да и то уж были большой редкостью, но эта редкость попадалась тогда только между существами, которых нельзя с точностью называть мужами, хотя б у них и были жены, а между мужами в собственном смысле слова, то есть такими мужами, которые мужи собственно сами по себе, — мужи, потому что мужи, а не потому, что имеют жен, — между такими мужами непросвещенных не было: мужи все до одного были тогда просвещенными.

Итак, [просвещенный] муж принял Кирсанова, как, конечно, следует просвещенному мужу принимать гостей, с которыми ому самому захотелось познакомиться, — очень любезно; усадил, сам несколько пододвинул стул, предложил сигару и сказал несколько очень хороших слов о том, что он очень рад случаю познакомиться «с вами, Александр Матвеевич», потому, что он очень много наслышался «о вас, Александр Матвеевич», «как об одном из лучших украшений нашей медицинской науки, которая так необходима для государства», и проч. Все это было действительно очень любезно, особенно то, что называл Кирсанова по имени и отчеству, — вот что значит просвещение! Прекрасная вещь! После этого несколько времени шел просвещенный разговор о медицине, а напоследок дошел до цели знакомства, до приятного случая.

— У меня к вам есть просьба, — сказал просвещенный муж, когда достаточно доказал свою просвещенность и любезность. — Сделайте одолжение, объясните мне, что за магазин открыла ваша супруга на Невском?

— Модный магазин, — сказал Кирсанов.

— Но с какою целью открыт он, это важно.

— С обыкновенною целью всех модных магазинов, торгующих дамскими нарядами.

Просвещенный муж посмотрел на своего гостя с внимательной мыслью; Кирсанов посмотрел на просвещенного мужа тоже с внимательной мыслью; просвещенный [муж], смотря с внимательной мыслью, увидел, что гость, с которым ему приятно было познакомиться, — человек прижимистый, на которого надобно напирать плотнее.

— Я должен вам сказать, господин Кирсанов (почему просвещенный муж вдруг забыл имя и отчество своего гостя?), что о магазине вашей супруги ходят невыгодные слухи.

— Это очень может быть: у нас любят сплетни; магазин моей жены имеет некоторый успех, может быть, есть в ком зависть к нему — вот вам и объяснение. Но любопытно бы знать, какие ж это невыгодные [слухи]? Сплетни о модных магазинах чаще всего состоят в том, что они служат местами любовных свиданий. Не это ли уж? Но это была бы чистая нелепость.

Просвещенный муж снова посмотрел на Кирсанова с внимательной мыслью и убедился, что его гость — человек не только прижимистый, но и очень прижимистый.

— Помилуйте, Александр Матвеевич, кто же смеет оскорблять такою клеветою вашу супругу? Она и вы, конечно, слишком много выше подобных подозрений. И притом, если бы слухи, о которых я говорю, относились к этому, мне не было бы причины искать вашего знакомства, потому что подобными вещами нет надобности заниматься людям серьезным. Но я желал с вами познакомиться потому, что, высоко уважая пользу, приносимую государству вашей ученой деятельностью, я бы желал быть вам полезен, и потому позвольте мне просить вас, Александр Матвеевич, будьте осторожнее. Обществу и, можно сказать, государству драгоценны такие ученые деятели, как вы, потому что процветание науки — первая потребность благоустроенного государства, и потому они должны, Александр Матвеевич, — можно сказать более, — обязаны беречь себя.

— Насколько я сам о себе знаю, я не делаю ничего такого, что противоречило бы моей обязанности перед обществом и государством беречь себя.

Просвещенный муж посмотрел на Кирсанова с внимательной мыслью и увидел, что гость человек не только что прижимистый, но и закоснелый.

— Будем говорить прямо, Александр Матвеевич, к чему людям просвещенным не быть между собою вполне откровенными? Я сам [тоже] в душе социалист и читаю Прудона с наслаждением. Но…

— Позвольте сказать несколько слов, чтобы не оставалось между нами недоразумений. Вы сказали, [вы] «тоже социалист». Это «тоже», вероятно, относится ко мне. Почему я, вы думаете, социалист? Может быть, вовсе нет, — кроме социалистов, есть протекционисты, есть последователи Сэ, есть последователи исторических воззрений Рау, есть последователи множества различных других направлений в политической экономии. Для причисления человека к последователям одного из них надобно иметь какие-нибудь основания.

— Я имею те основания причислять вас, господин Кирсанов, к социалистам, что мне известно устройство магазина вашей супруги.

— Это устройство [одобряют] последователи всех направлений, когда они говорят серьезно. Некоторые из них — и теперь уж очень немногие — нападают на него, когда ведут полемику против последователей какого-нибудь другого направления, смотря по надобности. Но нападают только тогда, когда ведут полемику. В спокойном, чисто ученом изложении не отваживается не признавать его безопасность и полезность для общества решительно никто из пишущих о политической экономии. Если я говорю неправильно, прошу вас указать мне хоть один пример противного.

— Господин Кирсанов, мы здесь не для ученых споров. Вы согласитесь, что мне некогда ими заниматься. Магазин госпожи Кирсановой имеет вредное направление, и я бы советовал ей, и в особенности вам, быть осторожнее.

— Если он вреден, то его надобно закрыть, а нас отдать под суд. Но мне любопытно было бы знать, в чем же состоит его вред?

— Да во всем. Начнем хотя с вывески. Что это такое «Au bon travail»? — это прямо революционный лозунг.

— В переводе это будет означать: «магазин хорошей работы»; какой тут революционный смысл, что модный магазин обещает хорошо исполнять заказы, я не понимаю.

— Смысл этих слов не тот. Они означают, что надобно все магазины так устроить, тогда только будет хорошо рабочему сословию. И само слово travail[14] — это ясно, взято из социалистов, это революционный лозунг.

— Мне кажется, что с тех пор как французы стали пахать землю, а раньше того — охотиться за зверями, они уж занимались какою-нибудь работою и не могли обходиться в своих разговорах без этого слова; а оно очень давнишнее, лет на тысячу старше всех социалистов, уверяю.

— Но к чему вообще какие-нибудь слова на вывеске? «Модный магазин такой-то» — и довольно.

— Вывесок с разными девизами очень много на Невском. «Au pauvre Diable», «A l’Élégance», — мало ли? Потрудитесь проехать по Невскому, вы увидите.

— Мне с вами некогда спорить. Я вас прошу заменить эту вывеску другою, на которой было бы просто написано: «модный магазин такой-то». Вот [это] вообще прямое выражение воли, которая должна быть исполнена.

— Теперь я не спорю, я говорю: это будет сделано. Но, принимая перед вами за мою жену обязательство исполнить это, я должен сказать, что эта перемена сильно вредит денежным интересам предприятия. Она вредит им вдвойне: во-первых, всякая перемена фирмы отнимает значительную часть торговой известности, возвращает коммерческое предприятие далеко назад в отношении торгового успеха; во-вторых, моя жена носит мою фамилию, моя фамилия русская, русская фамилия на модном магазине уже подрывает его. Денежные интересы моей жены сильно пострадают. Но она покорится необходимости.

Просвещенный муж задумался с искренним участием.

— Ваш магазин есть коммерческое предприятие? Эта точка зрения заслуживает внимания. Администрация должна охранять денежные интересы и покровительствовать развитию торговли. Но можете ли вы уверить меня честным словом, что магазин вашей супруги есть коммерческое предприятие?

— Даю вам честное слово, да. Он — коммерческое предприятие.

— Скажите, что можно сделать в облегчение денежной потери, которой, к сожалению, необходимо должна подвергнуться ваша супруга? Все возможные средства для смягчения этого неизбежного удара будут допущены мною с готовностью, могу сказать больше: с удовольствием. Но вы понимаете, эта вывеска не может остаться.

— Мне приходит в голову вот что. В вывеске представляется неудобным слово travail, оно должно быть заменено именем моей жены. В этом состоит требование общественной пользы?

— Да.

— Я нахожу возможным исполнить это требование, важность оснований которого я вполне ценю, избегнув № 2 из двух невыгод страшного удара, который нанесло бы магазину выставленное на нем имя с окончанием — off. Имя моей жены Вера. Можно передать это на французский язык словом Foi. Если оставить слово bon, ограничив эту перемену только размером необходимости, относящейся собственно к слову travail, то новая вывеска была бы: «A la bonne foi» — собственно «добросовестный магазин», но во французской надписи будет даже оттенок консерватизма, соответственно смыслу foi — вера, как бы в противоположность тенденциям отрицательного характера.