Три билета в кино - Яна Эдгаровна Ткачёва
Это была ода Василисе. И я знал, кто автор этих фотографий. У них отличная жизнь, убеждал я себя. Ты разрушил все, что у тебя было, но они просто перешагнули через это и продолжили быть счастливыми вместе. Оставь это, прекрати следить, больной ты сталкер, за их жизнью. Я ударился затылком о стену. Фотография с ногофоном так и стояла у меня перед глазами. Мне не удастся прекратить подглядывать за ними. И отпустить их не удастся.
Я даже не помнил, как оказался под знакомыми окнами. Не был здесь семь лет, с тех самых пор, как, торопясь, словно вор, собрал свои вещи и сбежал, оставив ключи консьержу. Возможно, они переехали? Я хотел, чтобы они переехали. И боялся этого больше всего на свете.
Пока хмель до конца не выветрился и смелость не покинула меня, я решительно набрал номер квартиры. Домофон протренькал несколько раз, и раздался голос, от которого мои внутренности подпрыгнули к горлу:
– Заходи же, мой герой! – пропела она со смехом, но я слышал слегка грустные нотки. Даже годы спустя я мог легко уловить фальшь в ее напускном веселье. Я все еще знал ее.
Я пожал плечами. Понимая, что слова предназначались не мне, все же шагнул в парадную. Поднявшись на второй этаж, увидел широко распахнутую дверь квартиры и знакомый коридор. Никого не было видно. Беспечная Василиса? Лиса, которая не закрывается на все обороты замков?
Войдя в коридор, я замер. Послышались легкие шаги и тот же делано беспечный голос:
– Я уже заждалась, еще чуть-чуть – и специи бы уже не понадо… – увидев меня, она будто налетела на стену. Застыла, раскрыв рот, и выронила деревянную ложку.
Время остановилось. Мы смотрели друг на друга – и годы, годы проносились у меня перед глазами. Она была похожа на мою Лису, но в то же время совсем чужая. Семь лет изменили ее. Фигура стала пышной и мягкой, волосы до пояса, вокруг глаз морщинки. Но моя Лиса угадывалась в бледной коже, в округлившемся «о» маленького рта, в тонких пальцах, которые она прижала к груди в районе сердца. И в слезах, которые градом покатились из ее больших карих глаз.
– Василиса, всё в порядке? – раздался незнакомый мужской голос у меня за спиной.
И я понял, что мы так и стояли, разинув рты, в шоке смотря друг на друга, даже не закрыв дверь. Резко обернувшись, я увидел незнакомого мужика. В животе похолодело, и я сразу понял, что это «ее герой». Он нес набитые пакеты с логотипом «Ленты», из которых торчали пучки зелени.
Меня сковал страх. У него были светлые волосы и серые холодные глаза, которыми он сверлил меня. Я решил, что они остались вдвоем. Но почему я так решил? На ее фотографиях не было никого третьего, но с чего я взял, что мне не нашлось замены?
– Что здесь происходит? – требовательно спросил парень. – Вы кто?
Я заметил, что лицо его с одной стороны изуродовано шрамами, придающими суровый и опасный вид. Он резко подался в квартиру немного странной ломаной походкой и, поставив пакеты на пол, вцепился мне в плечо, пока я растерянно хлопал глазами.
Он был настоящим громилой, кажется, как будто ростом с Сашку, но гораздо шире его в плечах – и тем более меня.
– Макс, всё в порядке, – наконец подала голос Василиса. – Это… Женя.
В его глазах, обращенных ко мне, промелькнуло понимание, и я почти восторжествовал. Он знал обо мне! Стальная хватка на моем плече ослабла, и парень обернулся к Лисе.
– Хочешь, чтобы я остался? – мягко спросил он.
– Нет, – ее голос дрожал. – Спасибо за продукты.
Он кивнул, бросил на нее обеспокоенный взгляд и вышел из квартиры, прикрыв дверь. Я не совсем понял, будет ли он ждать в парадной, пока не уйду, или же пошел куда-то проветриться. Очень странно.
Василиса шумно выдохнула и всё так же молча смотрела на меня. Я не знал, зачем пришел. Разрушить их налаженную жизнь второй раз? Я уже было развернулся, чтобы уйти, понимая, как глупо и беспечно вот так врываться в чужой счастливый размеренный быт. Но в эту же секунду Василиса будто вернулась к жизни. Ее глаза зажглись опасным незнакомым огнем, она задохнулась и резко подскочила ко мне, залепив пощечину такой силы, что моя несчастная пьяная голова мотнулась в сторону.
– Почему! Так! Долго!
Она выкрикивала каждое слово, сопровождая их ударами. Я так растерялся, что увернулся не сразу, и получил дважды.
– Целых! Семь! Долбаных! Лет! – продолжала орать Лиса, наступая на меня, пока я пятился и пытался спасти гудящую голову, но она просто била меня, куда могла достать. Кроме первой оплеухи, удары были слабыми, но от неожиданности остатки хмеля слетели моментально.
Открыто выражающая гнев Василиса – слишком удивительное зрелище даже для моих пьяных мозгов. В итоге я наступил на несчастные пакеты «Ленты», спасаясь от ударов, и даже, кажется, что-то раздавил.
Ударив в последний раз, Лиса внезапно набросилась на меня с объятиями и заплакала в голос. Я обнял ее в ответ. И уткнулся ей в шею, пытаясь сдержать рваные рыдания, сотрясающие все мое тело. Она пахла как Василиса. Как дом. Как давно забытая жизнь.
Мы рыдали и рыдали, судорожно цепляясь друг за друга. Будто бы, если отпустим или ослабим хватку, случится что-то страшное. Хотя все страшное с нами уже случилось.
Когда слезы иссякли, превратившись в сдавленные всхлипы, а после в судорожные вздохи, Василиса расцепила объятия, расстегнула мою куртку и, стащив с меня, швырнула на пол. Взяла меня за руку и повела на кухню. Я послушно следовал за ней, словно ребенок. Усадив меня на диван, она забралась с ногами напротив и стала молча разглядывать опухшими от слез глазами.
– Что ты делаешь? – шепотом спросил я.
– Жду Сашку, – просто ответила Лиса. – Я уверена, Максим позвонил ему сразу, как вышел за дверь.
– Кто этот Максим? – не выдержал я. Ревность и тревога сжирали изнутри.
– Наш сосед, – ответила Василиса и, словно сжалившись надо мной, добавила: – И муж Анны-Марии.
Смутное далекое воспоминание из прошлого кольнуло меня, но я отбросил его, сосредоточившись на следующих словах Лисы.
– Саша будет здесь не позже чем через полтора часа, по моим подсчетам, – сказала она, сверившись с наручными часами. – И я бы на твоем месте не рассчитывала на такой теплый прием, как от меня.
Больше она ничего не сказала и лишь продолжила смотреть на меня. Кроме рыданий и объятий в коридоре,
