Паразиты (сборник) - Дафна дю Морье
Он снова обнял ее и крепко прижал к себе; на этот раз она ответила на его ласку, улыбнулась и положила голову ему на плечо.
— Это был прекрасный день, — сказала она. — Я никогда его не забуду, никогда. Знаешь, дорогой, я наконец-то начинаю получать удовольствие от нашего отдыха.
Ему захотелось закричать от облегчения. Все будет хорошо, решил он. Пусть она верит во все, что хочет, если эта вера делает ее счастливой. Четким контуром на фоне сияющего неба во всей своей красе высилась перед ними Венеция, ведь там еще многое надо увидеть, бродя по ней вдвоем; теперь, когда у нее изменилось настроение, мрак рассеялся, это будет просто великолепно, и он вслух принялся обсуждать предстоящий вечер, место, где они будут обедать, — не в ресторане по соседству с «Ла Фениче», куда они обычно ходили, а в каком-нибудь другом, новом месте.
— Да, но только чтобы недорого, — сказала она, словно ей передалось его настроение, — сегодня мы и так много потратили.
В их отеле на Большом канале была приветливая, умиротворяющая обстановка. Портье улыбался, протягивая им ключ. В спальне все было знакомо, как дома — Лорины вещи аккуратно расставлены на туалетном столике, — но при этом в ней царила едва уловимая атмосфера праздника, новизны, волнения, какой дышат только комнаты, в которых мы останавливаемся на краткие дни отдыха. Они наши лишь на мгновение, не более. Пока мы там, они живут. Когда мы уезжаем, они больше не существуют, они растворяются в безликости. В ванной комнате он отвернул оба крана, вода хлынула мощным потоком, клубы пара поднялись к потолку. Теперь, подумал он, теперь наконец-то самое время заняться любовью; он вернулся в спальню, она поняла, протянула к нему руки и улыбнулась. Какое благостное облегчение после долгих недель воздержания!
— Дело в том, — сказала она некоторое время спустя, надевая перед зеркалом серьги, — что я действительно ужасно проголодалась. Давай не будем ничего придумывать и просто поедим здесь в столовой?
— Нет, боже упаси! — воскликнул он. — Со всеми этими унылыми парочками за соседними столами? Я умираю с голоду, а еще мне очень весело. Я хочу изрядно набраться.
— Только не яркий свет и музыка, ладно?
— Нет, нет… какой-нибудь маленький темный интимный грот, мрачноватый и полный влюбленных с чужими женами.
— Хм, — фыркнула Лора, — нам известно, что это значит. Ты заприметишь какую-нибудь итальянскую красотку лет шестнадцати и весь обед будешь глупо ей улыбаться.
Смеясь, они вышли в теплую, мягкую ночь и попали в волшебную сказку.
— Давай пройдемся, — сказал он, — пройдемся и нагуляем аппетит, чтобы съесть целую гору еды.
Разумеется, они оказались возле Моло, где гондолы с легким плеском танцевали на воде и свет повсюду сливался с тьмой… Другие пары, как и они, без определенной цели, удовольствия ради бродили взад-вперед; шумели и размахивали руками вездесущие матросы, ходившие небольшими компаниями; стуча каблучками, перешептывались черноглазые девушки.
— Беда в том, — сказала Лора, — что, отправившись гулять по Венеции, невозможно остановиться. Ну только через вон тот мост, говорите вы, а затем вас манит другой. Я уверена, что дальше нет никаких ресторанов, мы почти дошли до сада, где проводятся биеннале. Повернем назад. Я знаю, где-то недалеко от церкви Сан Дзаккариа есть ресторан, к нему ведет небольшой переулок.
— Послушай, — сказал Джон, — если мы пройдем немного дальше за Арсенал, потом перейдем мост и повернем налево, то подойдем к Сан Дзаккариа с другой стороны. Как-то утром мы так уже ходили.
— Да, но ведь тогда было утро. Сейчас плохое освещение, и мы можем заблудиться.
— Не суетись. У меня инстинкт на такие дела…
Они свернули за Фондамента дель Арсенале, перешли через мостик почти у самого Арсенала и, пройдя еще немного, оказались у церкви Сан Мартино. Перед ними расходились два канала, один сворачивал направо, другой налево, вдоль каждого тянулись узкие улочки. Джон остановился в нерешительности. По какому они шли накануне днем?
— Вот видишь, — запротестовала Лора, — я же говорила, мы заблудимся.
— Чепуха, — твердым голосом возразил Джон, — надо идти по правому, я помню этот мостик.
Канал был узкий, по обеим его сторонам дома подступали почти к самому берегу, и днем, когда солнечные лучи отражались в воде, когда окна домов были открыты, на балконных перилах проветривалось постельное белье и в клетках пели канарейки, там все дышало теплом и говорило о затворничестве и уединении. Но во тьме, с кое-где светящимися фонарями, с закрытыми ставнями окнами домов и монотонно бьющейся о камни набережной водой, картина до неузнаваемости менялась и производила впечатление заброшенности, нищеты и убогости, а длинные, узкие лодки, стоявшие у скользких ступеней лестниц, напоминали фобы.
— Клянусь, что не помню этого моста, — сказала Лора. Она остановилась и взялась рукой за перила. — И мне не нравится вид переулка за ним.
— Немного дальше там есть фонарь, — сказал ей Джон. — Я точно знаю, где мы, — недалеко от греческого квартала.
Они перешли мост и собирались нырнуть в переулок, когда услышали крик. Он явно донесся от одного из домов на другой стороне канала, но из какого именно, определить было невозможно. С закрытыми ставнями каждый из них казался мертвым. Они обернулись и посмотрели туда, откуда донесся звук.
— Что это? — прошептала Лора.
— Какой-нибудь пьяный, — коротко сказал Джон. — Пойдем.
Нет, это не был крик пьяного, скорее это был крик человека, которого душат, хрипение, оборванное железной хваткой.
— Надо вызвать полицию, — сказала Лора.
— О, ради всего святого, — сказал Джон. Уж не думает ли она, что стоит на Пиккадилли?
— Ну, я пошла, здесь просто жутко, — сказала она и торопливо пошла по извилистому переулку.
Джон в нерешительности помедлил, его взгляд уловил маленькую фигуру, которая вдруг выползла из двери подвала одного из домов на противоположной стороне канала и прыгнула в узкую лодку. Это был ребенок, маленькая девочка — не старше пяти или шести лет — в короткой куртке над едва прикрывавшей колени юбочкой, на голове у нее был капор в форме гриба. На канале стояли четыре лодки, пришвартованные друг к другу; с удивительным проворством, с явным намерением убежать, она из первой перепрыгнула во вторую, затем в третью. Когда при очередном прыжке девочка поскользнулась и едва не потеряла
