Суббота Воскресенского - Наталья Литтера
Получив сообщение от мамы, Дан понял, что его вечер свободен, и уехал к себе. Купил по дороге хлеба и сыра на завтра, заказал доставку пиццы на дом, пока доберется – курьер принесет ужин.
Потом завернул к магазину со спиртным и купил бутылку виски. Тот редкий случай, когда захотелось расслабиться подобным образом. А лед в морозилке есть всегда.
Дан зашел в квартиру, зажег в коридоре свет, снял обувь и куртку, вымыл руки, включил музыку. Пространство наполнилось тягучими блюзовыми ритмами.
Лед нашелся без труда. Немного виски в широкий стакан, пару кубиков льда, и можно сделать глоток.
Он просто устал.
Закулисные игры с диссертацией, резкие изменения в жизни мамы, ее здоровье, его ответственность, разлука с Женей…
Виски обжигал, но был мягким, хриплый женский голос пел про дождь. Дан закрыл глаза.
Наверное, надо было добраться до комнаты, сесть на диван и насладиться музыкой в полной мере. Музыкой, виски и вечером. Отдохнуть. Отключиться от проблем. Но он продолжал стоять, закрыв глаза.
Низкий голос обволакивал, гитарные струны дрожали, вводя слушателя в легкий транс.
А потом раздался звонок домофона. Дан вздрогнул, открыл глаза и сделал глоток. Пиццу привезли.
Однако за дверью оказался не курьер. За дверью стояла Эжени.
– Пьешь? Без меня? – перешагнув через порог, спросила она, глядя на стакан в его руке.
Дорожный рюкзак упал на пол, и Дан протянул ей виски.
В домофон снова позвонили. На этот раз действительно курьер. Пока Дан принимал заказ, Женя успела раздеться и сделать щедрые глотки из его стакана.
А дальше… Пицца так и осталась лежать на тумбочке, женский голос передал блюзовую эстафету мужскому, стакан с виски снова перекочевал, и Женя потащила Дана за собой в комнату.
Все это казалось таким невозможным, невероятным, что он был как во сне и не сопротивлялся. Даже разговаривать не хотел. А если все же спал – просыпаться. Свет не включали. Света хватало из коридора.
– Потанцуем, ковбой?
Спросила и тряхнула головой. Дан поставил пустой стакан на столик и стянул с ее темных волос резинку. Вот так гораздо лучше.
И все. То ли танец, то ли прелюдия… обняться и почти не двигаться, лишь слегка покачиваясь в такт, а потом и вовсе остановиться, ощущая привкус виски на теплых губах, прижимать к себе крепче, понимая, как сильно, невыносимо скучал, Женя, Женечка…
Она отвечала с готовностью, обхватив руками его шею и что-то прошептав про поздние вечера. Он не понял, что именно.
Закончилось все на полу. Или началось.
– Ты надолго?
– Завтра в одиннадцать улетаю. У нас только ночь.
Как он был счастлив!
Она это сделала. Прилетела к нему.
Дан наконец поверил, что все это ему не снится. Он медленно провел пальцем по щеке Эжени.
– У нас только пицца.
– И виски.
– И лед.
– Живем.
А музыка все играла и играла. Свет из коридора мягко освещал комнату, остывшая пицца ждала в коридоре. Дан рассматривал тени на потолке, обнимая лежавшую на нем Женю.
– Танцуешь ты отвратительно, – пожаловалась она.
– Ты просто не дала мне возможности показать свои таланты, сразу полезла целоваться.
– Это я полезла? Это ты полез. Испортил такой танец.
– Думаешь, испортил?
Эжени не ответила, только плечи под его ладонями затряслись.
– Как твои репетиции?
– Нормально. Пойдем все-таки чего-нибудь поедим. Например, погрызем льда.
Они почти не спали – жаль было тратить время на сон, когда отведено так мало. Мало на прикосновения, слова, поцелуи, даже на то, чтобы просто сидеть напротив друг друга и есть разогретую пиццу.
Она прилетела всего на одну ночь. К нему. Чудо какое. Женька!
– Что?
– Ничего.
– Ты на меня очень подозрительно смотришь.
– Тебе показалось, ведьмочка.
И внутри все замирает от счастья.
Уснули почти в четыре. А в семь уже прозвонил будильник.
Дан встал первым, дал ей немного поспать. У Жени впереди аэропорт, перелет и уже в Сочи какая-то промофотосессия. А Дан не сможет проводить ее до аэропорта. У него утреннее совещание в офисе.
Пока готовил завтрак, написал маме.
Дан: Привет. У тебя все в порядке?
Полина: Привет. Да, все нормально. Послезавтра к нам придет гость.
Дан: Хорошо.
Он понял, что это за гость. Отец будущего ребенка.
Им всем придется как-то сосуществовать.
6
Про Сеню Женька так и не рассказала. Она вообще переводила все вопросы Дана о тренировках на тему спектакля. Рассказывала про декорации, трюки и ничего конкретного про собственное катание. Ну как ему объяснить, что снова катается с бывшим партнером? С одной стороны, в этом нет ничего особенного, с другой… ведь он не просто бывший партнер, он в принципе… бывший.
А рассказывать настоящему про бывшего не так-то просто. И портить эти несколько часов вдвоем выяснением отношений не хотелось.
Она тогда, как увидела Сеню на катке, дар речи потеряла.
– Ты?!
– Не ожидала?
Сеня улыбался широко и довольно. Мол, сюрпри-и-из!
Женя беспомощно перевела взгляд на Льва Циммермана: «Это такая шутка, да? Что он вообще здесь делает?»
Циммерман со свойственным ему библейским спокойствием и ласковым голосом произнес:
– Мне кажется, вы отлично будете смотреться вместе. У Сени партнерша с переломом, раньше лета кататься не будет, он пока свободен. Лучшего партнера тебе не найти.
И все сразу встало на свои места. В том числе и его согласие взять к себе Женю на столь короткий срок. На больший брать не обязательно, ведь летом Арсений возобновит тренировки с Лизой. И тогда на роли Арамиса и белошвейки найдутся другие исполнители. Зато премьеру откатают Евгения Суббота и Арсений Князев. Воссоединение старой пары. Что более интригующее можно придумать для продвижения нового спектакля?
Гениально. Браво!
Ведя переговоры с Женей, Циммерман не озвучивал имя Сени. На ее вопрос о партнере он ответил расплывчато: «Найдем, не переживай».
А теперь все. Поздно. Контракт подписан. Очень подробный контракт с перечнем пунктов, касающихся невыполненных обязательств и размеров штрафов. Если бы она знала заранее…
Лев Циммерман – талантливый спортсмен, уже сейчас великий постановщик, грамотный бизнесмен и… великолепный манипулятор.
Женька стояла посреди катка, ее трясло от злости и негодования. Хотелось кинуть чехлами от лезвий в этих двоих, развернуться и припечатать:
– Я отказываюсь в этом участвовать.
Но она не могла. Только посмотрела на Циммермана и тихо спросила:
– Зачем?
– Будет очень красиво, – ответил он. – Мы покажем зрителям великолепный спектакль.
