Шлейф - Елена Григорьевна Макарова
В поезде сжалось сердце. Боль прихватила лопатку, бешеное колотье не давало свободы вдоху и выдоху. А ведь нужно было все писать заново, и так, чтобы в уме его парторганизации сложилась верная картина.
Жил он теперь в казарме. Из квартиры в Пушкине его выселили под предлогом ленинградской прописки. Садясь за стол и держась левой рукой за грудь, он обмакнул перо в чернильницу.
1) Обстоятельства дела Канторович Эльги Владимировны (все данные).
2) Волкита. Дело тянется с середины июля месяца сего года, несмотря на то, что в июне я обращался в парторганизацию при Военно-политической Академии имени Толмачева. Проверка, произведенная парторганизацией «Смены», никаких связей моей жены с врагами народа не установила и установить не могла, ибо их не было. Как член партии, хорошо знающий свою жену и ее партийное лицо, за свои слова ручаюсь.
Перед тем, как перейти к Васильеву, Федор Петрович прилег на кровать и проделал дыхательные упражнения. С этим дело ясное. Его уже нет. Канторовича пока лучше не трогать.
3) Моя жена, работая до 1933 г. в Красногвардейске в райкоме Комсомола, по молодости не разглядела в Васильеве врага. Он хитро и подло обманывал поначалу красногвардейскую партийную организацию, а в 1937 году и областную партийную конференцию, где пролез в члены пленума Облисполкома. Она действительно допускала ошибку, полагаясь на те впечатления, которые сложились у нее в 1933 году. До момента разоблачения она считала этого двурушника и предателя честным старым партийцем.
4) Мнение. Исключение из кандидатов партии женщины, которой сейчас 24 года (когда она была в Красногвардейске, ей было 19 лет), — мера суровая, несправедливая, не имеет под собой доказательной основы.
5) Требование. Восстановить мою жену в кандидаты ВКП (б).
И подпись. Со всеми регалиями.
Наутро, с ясной головой, Федор Петрович придал письму надлежащую форму.
Парторганизация управления воинской части 6136 гор. Пушкина переправила его письмо во Фрунзенский ВКП(б) г. Ленинграда. Там разобрались, отменили решение парткома и парторганизации редакции газеты «Смена» об исключении тов. Канторович из кандидатов ВКП(б) и утвердили ее на пост ответственного редактора газеты «Большевистское Слово» машиностроительного завода имени 2-й Пятилетки.
Победа! Но не тут-то было.
9 сентября Жигалов собрал вторичное заседание газеты «Смена». Постановление об исключении Ляли из кандидатов ВКП(б) осталось в силе.
Протокол и заключение Жигалов переслал в ПУЛВО. С припиской в конце:
«Федор Петров, старший политрук РККА ЛВО, в беседах с некоторыми членами парткома «Смены», старался доказать якобы несостоятельность материалов, имеющихся в парторганизации, и тем самым занял в деле своей жены совершенно неправильную линию».
Месть Жигалова рикошетом ударила по Федору Петрову.
Сентябрьское обвинение выглядело страшней июньского. Горячим утюгом Жигалов прошелся по делу врага народа Ан. Канторовича, ко всем его мерзостям (работа в газете «Известия», разоблачение и арест органами НКВД) добавил в скобочках еще одну — «являлся ставленником Радека».
Навел мосты — и хрясть по Ляле.
«Эльга Канторович, по ее заявлению, с Ан. Канторовичем не имела связи с 1926 г. Однако при разборе этого дела на парткоме она заявила, что совершенно не удивлена арестом ее двоюродного брата, т. к. он долгое время работал в Советском посольстве в Китае, которое, по ее словам, кишело японскими шпионами, где он, возможно, и был завербован. Этого она никогда парторганизации не рассказывала».
Плохо дело. Получается, что и он, Федор Петрович, не упомянувший Ан. Канторовича в своем письме, является причастным к умышленному сокрытию врага.
«Однако в разговоре с работниками газеты „Смена“ тов. Канторович хвасталась своим двоюродным братом. Вот, мол, какой, заведует Иностранным отделом в „Известиях“. В июле 37 г. по заданию редакции она ездила в Москву и перед отъездом говорила, что зайдет к нему в „Известия“ за помощью».
Возмутительная ложь! Но и отличная зацепка для контрудара: к тому моменту Ан. Канторович уже был арестован.
Далее Жигалов отвратительно пишет об отношениях Ляли с Васильевым. Много вымыслов, — Федор Петрович выписал их в столбик, — но есть и правда. Ляля действительно называла Васильева «политическим отцом» и считала, что он выдвинут «самим Кировым».
Затем возникает новая фигура. Некий комсомолец Рамо, обнаруживший в 1935 году «целый ряд безобразий в Красногвардейском районе, граничащих с вредительством». Ляля, якобы, заявляла, что никакого вредительства там нет, а комсомольца Рамо обозвала склочником и демагогом. Таким образом, по ее вине вражеские дела своевременно не были вскрыты, за что Ляля должна нести ответственность. Тут же Жигаловым говорится, что Рамо выступал одним из главных свидетелей на процессе врагов народа в Красногвардейском РК. Проверить!
Видимо, все дело в Рамо. Недаром Жигалов выставил его первым пунктом.
Ляля исключается: «1) за дачу заведомо неверной характеристики комсомольцу Кр-ого р-на Рамо, сигнализировавшему о враждебной работе Васильева и других врагов народа; 2) за пассивное отношение к фактам развала комсомольской работы в Кр-ом р-не и области; 3) за отсутствие должной остроты и политической бдительности, в результате которой она проглядела подрывную вражескую работу Васильева и других».
Подозрительный факт:: в вердикте Ан. Канторович не упомянут. Удивительно и другое: после зачетного трехступенчатого
